Повесть о рыжей девочке - Будогоская Лидия (читать книги онлайн без .TXT) 📗
Женя оторвала голову Евы от шинели, притянула к себе и поцеловала Еву в губы.
«Господи, - подумала Ева с тоской, - как неприятно, когда чужая женщина целует».
Ева очень боится, что Женя поцелует ее еще раз. Она сделала отчаянное усилие и овладела собой.
- Пойдемте, - сказала Ева.
Женя улыбнулась довольная.
- Только нужно сделать веселое лицо, чтобы папочка не заметил.
Ева постаралась сделать веселое лицо. И пошли.
Вечером папа зашел в комнату к Еве и сказал:
- Твое счастье, что сегодня первый день моей свадьбы и я не могу тебя пороть. Но ты не думай, что я забуду. Все это еще рухнет тебе на голову в один прекрасный день. Достаточно одной только капли. Берегись, ты вывела меня из терпения.
И ушел.
Еве приснился страшный сон: папа порет Еву. Ева проснулась вся в поту. Так и будет, - решила Ева, - когда папа узнает про единицу. Выпорет или просто будет бить кулаком наотмашь по лицу, как ту няньку, у которой косичка была с крысиный хвостик. Если так случится, - Ева не вынесет. Ева немедленно умрет.
И с тех пор Ева ни минуты не находит себе покоя. Где же выход? Ведь говорят же умные люди: что бы ни случилось, можно найти выход. Но какой же выход, чтобы спастись от единицы? Ах, если бы длинный Кориус хоть на минуту забыл в пустом классе свой толстый журнал. Ева изодрала бы журнал в клочья, а клочья сожгла бы в печке. Ведь не у одной Евы единицы. Кориус много ставит единиц. Вспоминай потом, у кого была единица, у кого нет.
Папа несколько дней будто совсем не замечал Евы. И вдруг заметил и заговорил.
- Ну-с, - сказал папа, как только кончили обедать, - как твои учебные дела?
- Ничего, ничего себе, - ответила Ева и затрепетала.
- Что значит «ничего себе»?
- По русской письменной получила пять с минусом. Минус - потому, что сделала одну пустячную ошибку.
- Тащи тетради, - приказал папа,
Ева притащила. У Евы ресницы дрожат, губы дрожат, щеки как огонь, руки как лед.
Перелистнула тетрадь и показывает:
- Вот русская письменная. Вот ошибка красным подчеркнута. Нужно было написать «вблизи» вместе, а я написала отдельно.
- Дура, - сказал папа, - конечно, вместе пишется «вблизи». Наречие - вблизи. Пятый год трубишь, а наречий не знаешь.
- А это, - говорит Ева, - тетрадь по алгебре. Письменные классные работы. За первую я получила четыре. А за вторую… вторая была очень трудная. Такую задачу задали, что многие девочки не решили совсем. Я очень долго мучилась над задачей, перед самым звонком насилу решила. И получила три.
- Показывай.
Ева подала тетрадь. Папа перелистнул. Женя тоже наклонилась и смотрит.
- Три, - вскипел папа, - ты мне сказала три! А тут три с минусом. Минус хотела утаить. И задача самая что ни на есть простая. Мальчишками рыжая башка забита. Где уж тут задачу решить?
Хватил тетрадь и пустил тетрадью прямо Еве в лицо. Ева остолбенела.
- Вот, - обратился папа к Жене, - ни капли любви и благодарности к отцу. Всю жизнь зверем на меня смотрит! И ни разу с лаской не подошла. И все потому, что отец не приманивает сладкими подачками. Отец требует послушания и учит добру. И упорный же этот рыжий черт. Ты ей тверди свое, а она все наперекор. Так на рожон и лезет.
Женя и не пошевельнулась. Ева расплакалась.
Когда мама была, чуть папа крикнет на Еву, мама тут как тут. Сейчас же найдет для Евы оправдание и успокоит папу. При маме не хлестал папа Еву тетрадками по лицу. А бабушка? Попробуй хлестни при бабушке. Бабушка убьет палкой.
- Реви, - сказал папа, - когда проревешься, я спрошу, какие у тебя отметки по устному.
Ева от ужаса разревелась на весь вечер.
На другой день из гимназии Ева идет, еле-еле передвигая ноги, Еве совсем не хочется возвращаться домой. В гимназии в десять раз лучше, чем дома. Пальто у Евы нараспашку, растрепанные книги затянуты ремешком.
На улице грязь. Сначала были заморозки. Потом оттепель. Потом три дня свистел ветер и хлестало косым дождем. Теперь дождь перестал, но ветер не стихает. Ветер срывает дождевые капли с голых ветвей и треплет Еву. Улицы не перейдешь - так с калошами и затонешь в грязи.
Все ждут не дождутся, когда, наконец, грянет первый мороз, высушит все и засыплет снегом.
Ева завернула на Покровскую улицу. Перед домом стоит Настя в одном платьишке, даже без головного платка. Растерянная, вся в слезах.
- Настя! - воскликнула Ева. - Что ты тут делаешь?
- Вот стою и думаю, чего бы сделать. Ах, где ты раньше была? Только что собачники Кривульку поймали и увезли.
- Где собачники? - спросила, бледнея, Ева.
- Укатили. Теперича на Зеленой ловят. Изверги. Удавить бы их этой самой петлей. Разве можно так животную тварь? Как накинули петлю, как затянули, да как поволокли Кривульку по грязи, да как швырнут в ящик… Уж не знаю, целы ли Кривулькины косточки. Я выбежала из ворот и кричу: «Что вы делаете? Наша собака. Не трожьте!» А они и ухом не повели.
Ева кинула Насте книги и побежала.
Бежит, не разбирая луж. Брызги во все стороны летят из-под ног. А ветер точно рассвирепел, срывает пальто, с плеч, платье с колен. Сорвал с головы шапочку. Ну, да черт с ней, с шапкой. Если жизнь Кривульки на волоске, если каждая минута дорога, - не гоняться же Еве за шапкой.
Ева метнулась на Зеленую и видит: посреди улицы стоит собачий ящик на колесах. В ящик запряжена понурая кляча. И рядом с клячей мужик в засаленном балахоне, в черной мохнатой шапке. А два других мужика крадутся по мосткам на цыпочках, заглядывают в ворота. Балахоны у них подобраны, сапожища в грязи, в руках наготове аркан с петлей.
Вокруг ящика ватага мальчишек. У кого ранец за спиной и на шинели голубой кант городского училища, а у кого ни ранца, ни канта, так, просто уличный оборвыш. Все заглядывают в ящик через решетку и галдят. А один взял палку и ткнул в решетку.
Ева остолбенела. По мирной улице везут на лютую казнь беззащитных зверей, а люди даже не вступятся. Оглянутся, посмотрят - и ничего. А мальчишкам даже как будто и весело.
Ева перепрыгнула через канаву, кинулась в ящику и закричала:
- Кривулька!
Сквозь отчаянный лай и вой Еве послышался жалобный голос Кривульки. Ева прижалась к решетке лицом и отшатнулась. Как из темной ямы, смотрят на нее собаки горящими глазами, дышат тяжело, морды оскалены.
- Эй, - крикнул Еве мужик, - отваливай!
- Отдайте, пожалуйста, мою собаку хромую, - взмолилась Ева и двумя руками вцепилась в вонючий балахон.
- Пошла! - отмахнулся мужик.
- Отдай! - крикнула Ева, не отнимая рук. Ева будет держаться за балахон и кричать до тех пор, пока ей не отдадут Кривульку.
Мужик с силой оторвал от себя Еву и толкнул. Ева упала коленями в грязь. Ватага мальчишек застыла, разинув рты.
Ева поднялась. Лицо белее полотна, в черных брызгах. С колен и с рук стекает грязь. Ветер вздул рыжие волосы.
- Тьфу, - сплюнул мужик, - рыжая ведьма.
И выругался.
Мальчишки разразились хохотом.
Ева стиснула зубы, отбежала, нагнулась, хватила из канавы булыжник, размахнулась с закидкой и запустила булыжник в мужика. Мужик ахнул и нагнул голову. Если бы не нагнул, прямо бы в голову попал булыжник. А так - пролетел и со всего маху - в клячу.
Кляча брыкнулась, тряхнула гривой, подняла хвост и понеслась.
Мальчишки завизжали от неистового восторга.
Разбрызгивая грязь, мчится с воем и лаем по Зеленой улице собачий ящик. За ящиком по грязи шлепает балахон. И два других балахона с арканами, крича и ругаясь, тоже бегут за ящиком. А за ними вся ватага мальчишек. Мальчишкам понравилось, как рыжая кинула булыжником.
- Бей их! - кричат мальчишки и, хватая на бегу камни, кидают собачникам вслед. А впереди всех Ева - как черт огненноволосый, выпачканный в грязи, с камнем в руке.
Свист пошел по Зеленой улице. Из ворот выбегают люди. Из-за угла выскочил полицейский со свистком в зубах. Увидев полицейского, вся ватага мальчишек повернула назад - и врассыпную. Оглядываются на Еву, машут ей.