Рыжее знамя упрямства (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги txt) 📗
— Зачем смеетесь над человеком? Это не вина его, а беда…
— Ну, Стакан… — пообещал Синий Буль.
Но Стаканчик уже не боялся Буля. Тот приставать больше не решался. Может, думал, что у Стаканчика есть в запасе еще кой-какие приемы. Никакой Гриша Капелька на нашем горизонте тоже не появлялся, возможно, это грозное имя Буль приплел просто так…
Дмитрий Витальевич терпеливо выслушал наш диалог и посоветовал:
— Тогда, Булыскин, просто смотри в окно на золотую осень. Созерцание тоже облагораживает душу. И предупреждаю честно: в четверг я спрошу тебя по нынешней теме, несколько абзацев в учебнике советую осилить…
Но в четверг Дмитрий Витальевич никого не спрашивал. Он пошел с нами на экскурсию. Специально выбил для этого целый учебный день, попросил нашу завуч Инну Семеновну отменить все уроки. Признался нам, что у нее это не вызвало восторга, но, с другой стороны, куда деваться? Такие экскурсии положены по программе.
— А кто не хочет, может не ходить, — сообщил он. — Только прошу тогда прочитать в “Географии” соответствующие страницы…
Оказалось, что хотят все, кроме Мартика, у которого болело горло. Даже Буль и Пень пошли, хотя по логике вещей должны были обидеться за вчерашнее.
Мы отправились на Степанов камень. Это семь километров от последней трамвайной остановки у поселка Соткино. Место, известное всем туристам и порядком затоптанное, но все же довольно красивое. Особенно, когда кругом октябрьская желтизна. Были там несколько острых скал, торчащих над березняком, а среди них — синее озерцо.
Дмитрий Витальевич сказал, что в давние годы, будучи школьником, он тоже ходил сюда на экскурсии.
— Так что вы, господа, оказались здесь в силу давней традиции…
Затем он стал рассказывать нам про бегущие низко облака (за которыми поблескивало солнце), показывать каменные слои на скальных обрывах и говорить о древности планеты. И о том, что наша цивилизация на фоне этой древности — единый миг. От нынешних людей, мол, зависит, не исчезнет ли она без следа, как все предыдущие.
— Имейте это ввиду, уважаемые коллеги, и старайтесь.
Мы заверили его, что будем стараться. После этого разожгли костерок, сели вокруг на камни и стали жарить на прутьях шашлыки из хлеба. Пень, Буль и его дружки вели себя смирно, не “выступали”. Дмитрий Витальевич достал из брезентового чехла гитару и спел несколько студенческих песен. Почти все я знала, но одну услыхала впервые:
Я продумала: жаль, что нет с нами Пашки, ему эта песня точно понравилась бы. А я спеть не сумею и не решусь, хотя и запомнила. Разве что для себя помурлыкаю и подберу мелодию на нашем стареньком пианино…
Никаких открытий и приключений в этой экскурсии, конечно, не случилось, но все равно было славно. По крайней мере в сто раз лучше, чем сидеть на уроках…
Впрочем, оказалось, что на уроках в тот четверг ни один класс не сидел. Потому что школу опять “заминировали”. Все понимали, что это чушь на рыбьих соплях, чья-то всем осточертевшая дурь, но конечно же — вопли в динамиках, эвакуация, “специалисты” в сизом камуфляже, пожарные машины. И грозные обещания завуча Инны Семеновны: “Мы все равно найдем этих мерзавцев!”
В пятницу опять была география (вместо русского, потому что наша Олимпиада отправилась на какую-то конференцию). И посреди урока в классе без стука возникли Инна Семеновна и симпатичная молодая тетя (или даже девица) в милицейской шинели с лейтенантскими погонами. А за ними маячил рослый мужик в камуфляже и омоновском берете (даже не снял его!)
— Дмитрий Витальевич, мы просим прощения, — бархатно возгласила Инна. — Нам нужен ученик Булыскин. Товарищи из милиции хотят с ним побеседовать. Идем, Булыскин…
Буль съежился за партой, словно хотел укрыться за сидящим рядом Вовочкой.
— Чё такое? Куда?
— Тебе сказали: по-бе-се-довать.
— О чем?
— Ты наверняка знаешь, о чем. О вчерашнем “минном” деле.
— Я то здесь при чем?!
— При том, что за тобой уже водились вещи, которые позволяют думать…
— Чего думать-то!
— В ходе беседы и будет выяснено: “чего” именно, — со сталью в голосе известила его Инна.
Буль сидел у батареи. Он приподнялся, прижался к батарее поясницей вцепился в железные ребра. Сказал незнакомым звенящим голосом:
— Знаю я эти беседы!
— Что ты знаешь, мальчик? — спросила девица-лейтенант голосом кинозвезды, играющей добрую няню.
— Беседы ваши! Там я через полчаса признаюсь в чем угодно! Даже что взорвал торговый центр в Нью-Йорке! И сообщников назову… как те пацаны весной…
— Булыскин! — взвилась завуч.
И тогда вдруг вмешался Дмитрий Витальевич:
— Мне хочется понять, что происходит… — Он сказал это негромко, но отчетливо. И я впервые заметила, что у него веснушки. Он был рыжеватый, но веснушек никогда не было видно, а тут… Наверно, потому, что побледнели щеки.
— Дмитрий Витальевич, я ведь объяснила, — слегка сбавила тон Инна.
— Да, но не совсем понятно… Булыскин — мой ученик. Он сейчас у меня на уроке. Я за него отвечаю. И мне известно также, что детей милиция может допрашивать лишь в присутствии родителей или педагогов…
— Что вы хотите этим сказать? — вопросила Инна Семеновна. Видимо, от полной растерянности.
— То, что сказал. Пусть сюда придут отец или мать Булыскина или пусть мне назовут конкретного педагога, кто будет присутствовать на протяжении допр… беседы. Лишь при этих условиях, я сочту возможным отпустить мальчика.
— Вы собираетесь диктовать условия сотрудникам милиции? — слегка жеманно поинтересовалась милиционерша.
— Я считаю нужным их напомнить… товарищлейтенант .
Класс, затихнув, слушал эту вежливую перепалку. “Ай да Дима!” У меня тихонько звенело в ушах. И, кажется, во всем теле. Впервые в жизни мне было жаль Буля. Впрочем, дело, конечно же, не в нем! А в дикой несправедливости! Ведь Буль ничего не мог вчера “минировать”! Я уже хотела это крикнуть, но прорезался голос Стаканчика:
— Дмитрий Витальевич, да скажите им! Булыскин же с утра вчера был с нами! А звонили в десять часов!
— Этот аргумент кажется мне тоже весьма важным. Даже определяющим, — согласился наш географ.
— Ничего не определяющим! — громко возразила Инна Семеновна. Даже взвизгнула слегка. — Вы, Дмитрий Витальевич, просто не в курсе! Они теперь звонят с сотовых телефонов! Заимствуют у папочки, уезжают подальше и — нате вам! Посмотрите на эти их дурацкие “лифчики”! Завели моду! Там в карманах наверняка и мобильники, и пейджеры и… не удивлюсь даже, если и пистолет отыщется…
— С глушителем, — не выдержала я. — И три запасных обоймы…
Общее внимание обратилось ко мне (а звон-то внутри меня продолжался).
— Это Мезенцева , — скорбно сообщила Инна Семеновна. Девица-лейтенант покивала. Тип в камуфляже вытянул из-за нее шею. Может быть, тот самый мордастый Панкратьев? Судя по описаниям, не исключено…
Лейтенантша кивнула, мельком глянув на меня:
— Я поняла…
И тогда я… узнала ее. Она была одной из вожатых в лагере! Кажется в первом отряде, у самых дуботолков. Не то Полина, не то Галина…
— Да, это я. Мы немного знакомы. В “Отраде” вы так заступались за Гертруду Аркадьевну, которая лупцевала ребятишек…
Полина-Галина пожала плечами: что, мол, за бред? И обратилась к географу:
— Следует ли понимать, что вы попытаетесь воспрепятствовать выполнению наших служебных обязанностей? — (А голосок-то! Ну прямо орхидея на клумбе!)
