Васек Трубачев и его товарищи (илл. В.А. Красилевского) - Осеева Валентина Александровна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
А партизаны теперь уже действуют всюду; слышно, что где-то на перегоне взорвали целый эшелон и вчера около бывшей МТС на дороге убили несколько гитлеровцев; а в сёлах стали понемножку расправляться с полицаями – одного в овраге нашли зарубленного топором, с надписью на груди: «Предатель».
Гитлеровцы и полицаи струхнули: в лес ходить боятся, и около самой школы теперь стоят пулемёты.
И ещё самую главную новость рассказали Сева и Генка. Степан Ильич, видимо, совсем продался фашистам. Петро рассказывал на селе, будто Степан Ильич согласился ездить по сёлам и всех бывших кулаков вербовать в полицаи. А вчера Степан Ильич привёл какого-то старика. И Сева слышал, как он сказал переводчику, что это старик, пострадавший от Советской власти, бывший кулак, и теперь хочет послужить гитлеровцам. Старика позвали к генералу; он, видно, боялся, потому что шёл и даже денщику низко кланялся. А сегодня осмелел и взялся какие-то замки в штабе чинить; на деда Михайла кричит и такие штуки выделывает – денщики над ним хохочут.
– Дед мой с ним было подрался вчера. Тот какой-то несгораемый шкаф чинил, а деду дал ящик с инструментами держать. Ну, и чего-то заспорили они там, – хмуро сказал Генка и тут же улыбнулся. – Только не зря дед простачком прикидывается. Хитёр он… Вчера вдруг Севку спрашивает:
«Разберёшь ты немецкие слова так, чтобы переписать, в случае чего?» Севка говорит: «Разберу. А где не разберу, просто скопирую». Дед мой даже языком причмокнул.
– Неспроста тут что-то, – покачал головой Васёк.
Ребята крепко задумались.
На прощанье Сева грустно сказал:
– Теперь уж, наверно, не скоро увидимся… Сегодня и то еле вырвались… За водой только ходим.
Глава 42
Степан Ильич
Степан Ильич ещё не видел мальчиков после их возвращения. Он шумно обрадовался, когда Васёк с товарищами вошёл в хату.
– Дорогой ты хлопец! – притягивая к себе Васька, сказал Степан Ильич.
Ваську захотелось обнять его крепко-накрепко, как, бывало, он обнимал своего отца, но он поборол в себе это желание, осторожно высвободился из объятий Степана Ильича и сел на скамью, избегая его взгляда. Степан Ильич понял, глубоко вздохнул, отвернулся. Молча слушал то, что рассказывали мальчики, без улыбки кивал головой. Потом перестал слушать, ушёл в себя и, ссутулившись, сидел, глядя в окно.
Баба Ивга понимала, что именно мешает Ваську быть приветливым со Степаном Ильичом. Она смотрела то на одного, то на другого с глубокой грустью. Потом подошла к Ваську, нагнулась, поцеловала его в волосы:
– Ну что ж, так тому и быть! Тяжкое время!.. У каждого сейчас свой крест. Один потяжеле несёт, другой полегче.
Васёк не понял её слов, но горячо откликнулся на ласку, прижался головой к её плечу.
Одинцов и Мазин с завистью глядели на него:
– Как маленький…
Баба Ивга подошла и к ним. Одинцов смутился, когда она погладила его по голове, а у Мазина отросшие светлые волосы взъерошились; он напряжённо вытянул шею и держал её так, пока баба Ивга не сняла руки с его головы. Тогда, довольный неожиданной лаской, Мазин размешал пятернёй свои волосы и сказал:
– Спасибо.
Ночью кто-то тронул Васька за плечо. Васёк встревожился, заморгал глазами, проснулся.
«Не случилось ли чего с Севой?» – почему-то подумал он.
Но над ним склонилось тёмное лицо Степана Ильича.
– Встань, хлопчик…
В окошко глядела полная луна.
Одинцов и Саша крепко спали. Васёк с испугом смотрел в лицо Степану Ильичу и, протянув за спиной руку, дёргал за рубаху Одинцова. Но Одинцов, утомлённый дорогой, не просыпался.
– Встань, хлопчик, – ещё раз сказал Степан Ильич и потянул Васька за собой в сени.
Васёк шёл за ним, не доверяя ему и не смея ослушаться.
Сердце у него билось.
«Что ему надо?» – с тревогой думал он.
В сенях Степан Ильич наклонился к нему и зашептал:
– Беги, сынок, до конюха… огородами беги… осторожненько… Мне нельзя… люди донесут… Скажи конюху, чтобы зараз в лес подавался. Чуешь, сынок?
Васёк кивнул головой, поднял на Степана Ильича глаза и вдруг жарко, порывисто обнял его за шею, прижался головой к его груди.
Степан Ильич обхватил его обеими руками любовно и крепко:
– Боишься?
– Нет, нет!
Васёк выскользнул во двор, пролез под плетнём на огород и, прячась в кукурузе, пополз к хате конюха. Село, облитое лунным светом, казалось пустым; безглазые, слепые окошки с запертыми ставнями не мигали тёплыми огоньками; издалека была видна площадь с чёрной виселицей…
Конюх, его жена Катерина и Грицько спали. Васёк тихонько стукнул в оконце. Подождал, оглянулся. На второй стук чуть-чуть приоткрылась дверь, показалась взлохмаченная голова конюха. Васёк проскользнул в камору. Шёпотом передал поручение Степана Ильича. Конюх заторопился; старая бабка засуетилась; жена в темноте стала собирать вещи.
– Это он, это Петро проклятый! Не миновать ему, дьяволу! – натягивая сапоги, шептал конюх. – Спасибо Степану… Скольких людей спас!..
Васёк бросился к Грицько, крепко обнял его за шею.
– Дядя Степан не предатель! Это он меня послал к вам, Грицько! Он не предатель! – горячо зашептал Васёк товарищу.
Грицько смотрел на Васька сонными, ничего не понимающими глазами.
– Одевайся, сынку, одевайся! – торопила его мать.
Степан Ильич дожидался Васька в сенях. Видимо, он и не уходил оттуда. Он сам уложил мальчика, укрыл его рядном, снова повторив свои слова:
– Дорогой ты хлопчик… цены тебе нет…
Васёк долго держал его руку, прижимая её к горячей щеке.
На рассвете эсэсовцы стучали прикладами в пустую камору конюха, разбивали двери. Старая бабка пряталась у соседей; конюх с женой и сыном ушли в лес.
Глава 43
Страшная ночь
Утром ребята не отходили от Степана Ильича. За столом Одинцов старался сесть с ним рядом. Саша подолгу стоял возле дяди Степана, притулившись к нему боком.
Васёк торжествовал:
– Я ему всегда верил! И Матвеич верил… Дядя Степан нарочно старостой стал, чтобы людей спасать… Только об этом никому нельзя говорить, ни одному человеку!
Одинцов и Саша поклялись молчать.
Мазин и Русаков были заняты другим. С утра Генка передал им, что дед Михайло строго-настрого запретил шататься около школы и ждать у колодца Севу. Это запрещение вызвало особый интерес мальчиков, и они только и делали, что шатались около школы, наблюдая за гитлеровцами. После обеда они принесли Ваську сведения, что из штаба выехал куда-то целый отряд эсэсовцев на мотоциклах. Ребята встревожились, зашептались.
Степан Ильич нахмурился, постучал по столу:
– Чтобы ни один из хаты не вышел! Мало ли куда эсэсовцы поехали! Вас не касается!
Ребята притихли. Степан Ильич большими шагами ходил по хате, хрустел сложенными пальцами, часто поглядывая в окно. Васёк смотрел на его сосредоточенное лицо и старался угадать, чем он взволнован.
«Хорошо бы повидать Севу или Генку, – думал Васёк. – Может, они выйдут к колодцу хоть на минутку…»
Он шепнул Мазину, чтобы тот тихонько вышел во двор, и сам стал пробираться к двери. Но Степан Ильич заметил и вернул обоих.
– Куда? На место! И вы тут оставайтесь, нечего по селу бегать зря! – сказал он Петьке и Мазину.
Солнце садилось. Откуда-то издали вдруг донеслись выстрелы, глухо застучал пулемёт. Степан Ильич поднял брови, насторожился. Баба Ивга вопросительно посмотрела на него:
– На Жуковке, что ли? Или в другой стороне?
Степан Ильич вышел на крыльцо. Ребята тесной кучкой двинулись за ним. Выстрелы были частые, глухие, далёкие.
– За лесом где-то, – определил Степан Ильич.
Из гороха вдруг вынырнула голова Генки; он перепрыгнул через плетень. За ним, задыхаясь от быстрой ходьбы, перелез Сева.
