Диверсия Мухи - Некрасов Евгений Львович (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
Точно, яхта шла против ветра. (Вообще-то прямо против ветра не может плыть ни один парусник, поэтому в таких случаях идут галсами, меняя курс то вправо, то влево.) А ветер осенью на Черном море чаще всего северный, Борей, как говорили древние греки, а сейчас его называют «борой». Значит, не в Турцию идем и не на Кавказ: туда ветер был бы попутный. Украина, Молдавия, Румыния? Тоже вряд ли: ветер был бы в правый борт… Получается, что либо яхта идет уже по Азовскому морю, либо ветер не северный. Опять все неясно… Встать, что ли, пугнуть их пистолетом: «Поворачивайте к Сочи!»? Нет, поняла Маша, за всеми в темноте не уследишь. Этому Петровичу только переложить руль, и смахнет ее парусом в море. А где-то еще околачивается брат-1. Спит, наверное, в каюте.
«Надо было сразу стрелять, – подумала Маша. – Продырявить колесо, загнать их в машину и держать, пока милиция не приедет».
Да, такого случая, как на дороге, может уже не представиться. Тогда у нее была ясность: противников двое, патрона в обойме три. А теперь?
Маша не могла знать, что ждет впереди, но кое о чем догадывалась, и догадки были мрачные. Самое-то дрянное, что везут ее не одну. Вон их сколько сопит рядом. Как там было сказано в «Фольксвагене»? «Порядок для всех один, сестра». Вряд ли это касается только таблеток. Ведь не для того же всю компанию взяли на борт, чтобы прокатить. Скорее они, как Маша, везут по чемодану с грузом.
И что у нас получается? Курьеров, считая Машу, не меньше восьми. Ганс, Петрович и брат-1 – еще трое. Всего, значит, больше десяти человек плывут из пункта А (из Адлера?) в некий пункт Б. Кто как, а Маша, например, с утра не ела. Накормить их в пункте Б кто-то должен? Охрана для секретных чемоданов нужна? А причал для яхты? А человек на причале? Наконец, босс, которому везут чемоданы, тоже там, ждет не дождется.
Врагов набиралось уже с два десятка; таинственный пункт Б обрастал жилыми помещениями, автомобилями и гаражами. Все четче в голове у Маши вырисовывалось несокрушимое, как будто сложенное из булыжников, слово БАЗА.
Самое обидное – что яхта в этот самый момент, может быть, шла мимо Укрополя. Будь облака пореже и луна побольше, глядишь, и блеснула бы на берегу знакомая луковка старинной церкви.
У Маши мелькнула шальная мысль: тихонечко сползти за борт и… утонуть, потому что сейчас ноябрь, а не август, долго не проплаваешь. А жаль, потому что едва ли яхта ушла далеко в открытое море, где ее могли засечь радары пограничников. А вот в километре, в двух от берега есть шанс проскочить. Петькин отец так однажды попал на Украину, причем незаметно не только для пограничников, но и для себя. Тамошние рыболовы обозвали его москалем, но бензину для мотора отлили, и он вернулся домой…
Скрипнула дверь. Свет из открытой каюты упал на грязно-серый парус, на палубу и ослепил Ганса.
– Выключай! – зашипел он, прикрыв глаза рукой.
Прежде чем свет погас, Маша разглядела неподвижную тень Петровича за парусом и брата-1, по пояс высунувшегося из низкой рубки.
Ганс, оступаясь на шаткой палубе, подошел к нему:
Не спится, Коля?
Ага. Пойдем вниз, поговорим.
Не могу, – отказался Ганс. – А вдруг кто проснется?
После недолгой возни братья сели на палубу по-турецки, сблизив лбы, как будто собрались бодаться. От Петровича они таким образом уединились, а Маша слышала каждое слово. Родственнички были уверены, что она спит.
Ну, в чем дело, брат? Киснешь? – с усмешкой в голосе спросил Ганс.
Коля подтвердил тяжким вздохом, что так и есть, киснет.
И по какому же поводу?
Сам знаешь.
Не знаю, брат! Ума не приложу! – делано удивился Ганс.
Шофера жалко, – еле слышно выдавил брат-1.
Какого? Который сестру захватил, а потом стрелял в тебя?
Коля промолчал. Кажется, он уже сам был не рад, что начал разговор. Но Гансу этого показалось недостаточно.
Жалуетесь, что много учить заставляют, а сами как слепые котята! Основ не знаете, отсюда сомнения и нетвердость в вере, – сказал он с искренним сожалением. – Ну-ка, быстренько, из «Откровений» преподобного: «Все святые, включая Иисуса…»
«…должны уважать вас, потому что даже Иисус не смог сделать то дело, которое вы сейчас делаете», – закончил цитату Коля.
Ведь знаешь! – обрадовался Ганс. – А какие главные свойства души?
Богоданна, бесплотна и бессмертна! – окрепшим голосом отрапортовал брат-1.
Так о чем ты переживаешь, дурашка?! Мы бессмертную душу спасли этому шоферюге, потому что пострадал он за наше святое дело. И сестру выручили!
Коля благодарно хлюпнул носом и – чмок, чмок – расцеловал мудрого Ганса.
Иди спи, через час меня сменишь, – пробурчал тот.
Было слышно, как под Колиными ногами звенят металлические ступеньки трапа. Ганс удалился на прежнее место, мимоходом пожаловавшись Петровичу:
– Как слепые котята! Голос у него был довольный.
Маша лежала, боясь шелохнуться. Ну и компания! Говорят про Христа, а сами человека убили. Инквизиторы какие-то!
Сколько же еще плыть? Вода за бортом журчала, напоминая о потребностях, которые неизбежно возникают у каждого человека после сна. Но туалета на такой маленькой яхте все равно нет, а еще одну таблетку можно получить запросто, едва пошевелишься. Нет уж, мы и без таблетки заснем, научены… Маша закатила глаза под лоб и стала внушать себе: «У меня тяжелые теплые ноги. Тепло разливается, течет, доходит до коленей…» Что еще за преподобный, интересно знать?
Глава V ГЕРОИЧЕСКОЕ ВИСЕНИЕ
Разбудил ее смачный шлепок морской воды по лицу. Ничего себе! Ветер срывает пену с гребней волн – это же шторм в пять баллов, малотоннажным судам предписывается не покидать акваторию порта. Есть океанские яхты, для которых пять баллов – одно удовольствие, свежий ветерок, но суденышко Петровича не из их числа.
Ветер на все лады завывал в снастях, волны шипели, как тысячи разъяренных котов. На побережье сейчас прибой грохочет, брызги летят, а в открытом море шторм всегда потише, только радости от этого мало.
Качало уже заметно, хотя качка на парусниках не такая, как на моторных судах. Железная или пластмассовая коробка с винтом кивает каждой волне, а легкая яхта, оседлав пенный гребень, скользит по нему, как серфингист на своей доске. Потом срывается, ухает вниз, карабкается на следующий гребень и опять мчится на нем, накренившись и сбивая пену кончиком реи. «И мачта гнется и скрыпит», как подметил классик.
Все это просто здорово, но паруса неумолимо кренят яхту на борт. Чтобы она не перевернулась, при сильном ветре площадь парусов уменьшают, стягивая их, как занавески, канатиками-рифами. Но здесь есть предел. Если парусов мало, яхта теряет управление и может опрокинуться, развернувшись бортом к волне.
А не взять ли нам рифы? – сам с собой посоветовался Петрович.
Ганс, хоть и плавал с ним два года, высказался, как чайник:
Какие здесь рифы, ты чего?! До берега километр.
Это, благородный сын счастливой матери, рифы, которые всегда с тобой, – ответил Петрович и завозился у мачты. Время от времени на фоне паруса мелькала то голова, то рука.
А! Рифы – эти веревочки? – сообразил Ганс. «Благородного сына счастливой матери» он пропустил мимо ушей.
Они самые.
Затянув «веревочки», Петрович уменьшил площадь паруса втрое. Но ветер все усиливался, и яхта кренилась так, что у Маши заболела упертая в фальшборт макушка. Она почти стояла на голове. Удар шальной волны, сильный порыв ветра – и, все спящие мешками полетели бы в воду.
Буди своих, – приказал Петрович.
До Ганса еще не дошло, что секреты кончились, надо спасать людей.
Нельзя, ты же знаешь!
Буди, а то они у морского царя проснутся!
А нельзя совсем спустить парус?
Можно. Тогда мы все на дно попадем. Шальная волна-переросток, которой боялась
Маша, нагнала яхту и обрушилась на корму.
