Ребята с Голубиной пади - Жемайтис Сергей Георгиевич (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗

Левка, а за ним и вся семья Остряковых приняли горячее участие в судьбе Ван Фу. Иван Лукич устроил его к себе поваром на кран, и дядюшка Ван Фу стал кормить всю команду удивительно вкусными обедами.

Левка, Сун и Коля частенько забегали теперь на камбуз к Ван Фу, где для них всегда находились лакомые кусочки.

Однажды Левка возвращался с плавучего крана и встретил в порту Кешу. Котлочист сидел, свесив ноги с пирса, и бросал крошки хлеба жадным малькам, тучами сновавшим в прозрачной, как стекло, воде.

Приятели поздоровались.

— Ты что, ждешь кого? — спросил Левка.

— Да, жду, когда подадут катер вон с той коробки. — Он показал на белоснежный пассажирский пароход, стоявший на рейде. — Думаю сходить в тропические страны…

— Нет, правда, тебя что, с работы прогнали?

Кеша бросил в воду последнюю корку хлеба и признался:

— Пропащее у меня дело. Вчера чуть в ящик не сыграл.

— Да ты что, правду говоришь?

— Врать время нет. Вчера застрял между трубами! Спасибо, лист меняли у котла, а то бы пропал, как кит на песчаной косе. Вырос я здорово за этот год. — Кеша мрачно улыбнулся. — Что теперь делать, прямо не знаю. В Красную Армию идти, что ли? Там, слыхал, есть ребята. Как ты думаешь?

Левку осенила блестящая мысль.

— Постой, — сказал он, — у отца вчера масленщик ушел в Красную Армию. Хочешь, поговорю? Будешь на кране масленщиком работать.

Услышав такое предложение, Кеша залился ярким румянцем и с сомнением покачал головой: несбыточным счастьем казалось ему получить такую большую должность.

Вечером Левка попросил отца принять на кран Кешу. Иван Лукич улыбнулся и сказал:

— Скоро у нас с дедом вся команда будет из твоих друзей! Правда, Ван Фу прекрасный работник, замечательный повар! И Сун молодец! Брынза вот только подкачал… Ну ладно, приводи своего приятеля.

Левка каждый день бывал на катере, а иногда, отпрашиваясь у матери, жил там дня по три, выполняя вместе с Суном все матросские обязанности.

«Орел» был неутомимым морским работягой День и ночь сновал он по бухте, подтягивал к судам баржи с углем и пресной водой, помогал неповоротливым океанским кораблям швартоваться к причалам, а перед отходом в плавание выходить на рейд.

Лука Лукич служил прежде боцманом на военном корабле и потому любил строгий порядок. Левка и Сун держали в образцовой чистоте палубу и так надраивали все медяшки, что они казались золотыми.

Как-то Лука Лукич получил задание доставить из бухты Витязь в торговый порт баржу с пресной водой. В те времена во Владивостоке не хватало пресной воды, и воду для морских судов доставляли на баржах из многих мест побережья залива Петра Великого.

Держа в руке письменный приказ, Лука Лукич озабоченно почесывал щетину на подбородке: у него вместо трех матросов остался только Брынза; два других матроса недавно ушли добровольцами в Красную Армию.

Брынза не оправдал надежд. Уже через несколько дней по приходе на «Орел» он запил. Лука Лукич уволил было его, но Брынза пожаловался в профсоюз моряков. Он бил себя в грудь, уверяя, что «выпил самую малость и то после вахты, когда каждый трудящийся имеет право промочить горло».

В союзе моряков знали Брынзу, но поверили его клятве, что он больше «ее проклятую в рот не возьмет, конечно, находясь на этой паршивой галоше»…

Брынза вернулся на «Орел» и, самодовольно усмехаясь, протянул шкиперу вчетверо, сложенный листок бумаги.

— Вот вам документик.

Лука Лукич прочитал:

— Что же нам делать на современном этапе? — сказал Лука Лукич, вспомнив про эту бумагу.

Левка, понимая причину озабоченности деда, толкнул Суна в бок, и мальчики с еще большим усердием стали укладывать толстый манильский трос в красивую спираль.

Из машинного отделения показалась всклокоченная голова машиниста Максима Петровича:

— Не вешай голову, Лука. Дойдем! Машинная команда вывезет!

В словах, машиниста было столько явного лукавства, что шкипер еще сильней стал скрести подбородок.

Каждый из стариков относился немного свысока к профессии другого. Лука Лукич считал, что главное на корабле — верхняя команда. А Максим Петрович не упускал случая подчеркнуть превосходство кочегаров и машинистов.

Взгляд шкипера упал на мальчиков: Левка и Сун усердно трудились на баке.

— Да я, собственно, не тревожусь! Сам я еще пока не сдаю, да и ребята, на худой конец, доброго матроса заменят. А что касается машины, то это дело само по себе вроде, скажем, ног, а верхняя команда — голова.

В тот же день «Орел» вышел из Владивостокского порта. Ночью он пришел в бухту Витязь, а на рассвете следующего дня, взяв на буксир баржу с водой, отправился в обратный рейс.

«Орел» шел вдоль скалистого берега, поросшего приземистыми соснами. Сверкающие валы осторожно передавали катер с одного упругого гребня на другой и, ускоряя бег, неслись к скалам, откуда доносились гулкие удары, словно кто-то бил по пустой бочке.

Левка и Сун, не обращая внимания на изрядную качку, красили белилами солнечную сторону рубки. Работа увлекла мальчиков. Каждый взмах кисти наносил на поцарапанную железную стенку, замазанную ярко-красным суриком, новый, сочный, ослепительно белый мазок, и рубка становилась празднично-нарядной.

Левка начал красить дверной паз. Сделав несколько мазков, он заглянул в рубку и придержал дверь. В это время Лука Лукич протянул руку от штурвала, постучал ногтем по стеклу барометра и многозначительно крякнул.

— Что, падает? — спросил его Левка, заметив, как на приборе, дрогнув, опустилась черная стрелка.

— Больно язык у тебя долог. Падает! — Лука Лукич нагнулся к переговорной трубе и прогудел: — Парку подзапаси!

— А что его запасать-то? — Максим Петрович выглянул из машинного отделения и, состроив ребятам плутовскую гримасу, добавил: — Пару полон котел! В мешки, что ли, запасать!

Вопрос Левки и легкомысленная веселость машиниста, по мнению Луки Лукича, были скверными приметами. Шкипер все суровее и суровее хмурил брови, находя новые подтверждения своим тревожным догадкам. Исчезли чайки, а длинношеие бакланы цепочками мчались к скалистому берегу.

— Левка, поди разбуди Брынзу! — приказал Лука Лукич.

— Есть! — Левка положил кисть и, скользя по палубе босыми ногами, побежал к матросскому кубрику.

Вскоре он вернулся и доложил:

— Не встает! Пьяный!

— Под суд отдам негодяя! — рявкнул шкипер и вдруг, переменив тон, тихо проговорил: — Несите-ка борща. Подзаправимся, пока есть время.

Левка и Сун загремели мисками в маленьком камбузе рядом с рубкой.

Пока Лука Лукич ел, сидя на пороге рубки, мальчики стояли у штурвала. Управлять катером становилось трудно. Волнение усилилось. Буксирный канат сильно натягивался и отбрасывал корму катера то вправо, то влево. Маслянистая поверхность воды сморщилась. В снастях загудел, запел на разные голоса ветер.

Доев борщ, Лука Лукич принял штурвал.

— Гамов маяк показался, сейчас курс возьмем на Владивосток, — сказал он, повеселев.

Ребята забрались на железные решетки между рубкой и трубой. Это было, по их мнению, самое удобное место на судне: отсюда можно заглянуть и в кочегарку, и через иллюминатор к дедушке, и в машинное к Максиму Петровичу.

— Я еще таких волн никогда не видел! — сказал Левка, показывая на расходившееся море.

— Думаешь, тайфун? — спросил Сун.

— Может, и не тайфун, а штормяга сильный идет.

Мальчики умолкли, наблюдая, как за бортом на синей кипящей волне появляются и исчезают белые узоры из пены, похожие то на кружева, то на прожилки мрамора, то на фантастических птиц и зверей. «Орел» тяжело взбирался на гребни волн и вдруг, увлекая за собой баржу, стремительно летел вниз.