Дом ста дорог - Джонс Диана Уинн (книга жизни TXT) 📗

Диана Уинн Джонс

Дом ста дорог

Глава первая,

в которой Чармейн приходится взять на себя заботы о доме волшебника

— Чармейн должна помочь, — настойчиво произнесла тётушка Семпрония. — Мы не можем бросить двоюродного дедушку Уильяма одного.

— Твоего двоюродного деда Уильяма? Он же… — тут миссис Бейкер понизила голос, желая скрыть неприличность вопроса. — Он ведь волшебник, не так ли?

— Самый настоящий, — кивнула тётушка Семпрония. — Но, видишь ли… — Теперь и её голос опустился до шёпота. — У него опухоль, где-то внутри, — и только эльфы теперь в силах помочь. Они заберут его, чтобы исцелить, а в это время кто-то должен присмотреть за домом. Ты же знаешь, за чарами нужен глаз да глаз, а то в миг разлетятся. У самой у меня куча дел, благотворительность для бездомных собачек…

— Да-да, и у меня тоже, — торопливо вставила миссис Бейкер. — В этом месяце такая прорва заказов, и всё на свадебные торты! Не далее как утром Сэм сказал…

— Значит, только Чармейн, больше положиться не на кого, — решительно заключила тётушка Семпрония. — Она уже не маленькая — должна справится.

— Ну… — только и нашлась миссис Бейкер.

Обе дамы бросили взгляд на девочку, сидевшую в другом конце гостиной, но та и вовсе не замечала их, с головой погрузившись в очередную книгу. Тень от герани всё время попадала на страницы, и девочка, стараясь поймать солнечный свет, всё время меняла позы. Рыжие волосы торчали во все стороны, будто какая-то птица свила себе в них гнездо. Очки сползли на кончик носа, а в руке красовался кусок сочного пирога, только что из пекарни отца. Юная мисс Бейкер уплетала пирог, не отрываясь от книги. Даже сыплющиеся на страницы крошки нисколько не смущали её, разве что когда начинали загораживать нужные строчки, но тогда она быстро смахивала их всё тем же пирогом.

— Эм… милая, ты слышишь, о чём мы говорим? — с тревогой обратилась к дочери миссис Бейкер.

— Не-а, — с набитым ртом произнесла Чармейн. — О чём?

— Значит, решено, — утвердительно кивнула тётушка Семпория. — Думаю, Вероника, ты теперь и сама объяснишь всё Чармейн.

Тётушка встала, и складки её шёлкового платья величественно зашуршали, им вторил её шёлковый зонтик.

— Я заеду за ней завтра утром, — добавила она, уходя. — Теперь же отправлюсь к несчастному двоюродному дедушке Уильяму и сообщу, что Чармейн обо всём позаботится.

С тем тётушка Семпория и покинула гостиную. Миссис Бейкер подумала, что жизнь текла бы намного спокойней, не будь тётка мужа столь богатой и властной женщиной. Но больше всего миссис Бейкер теперь волновало предстоящее объяснение с Чармейн. А что скажет муж! Сэм никогда не позволял ни ей, ни дочери заниматься чем-то «сомнительным», что могло бы скомпрометировать уважаемое семейство. Просьбы тётушки Семпронии являлись исключением.

Тётушка Семпрония же тем временем забралась в свою повозку, запряжённую двумя пони, и приказала вознице ехать в другой конец города, а потом за его пределы, к небольшому домику, где в уединении жил двоюродный дедушка Уильям.

— Я всё уладила-а, — прямо с порога объявила тётушка Семпрония. Волшебными путями она деловито вплыла в кабинет волшебника. Двоюродный дедушка Уильям что-то усердно писал, лицо его напоминало мрачную тучу. — Моя внучатая племянница Чармейн приедет завтра утром. Она проводит тебя, а потом встретит, когда ты вернёшься. Пока тебя не будет, она присмотрит за домом.

— Очень мило с её стороны, — пробормотал волшебник. — Насколько я понимаю, она неплохо управляется с чарами?

— Вот уж не знаю, — ответила тётушка Семпрония. — Точно могу лишь сказать, что носа не отрывает от книжек, в хозяйстве по дому ни разу пальцем не пошевелила, а уж родители носятся с ней, как с писанной торбой. Ей пойдёт на пользу, хоть для разнообразия, заняться чем-то мирским.

— Ох, — только и вздохнул двоюродный дедушка Уильям. — Спасибо, моя дорогая, что предупредила. В таком случае напишу ей предостережения.

— Непременно напиши, — согласилась тётушка. — А также побеспокойся, чтобы в доме осталось побольше еды. Никогда не встречала девочек, которые бы ели, как удав, и оставались тощими, как щепки. Просто непостижимо. В общем, я привезу её завтра, до прихода эльфов.

Она развернулась и вышла вон.

— Спасибо, — отозвался двоюродный дедушка, но его слова затерялись в шуршании тётушкиных юбок.

— Семпрония! — позвал он вдруг, словно что-то вспомнив, но входная дверь уже захлопнулась. — Ну и ладно. Хотя следовало бы поблагодарить даму, у которой столько родственников и связей.

Как ни странно, но Чармейн тоже хотела отблагодарить тётушку Семприонию. Однако вовсе не за то, что она подвязала её присматривать за старым больным волшебником, которого девочка в жизни не видела.

— Могла бы и меня спросить! — повторяла она матери.

— Думаю, она знала, что ты не согласишься, — в конце концов, рассудила миссис Бейкер.

— А может, и согласилась бы, — не уступала Чармейн. Но потом добавила со своенравной улыбкой: — А впрочем, может быть, и нет.

— Дорогая, я вовсе не имею в виду, что тебе непременно должна понравиться её просьба, — робко пояснила миссис Бейкер. — Присматривать за домом волшебника — очень неприятное и даже неприличное предложение. Но подумай, ведь можно же просто сделать доброе дело…

— Не надо считать меня добренькой, — выпалила Чармейн и отправилась наверх, в свою отделанную с тонким вкусом комнату, полную света и белых тонов. Девочка уселась за стол и уставилась в окно: за ним виднелись крыши, башни и трубы столицы Верхней Норландии, она довольно долго разглядывала их, пока её взгляд не скользнул дальше — к синим очертаниям далёких гор. Судьба, наконец, преподнесла Чармейн столь долгожданный шанс. Ей уже до чёртиков надоела престижная школа и ещё больше — её домашняя жизнь: мать, которая боялась Чармейн и робела при ней, словно та была дикой тигрицей, отца, который запрещал ей всё, что не считалось уважаемым в обществе, или хоть немного рискованным, или, ещё хуже, необычным. И теперь Чармейн получила возможность покинуть родительское крылышко и совершить что-то, — точнее не что-то, а вполне определённую вещь, — о чём она всегда мечтала, и самостоятельная жизнь в доме волшебника приходилась очень кстати. Девочка надеялась, что теперь ей хватит храбрости написать заветное письмо.

Но храбрость не приходила очень долго. Чармейн разглядывала белые с фиолетовым облака, которые клубились и плотной завесой окутывали горные вершины. Они принимали формы толстых пушистых зверей и тощих срывающихся с небес драконов. Девочка смотрела на облака до тех пор, пока самое последнее не растворилось в лёгкой дымке, едва заметной на фоне неба. Тогда она сказала себе: «Сейчас или никогда». Чармейн вздохнула, одела очки, неизменно висевшие на шейной цепочке, а затем достала перо и лучшую писчую бумагу. Самым аккуратным и ровным своим почерком она написала:

Чармейн откинулась в кресле и перечитала написанное. Ей казалось несомненным, что король воспримет письмо не иначе как совершеннейшую наглость, однако ей думалось, что послание, всё же, очень хорошо составлено. Лишь одна фраза прихрамывала: «Я достигла нужного возраста». Девочка знала, что подобными словами хотят сказать, что написавший достиг двадцати одного года или, хотя бы, восемнадцати лет. До восемнадцати, не говоря уж о двадцати одном годе, ей предстояло ещё расти и расти. Но ведь она не указала в письме свой точный возраст — значит, сказанное нельзя считать чистейшей ложью с её стороны. Чармейн также ни словом не обмолвилась о том, что она весьма сведуща в работе с книгами и прекрасно обучена делу, потому что знала, что нисколько не сведуща и не обучена. Также она не упомянула, что любит книги больше всего на свете, хотя это и была, самая что ни на есть, правда. Чармейн верила, что её любовь к книгам и без того просвечивает в письме да и в самом намерении.