Дом, затерянный в снегах - Селин Вадим (мир книг .txt) 📗
От жуткого воспоминания я подскочил, как ужаленный.
– Алик, что с тобой случилось? Ты... жив?
– Я жив? – изумился мой друг. – То же самое я хочу спросить у тебя! Ну и наваждение...
– Наваждение?
– Наваждение... Как мне плохо... Это были самые ужасные минуты моей жизни... Как я рад, что ты здесь, стоишь передо мной, а не... Бр-р-р...
Пересказывать весь наш диалог нет смысла. Скажу лишь, что история с кладовкой повторилась: как только мы вышли из комнаты, Алик сразу же потерял меня из виду. Далее, как в известном романсе – «Уж как я тебя искал, кликал, плакал и страдал...» Впрочем, хватит песен, я – не Рыжий. Когда Алик вдоволь настрадался от бессмысленных поисков, перед ним возникла девочка в старинном одеянии. Ее звали Соня. Потом – знакомство, рассуждения о музыке, намеки на то, что друга долго искать не надо, «он под тобой», ломик, звонкий девичий смех, стихи и... я, мертвый, оплетенный паутиной, замурованный в полу. Далее – темнота, головная боль. Алик очнулся и увидел меня лежащим на полу возле того места, которое он якобы разгромил ломиком.
– Вот зря мы по отдельности выходили! Надо было за руки взяться, может, этого и не случилось бы! А так – разошлись и на тебе – наваждения! – бушевал Алик. – Теперь давай мне руку – будем ходить только вместе. Больше этого ужаса я не вынесу.
Я взял Алика за руку. Находился я в странном состоянии: полусне-полуяви. Трудно было поверить, что Соня, пол, гроб – всего лишь очередная иллюзия.
– Лучше в комнату вернуться, – сказал я. – Вниз я не пойду. Там Соня.
– А вдруг нет?
– А вдруг да? Может, это она над нами издевается, в доме держит и все такое.
– Но зачем? Хоть бы объяснила...
– Ага, жди. Что-то мне подсказывает, что она (если, конечно, это ее рук дело) будет до тех пор с нами «играть», пока с ума не сведет...
Алик задумался.
– Да, ты прав... – и рассмеялся как ненормальный: – Ой, не могу-у-у, о-о-о-ой...
«Ну все, – подумал я, – это последняя стадия».
– Алик... ты чего?
Он мне объяснил причину своего безудержного смеха:
– Представь, что было бы, если бы нас увидел кто-то из класса: держимся за руки, как девчонки, да друг к другу прижимаемся. Вот бы нас на смех подняли!
И он принялся дальше покатываться со смеху.
Мне тоже стало немного веселее. Я вспомнил, что в мире есть другие вещи, кроме этого злополучного дома: школа; наш дружный класс; классная руководительница – безумная активистка; придирчивая и не по годам серьезная староста; еще есть в мире магазины, где продают мобильные телефоны или компьютеры... И вообще – мир прекрасен, особенно новогодний! Город украшен гирляндами, везде стоят елки и сосны, а эта предновогодняя суета, когда все покупают друг другу подарки! А мамы, которые весь декабрь только и делают, что делятся друг с другом рецептами вкуснейших блюд, которые потом оказываются в два счета съеденными! А запах хвои! А мандариновый! А если еще и снег идет, то большего счастья и не придумать!..
– Ты о чем это задумался? – донесся до меня издалека голос Алика.
– О мире. О мире за пределами этого дома, – признался я. – Как я хочу домой, как я хочу выбраться отсюда, как я хочу...
– Хватит! – перебил меня Алик. – Не накручивай, ладно?
– Угу, – грустно кивнул я. Тоска по миру просто разрывала сердце.
Алик взял меня за плечи и пару раз встряхнул:
– Вот что. Слушай и запоминай. Очень скоро мы покинем этот милый домик, понял? Обязательно выберемся отсюда. Ты веришь мне?
Я молчал.
– Веришь?
– Нет.
Алик опешил:
– Почему?
– Потому что вера здесь ни при чем. Тебе-то я верю, но не от тебя все зависит. У дома могут быть свои планы. То есть... у Сони, или кто там всем этим руководит... Не может же оно все само по себе происходить...
Алик сморщил лоб.
– Ну... да. У нас могут быть разные планы... Но сейчас мой план таков – идем обратно в комнату. Может, этот рыжий Антон Колесников удосужится нам все объяснить?
Я скептически посмотрел на Алика:
– Нам? Объяснить?
– Нам. Объяснить.
– Губы не раскатывай. Пусть он нас хотя бы заметит.
Алик зарычал и потянул меня в комнату.
04.11.
Из-за нашей увлекательной «одиссеи» в коридоре мы чуть не пропустили самое главное. Успели на самое начало.
Едва влетели в комнату, Антон перестал петь песню «Полынь, полынь, полынь-трава, полынь, ты горькая росла...» и бросился к своей цифровой видеосистеме.
Не сговариваясь, мы с Аликом уселись на пол и стали наблюдать за Антоном, живым и «экранным».
– Дубль два! – объявил Антон, махая рукой в камеру. – Привет всем, кто это видит! Мое имя Антон Колесников, и я схожу с ума, прямо как домомучительница из мультика про Карлсона. А-ля-ля-ля-ля-ля, а я сошел с ума... В этом долбаном домишке я нахожусь уже ровно год!
Мы переглянулись с Аликом. Я уселся поудобнее. В голову стали настойчиво лезть разные мысли.
«Потом, потом», – отмахивался я от них.
– Да, я здесь уже ровно год! – повторил Антон, заметно грустнея. – Если меня смотрят знакомые, то я могу угадать ваши слова: «Год? А почему же ты не похудел, не изменился совсем?» А я вам отвечу: а хрен его знает, почему! Гы-гы. Да, каким я был, таким я и остался...
– Сейчас снова за песни примется, – шепнул мне Алик.
– Тихо!
– Да, каким я был 31 декабря прошлого года, точно таким же сохранился и к 31 декабря нынешнего. Почему? Перемотайте назад, я там уже сказал, что на все вопросы вам ответит хрен. Кто не в курсе, кто это, объясняю: Хрен – это мой дружок Сережа. Фамилия у него такая – Хрен. Именно по наводке Сережи Хрена я здесь и оказался. Он услышал легенду о том, что, дескать, если оказаться в новогоднюю ночь на дороге, ведущей к деревне Северной, то на пути ни с того ни с сего появится дом, в котором больше ста лет назад произошло что-то, что заставило дом «застрять» в новогодней ночи. И если в него зайдешь, то не выберешься уже никогда. Он в себя только запускает, а обратно не выпускает. Мы с Хреном поспорили на карту памяти для цифрового фотоаппарата. Я не верил в эти бредни старых бабок и, прихватив с собой камеру, чтобы фиксировать каждый свой шаг, в новогоднюю ночь поперся на дорогу. Меня снегом замело, и я заблудился. А потом бац! – и дом увидел. Я сначала не придал этому значения. Снег повалил так сильно, что мне пришлось укрыться от него на крыльце. Уже на крыльце я поскользнулся и упал на дверь. Она открылась. Я так испугался, бежать хотел, а потом понял, что дом необитаем, и зашел в него, снегопад переждать хотел, а потом пойти домой к Хрену и забрать у него карту памяти. Я зашел в дом. И не вышел. Так в нем до сих пор и сижу. Вот уже целый год. Но слушайте дальше...
Мне стало дурно. Голова закружилась, ладонями начал зачем-то прикасаться к губам, по спине потекла холодная струйка пота.
– До меня не сразу дошло, что это и есть тот самый дом, о котором говорил Серега. Я думал, что это просто заброшенный дом, в котором я снег пережду и из которого выйду, чтобы потом тот самый дом поискать. Ага... Щас! Вышел я!.. Зачем я снимаю это видеописьмо? Не знаю. Ведь никуда его деть не смогу. Оно тут и останется. А если его кто-то здесь найдет, то смысла все равно никакого не будет – из дома же нельзя выбраться. Выхода нет. – Парень помолчал. Потом кашлянул и продолжил: – Как бы я хотел, чтобы здесь кто-нибудь еще оказался... В смысле, нет, такого я никому не желаю, просто мне здесь скучно. Вдвоем было бы не так фигово... Может, вдвоем с кем-то мы что-нибудь и сообразили бы.
– Ага, как бы не так, – сказал Алик.
– Короче, я пытался выбраться отсюда всю новогоднюю ночь, но у меня ничего не получилось. На рассвете мне вдруг захотелось спать, и я задремал. Именно задремал. Но не спал. Я себя еще контролировал. По моим подсчетам, в состоянии дремы я пробыл минуту, не больше. Сон слетел оттого, что запищала моя камера. Я посмотрел на дисплей и не поверил своим глазам: она оповестила меня, что наступила полночь. Сначала я подумал, что сбились часы, но потом перевел взгляд вправо и увидел, что наступил Новый год. Я не знаю, правда ли это. Сбилась камера или нет, но когда я засыпал, видел, что был написан этот год, а когда очнулся от дремы – оказалось, что прошел уже год. Представляете?
