Детство и юность Катрин Шаррон - Клансье Жорж Эммануэль (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Едва только начинал звонить фабричный колокол, как машины принимались вертеться, живописцы — распевать свои романсы, рабочие — смеяться, кричать и ругаться. Все это напоминало момент, когда корабль снимается с якоря.
Отъезжающие увозили с собой свои горести и печали, но то, что породило их, оставалось на берегу. И была еще работа, не позволявшая думать о чем-либо постороннем, были трудности в этой новой и непривычной работе, которые надо было преодолевать. «Будь внимательна, Кати! — бурчала тетушка Трилль. — Ты приклеиваешь ручку криво!» Ах, батюшки, и вправду криво! Катрин старалась изо всех сил, забывая обо всем на свете и не видя ничего, кроме этих хрупких чашек, заслонявших от нее жесткое, изуродованное злобой лицо Эмильенны.
— Ну, как? Привыкаем понемногу, Кати?
— Да, мадам Трилль.
— Сегодня ты выработала на целую дюжину больше, чем вчера. Скоро дядюшка Батист будет гордиться тобой.
Дядюшка Батист являлся в их мастерскую после работы, осведомлялся, как идут дела у его подопечной, и обычно бывал доволен ее успехами. Иногда вместе со стариком приходил Орельен и, сияя от радости, слушал похвалы, которые старый мастер расточал Катрин. Потом он провожал девочку до поворота дороги к дому-на-лугах. Пока Орельен был рядом, Катрин чувствовала себя спокойной, словно она еще не покидала фабрику. Но едва Орельен уходил, как девочка снова оказывалась во власти гнетущих дум, боролась с ними в одиночку и всегда терпела поражение в этой неравной борьбе.
Так продолжалось до тех пор, пока Катрин, возвращаясь вечером с работы, не встретила однажды по дороге Ксавье Дезаррижа. Ксавье подошел к ней, неумело разыгрывая удивление: он, видите ли, решил немного прогуляться и никак не ожидал… Орельен, провожавший, как всегда, Катрин, закусил губы; она это заметила.
— Я тороплюсь, — заявил он, — до свидания, Кати!
Ксавье стоял перед Катрин сконфуженный. Он надвинул шляпу на лоб, словно хотел защитить свои водянистые глаза от косых лучей заходящего солнца.
— Такая неожиданность… — начал он снова.
Катрин оглянулась по сторонам, думая, что позади живой изгороди или на откосе увидит Эмильенну, которая, по ее предположениям, следит за ними из какого-нибудь укромного местечка. Помолчав немного, она спросила глухо:
— Мадемуазель Эмильенна здорова?
Ксавье беспокойно завертелся на месте, откашлялся и, наконец опустив глаза, промямлил:
— Да, да, моя сестра здорова, и, кстати говоря, она думает… словом, она велела передать тебе… она просит забыть о том, что она сказала тебе в тот день, когда ты приходила прощаться… Она была бы довольна, если бы знала, что ты больше не думаешь об этом…
Ах, каким красивым и симпатичным показался вдруг Катрин этот мешковатый и смешной вестник! Сердце ее забилось быстро-быстро, горло стиснуло волнением. Ксавье стоял перед ней, опустив голову, не шевелясь, словно выполненное поручение вконец истощило его силы. Катрин заморгала: слезы радости застилали ей глаза.
— Ты скажешь Эмильенне… ты скажешь ей, что я все забыла.
— Я скажу ей обязательно. Она будет довольна.
Ксавье вдруг шагнул к Катрин и, тяжело дыша, прошептал взволнованным голосом:
— Я… ты знаешь, Кати… В общем, я не забуду тебя… никогда…
Катрин вскинула на него изумленный взгляд. Лицо Ксавье было красным как кумач, уши горели. Вдруг он повернулся и быстро зашагал прочь в сторону Ла Ганны. Только после того, как Ксавье исчез, Катрин проговорила вслух, — так поразило ее сделанное открытие:
— Бог мой, я же говорила с ним на «ты»! А он — какая муха его укусила?..
Она еще раз внимательно оглядела живую изгородь, окаймлявшую с обеих сторон дорогу, словно испугавшись, что кто-нибудь мог подслушать ее короткий разговор с Ксавье, и медленно побрела дальше, то и дело спотыкаясь о булыжники, которыми была вымощена дорога. «Честное слово, у меня такое чувство, словно я выпила молодого сидра! А он-то, он, Ксавье, молчальник Ксавье! Вот уж не думала, что он когда-нибудь скажет мне такое… Это, верно, Эмильенна научила его… А быть может, наоборот, он отчитал сестру за ее поведение тогда, на лестнице?.. Нет, он совсем не такой, каким кажется…
Во всяком случае, я, наверное, скоро увижу Эмильенну; мы не будем больше врагами…»
Приподнятое настроение не покидало Катрин несколько дней подряд.
Франсуа, Амели Англар и даже сам Жан Шаррон чувствовали, что с их души словно свалилась тяжесть; они не смогли бы объяснить, какая и почему, но улыбка, появившаяся вновь на губах Катрин, позволяла им тоже улыбаться позднему лету, сохранившему в себе всю живость и молодость весны. Но больше всех радовались произошедшей со старшей сестрой перемене Клотильда и Туанон.
Они теперь могли сколько угодно играть, кричать, ссориться, даже драться — никто не останавливал их.
Один Орельен не разделял всеобщего удовлетворения. С того дня, когда он увидел Ксавье Дезаррижа вместе с Катрин, Орельен перестал провожать девочку после работы и ни разу не появился в доме-на-лугах. Сестра его, Жюли, приходила одна. Она подставляла локоть Франсуа, и они отправлялись на прогулку. Амели оставалась сидеть возле Катрин.
— Видала влюбленных?
— Влюбленных?
— Ну, Жюли и твоего брата.
— Знаешь, я не очень в этом уверена. Мы так давно знаем Лартигов, так давно, что кажется, будто мы родные — братья и сестры. Так что Жюли и Франсуа…
— Ты вправду так думаешь? — спрашивала Амели. — Значит, Орельен для тебя все равно что брат?
— Да, вроде этого.
Амели умолкала на несколько минут, затем, глубоко вздохнув, говорила: Что-то не видно его… Может, он сердится на нас?
— Кто?
— Орельен. Он не был здесь ни вчера, ни позавчера.
— Почему ты решила, что он сердится?
— Не знаю… Как ты думаешь, он придет завтра? Катрин не отвечала, уйдя в свои мысли.
«Как ты думаешь, она придет завтра?» — спрашивала она себя, повторяя вопрос Амели. Катрин уже заметила, что после разговора с Ксавье она каждый день ждет встречи с Эмильенной. «Придет ли она завтра?»
Робкий голос Амели Англар все еще звучал в сгущавшихся сумерках. Катрин не слушала подругу; она думала о том, что жизнь — странная вещь. «Да, странная вещь жизнь… Сегодня я работаю на фабрике, а вчера была служанкой у Дезаррижей, а до них были фермы, где я батрачила… А завтра? Что будет завтра?..»
— Кати! Послушай, Кати! — Амели тянула ее за рукав. — Ты спишь?
— Нет, не сплю.
— Тогда почему ты не отвечаешь? Как ты думаешь, смогла бы я тоже поступить на фабрику?
Катрин стало стыдно за невнимательность к подруге.
— Но что ты будешь делать на фабрике, Амели? Твои родители никогда не позволят тебе поступить туда. И потом, ты думаешь, что на фабрике работать весело? Рабочие и работницы строго следят за учениками, не говоря уже о старшем мастере, который тоже не спускает с нас глаз. И надо все время спешить, все время торопиться: едва сделаешь тарелку, чашку или вазу, как к тебе уже пододвигают следующую, а если ты зазеваешься и испортишь товар, то в получку у тебя вычтут его стоимость. Я справляюсь только потому, что навидалась в своей жизни всякого с тех пор, как меня стали отдавать внаймы к чужим людям… Но ты! Нет, фабрика не для тебя, Амели! Твой отец — дорожный смотритель, не забывай этого. Ты всегда жила дома при матери… Да и работа у нас тяжелая.
В тихом голосе Амели зазвучали упрямые нотки:
— Я привыкну, Кати, уверяю тебя, я привыкну. Понимаешь, там, на фабрике, я буду весь день с тобой и с… Голос ее дрогнул, она не закончила фразы.
— И с кем? — спросила Катрин.
Амели не ответила; она кашлянула несколько раз и проворно вскочила с места.
— Становится прохладно, — пробормотала она, — можно схватить насморк. Мне пора домой.
Глава 49
Но ни завтра, ни в последующие дни Эмильенна не появилась на фабричной дороге. Катрин поняла, что барышня и не помышляет о встрече с ней. Она прислала к Катрин брата потому, что раскаяние или сожаление о своей грубой выходке портило ей настроение. Но коль скоро она — после визита Ксавье — вновь обрела спокойствие духа, стоило ли утруждать себя встречей с этой маленькой служанкой, с этой Кати, которая, вместо того, чтобы с благодарностью принять должность компаньонки, оказалась настолько глупой, что предпочла поступить простой работницей на фарфоровую фабрику.
