Синий город на Садовой (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
— Ага… — почему-то смутилась она. — Выходит, не первый…
— И не познакомились все еще, — слегка насупленно проговорил Федя. — Звать-то как?
— Меня? Ой… Оля…
— А меня "Ой Федя", — засмеялся он, ощутив неожиданную легкость.
Оля засмеялась тоже. И спросила:
— А Степка кто? Братишка?
— Племянник.
— Дядя Федя…
— Ага! Меня иногда так и зовут: дядя Федор. Как в мультике "Каникулы в Простоквашино".
— Может, мне тебя тоже так звать?
Федя дурашливо обиделся:
— Ну, погляди, похож я на "дядю"? Тот, в кино, хозяйственный был, солидный. А я…
— А ты говорил, что перестраховщик, — поддела Оля. — А перестраховщики, они тоже солидные, предусмотрительные…
— Это как когда!.. Показывай дальше.
Досмотрели ленту про зимнее веселье. Федя спросил:
— А сейчас ты про что снимаешь? Вот сегодня. Когда…
— Когда ДТП? — засмеялась опять она. — Я просто ветки над забором снимала. И как за ветками, далеко, башня, а по забору кошка идет…
— Но меня-то ты, надеюсь, не сняла? — вдруг испугался он. — Как я кувыркался. И потом?..
— Думаешь, до того мне было? Я решила, что ты убился…
— Если каждый раз убиваться… — с облегчением проговорил Федя. — А кошка тебе зачем? Для какого фильма?
— У меня летнее задание… В школе работы нет, наша Маргарита Васильевна и говорит: "Пусть каждый себе сам дело для летней практики ищет. А ты, Ковалева, сними кино "Наш город летом", а осенью на классном часе покажешь"… Потому что я в классе уже "Тик-так" показывала…
— А какое будет кино? Просто так, виды всякие?
— Не всякие… Тут главное — кадры хорошие снять. Можно ведь снимать по-разному. Скажем, если просто вид с берега, то это одно, а если сквозь травинки, когда они в капельках дождя, то уже будто сказка…
— Ага! Надо так сделать, чтобы все увиделось как бы по-новому, да? И город такой… загадочный.
— Правильно! Ты понимаешь! Главное — нужный ракурс! В одной книжке написано: "Чтобы увидеть необыкновенное в обыкновенном…"
Точно, они говорили об одном и том же! И, радуясь этому пониманию, Федя едва не сказал о вазе, на которой синяя картина с Городом. Но сдержался все-таки, словно излишняя откровенность могла сломать что-то хрупкое. Он только заметил сочувственно:
— Трудно ведь это — искать хорошие кадры, да?
— Конечно… Да и не всегда получается как хочешь. Пока снимаешь, кажется, что прекрасно, а проявишь, посмотришь — хоть плачь… А еще очень важно смонтировать как надо. Монтаж в кино — это вообще самое главное…
Оля увлеклась, такая разговорчивая сделалась. Непохожая на прежнюю, стеснительную. Видно, не часто ей приходилось говорить о любимом деле с тем, кому интересно.
А Феде и правда было интересно. В нем словно кто-то раскручивал пружинку с о б ы т и я. Он сказал:
— Небось куча пленки в отходы идет?
— Ох, конечно… А главная беда, что достать ее почти невозможно…
— Подорожала?
— Да не в том дело! Такую вообще сейчас не выпускают, камера-то старая, один на восемь.
— Я в этом ничего не понимаю…
— Ну, смотри, пленка узкая, как лента на магнитофоне. Восемь миллиметров. Раньше ее специально делали для кассетных камер "Кама" и "Экран". А сейчас — только два на восемь. То есть пленка шириной шестнадцать миллиметров, но снимают на нее в два ряда: сперва по одному краю, потом по другому. А после проявки разрезают вдоль специальным резаком…
— А если до съемки разрезать? В темноте, чтобы не засветилась. И зарядить в твой "Экран"?
— Так я и делаю. Только морока ужасная… Но и эта пленка тоже редко продается. Все больше "супер" для новых камер. Она тоже два на восемь, но на ней перфорация другая, помельче. И не подходит…
— Всюду дефицит, — посочувствовал Федя. И тут разговор замялся. Чтобы не получилось долгого неловкого молчания, Федя спросил: — А тот мальчик, что с будильником снимался, — твой брат?
— Нет! Это наших знакомых мальчик. Андрюшка. У меня брата нет, мы с мамой… Ой, вот она, кажется, пришла!
В прихожей хлопнула дверь.
— Я пойду тогда, — стесненно сказал Федя.
— Постой. Мама не съела ни одного человека, не бойся.
— Лёлька! — раздался густой голос. — Ты дома, душа моя?
— Мы тут! Кино крутим! Иди к нам!
Одеяло на одном окне было откинуто, и Федя разглядел Олину маму сразу, с порога. Она была худая и высокая, с длинным складчатым лицом, густыми светло-желтыми волосами (наверно, крашеными). В ушах качались цыганские серьги-полумесяцы. Узкое зеленое платье переливалось, как змеиная кожа.
— Здрасте… — Федя неловко выбрался из кресла.
— Это Федя, — бодро сообщила Оля. — Мы познакомились на улице, когда я чуть не сыграла ему под колесо. Потом он бинтовал мне локоть, и забыл у нас марки, и приехал за ними, и я показывала ему свои ленты…
— И небось уморила человека… — Олина мама смотрела на Федю как на вполне знакомого. Зелеными спокойно-веселыми глазами. И он ощутил освобождение от всякой неловкости. Проговорил с дурашливой виноватостью:
— Дело не в марках, я все равно бы приехал. Преступника всегда тянет на место, где пролилась кровь его жертвы.
— Много пролилось-то? — обеспокоилась Олина мама.
— Да не слушай ты его! Я сама виновата, на гвоздь наткнулась. И не здесь это было, а на Садовой…
И тогда вдруг Федя сказал:
— Оль, а помнишь, там недалеко такой длинный дом? На спуске. А в крайнем окне — ваза с синим городом…
— Конечно! Я на нее часто смотрю!
— Вот бы ее снять для твоего фильма! В самом начале. А потом уже виды нашего города. Ну, понимаешь, вроде как перекличка: сказочный город и наш…
— Фе-едька… — выдохнула она. — А ведь это в самом деле! Главный стержень фильма может из этого получиться… А я смотрела, смотрела на нее, и даже в голову не пришло. Ты только сейчас догадался?
— Раньше у меня знакомых кинооператоров не было…
Олина мама спросила:
— Есть хотите? Я вам гренок с яичницей нажарю.
— Ох… — спохватился Федя.
— Не охай, — велела Оля. — Не отказывайся.
— Я бы и не отказался, правда. Потому что не обедал, — бесстрашно признался Федя. Хорошо ему здесь было. — Но я от дома уехал только на минуту. Сейчас там уже переполох… Тут поблизости нет телефонной будки?
— У нас дома телефон есть! — обрадовалась Оля.
Федя никак не ожидал, что в этой квартире, где уместнее был бы граммофон с трубой, имеется телефонная связь. Аппарат, кстати, оказался под стать дому и мебели. Висячий, с деревянной ручкой на трубке, с двумя чашечками звонков.
— Его еще мой дедушка ставил, после войны. И до сих пор работает лучше нового. Крепкие вещи в старину делали…
Телефон и в самом деле работал отлично. Мамин голос — будто рядом:
— Федор, это ты? Где тебя носит?
— Меня не носит. Я у одной девочки… Ну, заехал на минуту, и пришлось фильмами заняться, крутим их тут… Господи, да какое видео! Она сама снимает, по заданию школы… Как это — я при чем? — Он весело глянул на Олю. — Я помогаю! Это… консультирую… Нет, недалеко, на Декабристов…
— Ничего себе "недалеко", — сказала мама. — Чтобы через час был дома! А то катаешься где-то, а Степку одного домой отправил. А он в лифте застрял! Минут пятнадцать сидел…
— Какая балда! Я же ему русским языком велел: иди пешком!
Мама сказала, что вот придет отец и разберется, кто там у них балда.
— И не носись, как на гонках! Понял?
Когда Федя повесил трубку, Оля сказала — опять с какой-то скованностью:
— Слушай… а может, ты правда мне поможешь?
— Как?
— При съемках… Понимаешь, хорошо, если будет не просто город, а как бы со своим героем. Который ходит и смотрит… Город — глазами этого человека…
— Меня, что ли, снимать хочешь?
— Да… Я в классе кого только не просила, все на лето разъезжаются… Ой, а ты, может, тоже уезжаешь?
— Не-а… — с удовольствием отозвался Федя. — У родителей отпуск осенью будет. Меня, естественно, собирались в лагерь запихать, но я отбился.
