Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
А ноги несли его к реке.
Потому что был единственный способ хоть как-то проявить героизм — переплыть реку.
Ведь он так и не переплыл ее по правде-то! И теперь пришла пора. Сейчас, в августе, река была уже не такая широкая, как в июне, но все же от берега до берега хватало быстрой неспокойной воды (иногда и с водоворотами!). Особенно у ледорезов, недалеко от моста.
Если Симка переплывет реку, значит, он не совсем пропащий человек и есть в нем еще смелость и честность. А если не переплывет… Ну, что же, Луи тоже не уцелел в схватке. Зато Мик потом всю жизнь жалел его, горевал о нем. Они остались друзьями.
Маму, конечно, жаль, будет плакать. Но у нее есть Андрюшка, есть храбрый взрослый Игорь. Они ее утешат…
Уже потом, вспоминая о своем решении, Симка понимал, какое оно было глупое. Ну, переплыл бы он, а что дальше? Пошел бы рассказывать о своем подвиге Мику? Или сделал бы так, чтобы Мик узнал о нем случайно и восхитился (это, мол, Симка от горя, что мы поссорились)? А как бы Мик узнал? Специально звать свидетелей, что ли?
Но сейчас Симка про такое не думал и никаких свидетелей не хотел. Их и не было.
Симка от Нагорного переулка спустился к мосту, а там — еще ниже, к самой воде.
Во влажном воздухе пахло сладковатой речной травой, которая остывала после теплого дня. Дрожали на дальнем, низком берегу первые огоньки. Пробежал катер, выхлестнул на песок шипучую волну. Слева, довольно далеко, горел рыбачий костер, а поблизости не было никого.
Ближний бык-ледорез стоял теперь на суше, от его косой щелястой стенки несло теплым влажным деревом. Это хорошо, что теплым, потому что Симке сделалось зябко. Даже в пиджачке. А когда Симка стянул его, вдоль позвоночника пробежал новый озноб. Симка засуетился. Пиджачок, шорты и майку скрутил в тугую муфту и спрятал внутри ледореза, где темнота пахла плесенью и сырым песком. Он быстренько переплывет на тот берег, пробежит обратно по мосту, оденется — и все невзгоды останутся позади. Главное, не медлить. Симка знал, что вода теплее воздуха, поэтому надо скорее оказаться в ней по горло. А еще надо спешить — чтобы не раздумать. Начнешь размышлять, колебаться, а там, глядишь, и страх навалится…
«А он, что ли, еще не навалился?» — спросил Который Всегда Рядом.
«Иди ты знаешь куда», — сказал Симка. И… сел на корточки у воды. Обнял себя за плечи.
«Чего ты все «иди» да «иди», «пошел» да «пошел»! — вдруг обиделся Который. — Вот возьму и правда уйду…»
«Ну и топай!»
«И уйду!»
«Иди-иди…»
Симка понимал, что Который Всегда Рядом теперь боится быть рядом. Ведь если Симка начнет тонуть, Который ничем не поможет, а видеть такой ужас, наверно, выше его сил. Выход у Которого был один: поругаться, обидеться и гордо уйти (а по правде — сбежать).
«Иди, — сказал Симка. — Все равно тебя нет на свете».
«Меня?! Нет?!»
«Вот именно. Тебя нет»
«Ну и фиг с тобой, моржа…» Этой фразой Который Всегда Рядом, кажется, хотел свести дело к шутке: мол, Симка посмеется и попросит его остаться. Тогда, может, и остался бы. Но Симка промолчал, и Который Всегда Рядом ушел. Как потом оказалось — навсегда. По крайней мере, в Симкиной жизни он больше не появлялся. И бывало, что Симка жалел о Котором, но это случалось после. А сейчас Симка думал об одном: пора плыть. Потому что не было никакого пути назад.
Он встал. Тощий, озябший и решительный.
И тогда за спиной у него сказали:
— Зуёк…
Сзади стоял Фатяня.
Автор уже предупреждал читателей, что в этой книге много счастливых совпадений. Может показаться, что гораздо больше, чем в жизни (хотя это не так). И теперь можно лишь повторить: кто не верит, пусть не читает. Или пусть пишет критическую статью в газету «Литературная Турень». Но даже если такая статья появится, факта все равно не отменить: Фатяня оказался рядом с Симкой.
Впрочем, в этом нет ничего необычного. Шел он через мост от приятелей, увидел у воды съеженного пацаненка, узнал, быстро спустился, почуяв неладное…
На плече у Фатяни была гитара.
Фатяня опять сказал:
— Зуёк… Ты чего это тут?
— Я… так…
— Купаться, что ли, надумал?
— Я… ага…
— Нашел время!
— А чего… — прошептал Симка.
Фатяня положил на песок гитару. Крепкими (и почему-то очень теплыми) пальцами взял Зуйка за плечи, придвинул вплотную к своей мятой форменке.
— Зуёк, ты это… такой, будто надумал топиться…
— Ничего не надумал… Переплыть хотел…
Фатяня выругался по-морскому:
— Ядрёна швабра!.. Подвигов захотелось?
— Ага! — дернулся Симка. И решил разозлиться. И сказать Фатяне, чтобы шел по своим делам и не лез в чужие. И… случилось такое, чего он сам не ждал секунду назад. Симка расплакался — громко, с дрожью всего тела, с пузырями у губ.
Он уткнулся лицом в Фатянину форменку, и горестные судороги сотрясали его плечи.
— Ядрёна свайка, — шепотом сказал Фатяня. Оглянулся, увидел неподалеку вросший в песок обрубок тополиного ствола. Потянул за собой Симку, сел. Посадил Зуйка на колени. Обнял за спину. — Видать, нешуточное что-то, да? Ладно, давай, кореш, колись…
И Симка «раскололся». Сразу. Не было сил удержаться. Вся его горестная история выплеснулась со слезами на Фатянину форменку — сбивчивая, путаная и безнадежная. Лишь про свои слова о девочках Симка все же не проговорился. Сидело в нем это последнее «нельзя». Объяснил иначе: «Я ему сказал такое… чего не имел права… ну, никак… Он теперь никогда…»
Фатяня твердой ладонью провел по Симкиным дребезжащим от горя позвонкам. И сказал почти как мама:
— Никогда — это до завтра… Хватит воду лить, вон ее сколько в реке.
Симка уже не «лил воду» потоками, но всхлипывал безудержно.
— Никакого завтра… не будет…
— Все будет. В лучшем виде. Не можете вы поссориться навеки.
— Почему? — новая судорога тяжело тряхнула Симку.
— Потому что я вам одну печать на двоих подарил. Возьми в голову! Это же все равно как талисман. Заговоренная вещь…
Как ни странно, такой довод показался Симке увесистым. Как сама печать. Только…
— Но ведь она же не у меня… Под якорем…
— Вот и хорошо, что под якорем. Значит, всё у вас будет только крепче… Моряки почему на форме якоря носят? Это знак надежности и прочности… Где твои манатки? Одевайся, я тебя провожу. Чтоб опять не намылился в заплыв…
— Я… не намылюсь, — всхлипнул Симка. — Только… я не домой. Лучше я к Мику… сейчас…
— А вот это не надо. Вам полезно потерпеть до утра. Чтобы все перекипело… Мику-то теперь тоже, наверно, тошно…
«А ведь правда! — ахнул про себя Симка. — Или… ему все равно?»
Терпеть до утра казалось немыслимым.
— Нет. Я сейчас…
Фатяня застегнул и одернул на нем пиджачок.
— О маме подумай, Зуёк… — сказал он вполголоса, словно рядом были посторонние. — Она теперь небось бегает над логом, тебя ищет… Идем.
Мама не бегала над логом, но явно беспокоилась.
— Нагулялся, бродячая душа? Садись за стол, я картошку пожарила.
Симка торопливо умылся на кухне под рукомойником — чтобы мама не разглядела следы слез. Всхлипы все еще иногда встряхивали его, но незаметно, внутри. Он машинально жевал картошку, запивал сладким чаем и думал, думал про свое. То надежда, то горестная безнадежность накатывали волнами. Хотелось одного: чтобы пришло завтра. Пускай хоть какое, лишь бы скорее!
После ужина он сразу забрался в постель, хотя понимал, что не уснет всю ночь. И… уснул почти мгновенно, придавленный всем, что случилось.
Но во сне тоже не было покоя.
Сначала они с Миком оказались внутри запаянного спутника. И Мик был Белкой, а Симка Стрелкой. Или наоборот, неважно. Важно было другое:
— Мик… ты больше не злишься на меня, да?
Мик повернул печальное лицо.
— Какая разница? Все равно мы скоро сгорим в атмосфере.
— Мик, мы не сгорим! Обещали, что нас приземлят!
