Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Аврутин Евгений Александрович
Саша по-прежнему в тюрьме. Я рассказала папе про него как можно подробнее и, наконец-то, историю побега с корабля. Папа помрачнел, но не сказал ни слова насчёт похищения пленного и приза. По поводу Саши обещал похлопотать.
Хлопоты проходили через полковника Н. и, как я поняла, имели минимальный успех. Все, чего мог добиться папа, так это того, что Сашу пообещали не включать в партии пленных, готовые к ближайшей отправке в Англию. Впрочем, пленных так мало, что их отправляют редко. По словам полковника, сейчас мастер Александр Белетски содержится за счёт правительства Её Величества, и где это будет происходить территориально, не так и важно.
Большего добиться не удалось. Пару раз я спрашивала папу: неужели наше командование не может просто отпустить мальчишку (как хорошо, что Саша никогда не узнает про эти слова!). Папа, успевший разглядеть Сашу при первой встрече согласно кивал:
– Да, это действительно мальчишка, ненамного старше нашего Лайонела. Самое правильное было бы найти его отца, опекуна или просто штатского человека, готового поручиться, что этот юнец не окажется в русской армии, покинув наше расположение. Есть только одна проблема: нужно, чтобы опекун или хотя бы сам Александр уточнил мальчишеский возраст. Когда при оформлении его спросили о возрасте, по словам полковника, он ответил: «Достаточный, чтобы умереть за свою страну». Уточнений не последовало.
– Папа, – спросила я, – а ты в этой ситуации ответил бы так или по-другому?
Папа сказал: наверное, так и ответил бы.
– Неужели, – спросила я папу, – любой из офицеров, имеющий дело с пленными, включая и полковника Н., не понимает при одном взгляде на Сашу, сколько тому лет?
– Да, понимает, – ответил папа. – Но на войне, кроме определений на глазок, существуют неизбежные формальности. Джейн, пленные не овцы, их нельзя просто пересчитать и запереть в загоне. Тем более, отпустить одну из них, даже если она похожа на ягнёнка. Данные каждого из пленных заносят в особый журнал. Относительно sudara Alexandra (папа уже выучил, как обращаться к русским) записано лишь его имя, фамилия и тот факт, что он, не являясь солдатом, был взят с оружием в руках возле наших позиций и назвался волонтёром, едущим в Севастополь. Это не самая лучшая рекомендация, – добавил папа, – поэтому лишь очевидный, хотя и не названный, возраст Александра предупреждает возможные неприятные последствия.
Увидеть Сашу мне пока что не удалось. Папа говорит, что, в принципе, когда-нибудь это возможно, но говорит с очевидной неохотой. Как я поняла, из-за той самой истории на борту «Саут Пасифика».
Однажды я (как это было трудно!) вернулась к ней. Папа ответил: в принципе, все не страшно. Мальчик, плывущий в море, в шлюпке, с пистолетом, это не «лицо, взятое с оружием вблизи позиций» и не пленный, а, скорее, анекдот. Да и финны через пару дней были бы отпущены со своей посудиной. Но все равно он бы не хотел, чтобы подробности этой истории распространились среди офицеров. Кстати, папе предстоит производство в майорский чин, и сейчас такое странное приключение его дочери тем более нежелательно.
Поэтому свидание с Сашей отложено. Я только передала ему через часового немного провизии: хлеб, сыр и сахар. Наверное, сладости он уже доел.
Сплю я не очень хорошо, в первую очередь из-за Саши. Ещё не могу забыть о главной своей миссии. Хочется верить: благодаря моей изящной каверзе на борту Счастливчик Джон оказался там, где ему и положено быть, но с дяди Генри станется подослать ещё одного негодяя.
Единственное, что мне совсем не мешает спать, так это канонада. Она уже стала для меня привычной, как сухая гроза, гремящая дни и ночи напролёт. Сейчас, к примеру, три часа ночи, а я никак не могу закончить эту запись. А закончить хочется – ведь это наверняка моя последняя возможность писать так подробно. Послезавтра я начинаю помогать в госпитале».
Самое недолгое пребывание в лагере под Севастополем серьёзно влияло на используемые метафоры. Так, Счастливчик Джон сравнил свою десятифунтовую банкноту со шквальной бомбардировкой, способной дать результат несоизмеримо лучший, чем редкий обстрел.
И оказался прав. Два дня спустя Билли уже ждал его в «Смирне», явно придя в кабачок задолго до своего контрагента.
– Узнал, мистер газетчик, – сказал он, – здесь ваш капитан Летфорд. Не в Балаклаве живёт, а на позициях. Ну не в траншеях, понятное дело, в тылу.
– Хорошо, – кивнул Счастливчик Джон, умело не показав, как рад новости. – Часто бывает в траншеях?
– Нет, сэр. Как я выяснил, морских пехотинцев без нужды на позиции не посылают. Стоят в резерве, на случай, если уж совсем припечёт, да ещё иногда отплывают в экспедиции, когда нужно какой-нибудь русский городок на побережье прощупать.
– Хорошо, – кивнул Счастливчик Джон, хотя на самом деле хорошего в услышанном было мало. Он-то надеялся, что объект заботы мистера Стромли хотя бы иногда посещает траншеи, отважно подставляя неприятелю лоб и не заботясь о затылке. В десантной экспедиции возможностей было больше, но на такой корабль пробраться непросто, а договориться с кем-то из его экипажа или парнем из подразделения капитана Летфорда, пожалуй, будет ещё сложнее.
– Валяй дальше.
– Он живёт не в палатке, а в каком-то хлеву, на лёгком отшибе. Кроме него, в домишке слуга и какая-то мисс, очень юного возраста.
Тут уж Счастливчик Джон эмоций не сдержал:
– Чёртов парад! Совсем юная?
– Да, сэр, девчонка. Ходят слухи – его родная дочь, прибыла из России, а как – неведомо. Дети в лагере иногда попадаются, но это солдатские дети, мальчишки, а офицерская дочка одна.
«Не маловато ли я запросил с мистера Стромли за операцию по опеке над капитаном Летфордом?» – подумал Счастливчик Джон, но решил не забивать голову бесполезными вопросами.
Он также не желал, чтобы шутник Билли догадался о деловых качествах девчонки – ещё увеличит запросы. А потому лишь добавил:
– Это упрощает дело. («Ещё не хватало в разговоре с наёмным работником упоминать усложняющие обстоятельства!»)
Но все же не удержался от философствования:
– Билли, тебе не доводилось в детстве клянчить сладкое до обеда?
– Мистер Вопрошайка, мне и кислое в обед не всегда доставалось, – вздохнул шутник Билли.
– Ну да, детство сладким не бывает, – заметил Счастливчик Джон. – Зато я с детства понял: никогда не требуй сладкого вперёд обеда. Даже не мечтай о нем. Ладно, отвлёкся. Вот что, Билли, сработал ты классно, считай себя в деле. Продолжай наблюдать, узнай распорядок дня и все прочее. Не ворчи, сам знаю, на войне ломаный распорядок. И вот что ещё. Помнишь вопрос на корабле?
– Помню, – тихо-тихо сказал шутник Билли. – Все ждал, когда до него дойдёте.
– Ну и славно. Ответь: ты сам готов к Очень Выгодному Поступку?
– Один не готов, – спокойно ответил Билли. – Я же, сэр, всегда собираю попутную информацию. Так вот, мистер Щедрость, мне ребята объяснили, да и сам докумекал, что офицер морской пехоты – это вам не овечка, а совсем даже наоборот. Что он хорошо с палашом и пистолетом управляется, это понятно, таких джентльменов и в других войсках хватает. Но он же привык гостевать по разным диким землям, где заснул не ко времени – и голова уже на копьё. Такой джентльмен, если жив до сих пор, затылком видеть научился и стрелять не проснувшись.
– Цену набиваешь? – зло усмехнулся Счастливчик Джон.
– Не поняли меня, сэр. Цену я пока не набиваю, мы до цены ещё не дошли. Просто один я не подряжусь его голову на блюдце принести («Не только его», – заметил Счастливчик). Вот, сэр, видите, работёнка будет нелёгкой. Денщик – обычный ирландский пропойца, только о такого иной раз и приклад сломаешь, и лом согнёшь, а он тебя приложить успеет. А девчонка-то, кстати, как выйдет из дома, так зыркает налево и направо. Засветло вашего джентльмена подкараулить нелегко, если же ночью, то только всех троих укокошить. А потому команда нужна, мистер газетчик или как вас там.
