Синий город на Садовой - Крапивин Владислав Петрович (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
– Пятнадцать… шестнадцать… семнадцать…
На счете "сорок три" Федя уловил за спиной вздох и радостное шевеление. Оглянулся. Березкин держал пакет опущенной рукой и стоял со стыдливо-облегченным лицом. Федя приложил палец к губам, глазами показал на Олю.
– Шестьдесят три, шестьдесят четыре… – Она явно наращивала темп. Ладно, пускай теперь… И когда Оля сосчитала до девяноста, Федя снисходительно сказал:
– Так и быть, хватит уж.
Она быстро обернулась:
– Не едем! Где сюрприз?
– Подними сумку, посмотри, что там…
Оля вытащила коробку.
– Ой, Фе-едя-а… Где взял?
– Физик подарил. Сперва меня контузило, а… Ура!
Лифт зажужжал и поехал вниз.
– Не шумите, а то сглазим, – быстро попросила Оля. И все молчали до конца. Кабина стала, двери разошлись. Человек семь рассерженных взрослых толпились перед лифтом. Толстый дядька в соломенной шляпе и белых штанах возмущался:
– Катаются, понимаете ли, безобразничают, а люди ждут…
– У вас вс'сегда дети виноваты, – огрызнулся Березкин. А Феде быстро сказал: – Я пакет сам унесу… – И первым выскочил на двор. Побежал туда, где чернели мусорные контейнеры. Иногда останавливался и подтягивал бинт.
Оля почему-то вздохнула:
– Смешной, да?
– Ну нет. Пожалуй, наоборот, чересчур с'серьезный.
Они посмеялись.
Березкин от контейнеров не вернулся, убежал куда-то.
Оля и Федя вышли из тени дома под горячее солнце.
– Как ты все же пленку-то раздобыл? Чудо такое…
– Сейчас расскажу. Сперва мне на голову упала сова…
Вторая часть
Закон табурета
Спирали
Кинокамера была черно-лаковая, размером с толстый портсигар. Внутри у нее жил хитрый механизм. Когда закручивали откидной рукояткой пружину и нажимали кнопку спуска, камера оживала в ладонях. Механизм чуть подрагивал в кожухе, урчал, как довольный котенок, а в окошечке видоискателя подпрыгивал черный стерженек – сигнал, что пленка движется нормально. А когда "Экран" жужжал вхолостую, стерженек не двигался.
Именно так, без пленки, сперва и учился Федя работать с аппаратом: не дергать им при съемке, выбирать нужный кадр, определять по экспонометру диафрагму в крошечном, похожем на капельку объективе. А еще – переключать скорости, перезаряжать кассеты, плавно вести камеру при съемке панорамы и учитывать хитрое явление под названием "параллакс" – то есть высоту видоискателя над объективом…
Пробную ленту Оля разрешила Феде снять лишь через два дня. И проявила ее сама, попутно объясняя, какие для чего растворы; их было целых пять! Конечно, Федя израсходовал первую пленку на что попало. Но Оля снисходительно заметила, что для начала получилось неплохо. А про одну сценку – где малышня в детсаду сидит на изгороди и перекидывается мячиком – даже сказала, что, может быть, пригодится для фильма.
– А теперь тебе надо научиться проявлять пленку.
Будь она неладна, эта пленка. Чтобы проявить, надо сперва зарядить ее в бачок. Намотать в полной темноте десять метров капризной скользкой ленты на катушку с тонкой спиралью. И чтобы краешек нигде не выскочил из пазов этой спирали, а то эмульсия слипнется – и прощай, отснятый материал!
Они запирались в кирпичном, без единой щели гараже, и Оля в кромешной мгле подавала советы не спешить и сохранять спокойствие, а Федя поминал столько чертей, что такого количества не нашлось бы во всей преисподней, и тихо рычал. Потому что пленка не хотела вставляться в резьбу бачковой улитки, моток выскакивал из ладоней, лента шелестящей кучей вспухала на полу, щекочуще опутывала ноги, и нельзя было переступить. Под ногами тут же захрустит…
От мрака и бессилия у Феди в глазах прыгали зеленые пятна, и он в сердцах говорил, что зря тогда отвернул "Росинанта" от своей мучительницы. Она смеялась и разъяснила нарочитым голосом учительницы: каждый кинолюбитель должен всю работу делать от начала до конца. А кнопку нажимать на камере – этому может и макака научиться.
– Сама ты макака! – вопил во мраке Федя. – На свободу хочу! К солнцу и свету! Спасите!..
Наконец Оля смилостивилась. Но сказала, что даст ему домой засвеченную пленку и один бачок (в ее хозяйстве их было три). Пускай Федя тренируется в свободное время.
Поздно вечером он сидел на постели и, зажмурившись, вертел проклятую улитку, а щекочущая лента скользила в пальцах, готовая в десятый раз сорваться со спирали…
Наконец получилось! Раз, второй, третий! Оказывается, все дело в привычке, в натренированности пальцев. Ура!..
Федя завалился спать, а в глазах вертелась желтая спираль. И, погружаясь в полудрему, Федя философски размышлял, что все в жизни движется по спирали, – он читал про это в журнале "Знание – сила". Явления делают круг и возвращаются, но уже не на прежнее место, а на новое. И вертит, вертит жизнь человека в спиральном завихрении событий…
Вот и опять жизнь принесла его, как перышко в потоке, к знакомству с девчонкой. Хотя еще в мае он поклялся, что никогда больше не позволит себе таких глупостей… Но ведь Оля – это совсем не то, что Настя! С ней… ну, почти так же, как с Борькой, про все можно говорить, спорить, подначивать друг друга. И когда в темноте гаража Олины волосы касаются Фединого уха, он только вздрагивает от щекотки. А будь на ее месте Анастасия Шахмамедова! Он бы одурел от… как это говорится?.. "от электрических токов любви"!
Нет, больше такого не повторится. И одно беспокоит Федю: как отнесется к этому новому знакомству Борис?
Федино увлечение Настей Борис не одобрял. Нет, он вовсе не ревновал друга к этой девчонке. Понимал, что одно дело такая вот влюбленность, другое – настоящая мужская дружба, завязавшаяся еще в детсадовские времена. Борис просто страдал, видя, как мается из-за этой Настасьи Федя. И с грустной иронией говорил: "Не понимаю я этого. Наверно, еще не дорос…" И он вздохнул с великим облегчением, когда Шахмамедова исчезла из их жизни. Даже вспомнил изящную поговорку: "Леди с фаэтона – рысаку легче…"
Но как будет сейчас? Когда Борис поймет, что Ольга – вовсе не какая-то там любовь, а просто… ну, в общем, хороший товарищ? Не решит ли, что есть здесь со стороны Феди измена? Мол, стоило уехать на три недели, как Феденька заимел нового друга…
"Ох, да что ты! – вдруг встрепенулся Федя. – Ты же с а м это придумываешь! А Борька – он разве такой?"
Борис, он всегда все понимал в Фединой жизни. Даже лучше, чем родители. Не говоря уже о Ксении.
Старшая сестрица была несообразительная и бесцеремонная. Однажды утром высказала при отце и матери:
– У Феденьки явно опять роман… – Весенние страдания брата не были для нее (да и для родителей) секретом. – Каждый день удирает до вечера к какой-то Оленьке.
Федя не стал ни краснеть, ни даже злиться. Только хмыкнул и крутнул у виска большим пальцем: проверни, мол, шестеренки, а то заело. Люди делом заняты, кино снимают в соответствии со школьным заданием, а ты чепуху несешь.
Снимать начали на пятый день знакомства (когда обоим казалось, что знакомы давным-давно). И почти сразу все застопорилось… Казалось бы – совсем простое дело: Федя идет по улице, посвистывает, поглядывает по сторонам и видит всякие интересные мелочи – то хитрые башенки и флюгера на старом здании аптеки, то солнечные вспышки среди тополиной листвы, то хитрого толстого малыша, который комком черной земли рисует усы гипсовому льву в сквере у драмтеатра… То драчливых воробьев, устроивших потасовку на лепном карнизе краеведческого музея… А потом уж Федя должен был подняться на высокое крыльцо этого музея и оглядеть с него старую часть Устальска и берег Ковжи…
Малыш со львом и воробьи снялись отлично. Наверно, потому, что не заметили камеру. А Федя, когда знал, что на него направлен объектив, деревенел от неловкости.
– Ну, чего ты как неживой!
– Сам не знаю. Не получается…
– Да чему тут получаться-то? Шагай да смотри вокруг! Как на самом деле, когда гуляешь…
