Все о Томе Сойере и Гекльберри Финне (сборник) - Твен Марк (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗

– Ага! Ну а лошадь вообще летать не может!

– Вот так здорово! Посадил–таки его Гек в лужу, говорю я вам! Эх, и угодил же он в ловушку! Эх… Да…

Тут Джим чуть не задохся от смеха и уж больше ничего сказать не мог. А Том страшно рассвирепел, видя, как я уложил его на обе лопатки да его же доводами разбил в пух и прах. Он только и мог сказать, что всякий раз, когда мы с Джимом начинаем возражать, ему за весь род человеческий краснеть приходится. Ну а я ничего не сказал, я и так был вполне удовлетворен. Когда мне удается заткнуть кого–нибудь за пояс, я никогда не похваляюсь и на его счет не прохаживаюсь, как некоторые. Я тогда думаю, что если б я был на его месте, то не хотел бы, чтоб он на мой счет прохаживался. По–моему, гораздо лучше быть великодушным.

ГЛАВА ХIII. ДЖИМ ЕДЕТ ЗА ТРУБКОЙ ТОМА

Вскоре мы оставили Джима одного летать возле пирамид, а сами полезли в дыру, которая ведет в тоннель, захватили с собой несколько арабов и свечки, и там, внизу, в самой середке пирамиды, мы нашли комнату, а в ней большой каменный ящик, где хранился царь, – в точности, как тот человек в воскресной школе рассказывал. Только теперь царя не было – его кто–то утащил. Но я не особенно интересовался внутренностью пирамиды: я подумал, что там, наверное, водятся привидения, – конечно, не свежие, – ну да мне все равно, я никаких не люблю.

Потом мы вышли оттуда, сели на маленьких осликов и проехали немного верхом, потом немного на лодке, а после еще на осликах и наконец прибыли в Каир. Дорога все время была такая ровная и красивая, какой я еще в жизни не видывал. По обеим сторонам росли высокие финиковые пальмы, везде бегали голые ребятишки, а все мужчины были медно–красного цвета, стройные, сильные и красивые. А до чего удивительный был сам город! Улицы – такие узенькие, настоящие переулки – были битком набиты народом. Мужчины – в тюрбанах, женщины – под покрывалами, и все разодетые в яркие, пестрые наряды всевозможных цветов; и никак нельзя было понять, каким образом люди и верблюды ухитряются пролезать в такие узкие щели, но они все же ухитрялись; и кругом были шум и давка. Лавки были тоже такие маленькие, что в них не повернешься, но заходить туда было незачем: лавочник, поджав ноги, сидел на своем прилавке, курил длинную изогнутую трубку, разложив все свои товары так, чтобы можно было достать их рукой, и чувствовал себя как на улице, – все равно проходившие мимо верблюды задевали его вьюками.

Время от времени какая–нибудь важная персона проносилась по улицам в своей карете, а впереди бежали разряженные люди, вопили благим матом и колотили длинными шестами всех, кто не уступал дорогу. Вдруг откуда ни возьмись появился султан. Он ехал верхом во главе процессии в таком роскошном наряде, что у всех прямо дух захватило, и все тут же бросились плашмя на землю и лежали на брюхе, пока он не проехал. Я забыл лечь, но мне помог вспомнить один парень – тот, что бежал впереди с шестом.

Были там и церкви, да только здешние жители до того глупы, что вместо воскресенья празднуют пятницу и нарушают день субботний. Когда заходишь в эти церкви, надо снимать башмаки. В церкви находились толпы мужчин и мальчиков, они сидели кучками на каменном полу и страшно шумели. Том сказал, что они учат наизусть свои уроки из корана – они думают, что это библия, а те, кто понимает, что коран не библия, те предпочитают в это дело не вмешиваться и знай себе помалкивают. Я в жизни такой огромной церкви не видывал. Она была до того высокая, что прямо голова кружилась, когда вверх посмотришь. Церковь в нашем городе ничто по сравнению с этой, – если засунуть ее в эту, люди подумали бы, что это ящик с галантерейным товаром.

Но больше всего мне хотелось поглядеть на дервишей – я ими очень интересовался из–за того дервиша, который сыграл такую штуку с погонщиком верблюдов. Мы нашли их целую кучу в какой–то церкви. Они называли себя вертящимися дервишами – и в самом деле вертелись, да так, как я еще в жизни не видывал. На них были надеты высокие шляпы вроде сахарных голов и полотняные юбки, и они беспрерывно крутились и вертелись, как волчки, а юбки ихние развевались во все стороны. Я такой красоты еще ни разу не видал и, глядя на них, совсем ошалел. Том сказал, что все они мусульмане; а когда я спросил, что значит мусульманин, он мне объяснил, что это всякий, кто не пресвитерианин. Выходит, что в штате Миссури их множество, только я раньше не знал.

Мы не видели и половины того, что надо было посмотреть в Каире, потому что Тому приспичило отыскать все места, которые прославились в истории. Мы прямо с ног сбились, разыскивая житницу, куда Иосиф складывал зерно перед голодом, а когда мы ее нашли, оказалось, что и смотреть–то там не на что – такая это ветхая развалина. Однако Том был очень доволен и поднял страшную бучу. Я бы ни за что так не орал, даже если б мне гвоздь в ногу вонзился. Как он вообще это место нашел, ума не приложу. Пока мы до него добрались, мы прошли не меньше сорока точно таких же житниц, и я думал, что любая из них вполне сойдет, но Тому только настоящую подавай – другие ему не годятся. Я никогда не встречал никого дотошнее Тома Сойера. Чуть он завидел ту самую житницу, он ее вмиг узнал – вроде как бы я узнал свою запасную рубашку, если бы только она у меня была. Но как ему это удалось, он вряд ли мог бы объяснить, – он сам в этом признался.

Потом мы очень долго рыскали в поисках дома, где жил мальчик, который научил кади, как рассудить дело со старыми и новыми маслинами. Том сказал, что это из «Тысячи и одной ночи» и что после, на досуге, он нам с Джимом про это расскажет. Ну вот, рыскали мы рыскали – до тех пор, пока я чуть не свалился с ног от усталости. Я стал просить Тома бросить это дело, прийти на следующий день и разыскать кого–нибудь, кто хорошо знает город, умеет говорить по–миссурийски и сможет отвести нас прямо на место, – но нет, он непременно хотел найти его сам, и все тут. Вот мы и поплелись дальше. Но тут произошла самая удивительная вещь на свете. Этот дом исчез (исчез много сот лет назад), и от него не осталось ничего, кроме одного глиняного кирпича. Никто бы в жизни не поверил, что какой–то деревенский мальчишка из штата Миссури, который никогда раньше в этом городе не бывал, может прийти, обыскать это место и найти тот самый кирпич. А вот Том Сойер это сделал. Я знаю, что он это сделал, потому что я сам видел. Я был рядом с ним в это время и видел, как он заметил тот кирпич и как узнал его. Да, сказал я про себя, как же он это делает? Что это – знания или инстинкт?

Вот все факты – точно, как было, и пусть каждый объясняет сам, как хочет. Я долго над этим думал, и мое мнение, что это отчасти знания, но главное тут инстинкт. И вот почему. Том положил кирпич в карман и сказал, что, когда вернется домой, напишет на нем свое имя и все факты и отдаст его в музей. Ну а я потихоньку вытащил кирпич у него из кармана и сунул туда другой, почти такой же, и он не заметил никакой разницы, – а разница–то была. По–моему, это решает дело: тут главное инстинкт, а не знания. Инстинкт говорит ему, где подходящее место для кирпича, вот он и узнает его – по месту, а не по виду самого кирпича. Если б дело было в знаниях, а не в инстинкте, он бы узнал этот кирпич, увидев его снова. А он не узнал. Теперь вы понимаете, что, сколько бы там ни кричали, будто знания такая замечательная штука, – инстинкт в сорок раз больше стоит, потому что он такой безошибочный. И Джим то же самое говорит.

Когда мы вернулись обратно, Джим спустился вниз и взял нас на борт. В лодке сидел молодой человек в красной феске с кисточкой, в красивой голубой шелковой куртке и в широких штанах; поясом ему служила шаль, за которую были заткнуты пистолеты. Он говорил по–английски и хотел наняться к нам в гиды и показать нам Мекку, Медину и Центральную Африку – и все за полдоллара в день и за харчи. Мы его наняли и поехали, включив полный ход. После обеда мы очутились над тем самым местом, где израильтяне переходили Черное море, когда фараон хотел их догнать и на него обратились воды. Там мы остановились и хорошенько осмотрели место. И Джим очень обрадовался, он сказал, что видит все в точности, как оно было. Он видит, как израильтяне идут между стенами вод, а египтяне догоняют их, спеша вовсю; а когда они вошли в море, он увидел, как воды возвратились и потопили их всех до одного. Потом мы снова включили полный ход, понеслись дальше и стали парить над горой Синай и осмотрели то место, где Моисей разбил каменные скрижали, и ту равнину, где расположились сыны Израилевы и где они поклонялись золотому тельцу. И все это было ужасно интересно, и гид знал каждое место не хуже, чем я свой родной город.