Ленька Охнарь (ред. 1969 года) - Авдеев Виктор Федорович (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
Не удалось увидеть Леониду Мусю Елину и на следующий день. От ее подруги, он узнал, что Алла Отморская последние четыре ночи действительно спала в этой комнате-цехе. Ее койка давно была занята, и теперь она хлопотала о восстановлении в правах. Администрация тянула: не было мест.
Встретился он с Аллой и провел целых полдня совсем при других и неожиданных для себя обстоятельствах.
Произошло это поздним воскресным утром. Позанимавшись у себя на кровати, Леонид, чтобы размяться, отправился в угол, где стояла койка Кирилла Фураева. Там уже столпились несколько человек: значит, шел спор.
... Вернувшись к своей койке, чтобы продолжить занятия по немецкому, Леонид увидел Аллу Отморскую: в пальто, в высоких черных ботиках. Вот уж кого никак не ожидал! Леонид поспешно стряхнул с одеяла крошки, пригласил Аллу сесть: больше садиться было некуда.
— Каким ветром занесло?
— Эксплуатировать тебя собралась, Леня, — сказала она тем прежним тоном, каким разговаривала с ним в августе прошлого года. — Поможешь мне?
— Приказывай. Мои уши открыты.
Леонид оттопырил свои уши. За шутками он пытался скрыть радостное замешательство. Явилась сама? Зачем он понадобился?
Приход Аллы не остался незамеченным в комнате. Соседи Осокина многозначительно крякали, перемигивались: вот, мол, оказывается, какие у нашего дружка крали, — так уж принято между парнями. Внимание студентов не вызывало у Аллы смущения, она держалась просто, мило улыбалась.
— Выйдем?
Очевидно, Алла хорошо понимала свою власть над Леонидом, не сомневалась в ответе.
Он немедленно вытащил из-под блинообразной подушки пальто.
— Что я должен делать? — спросил Леонид, когда они спускались по пролету лестницы, застегиваясь на ходу.
— Вещи мне надо забрать от Ильи с Малого Фонарного. Муся, конечно, со мной. Поедешь?
— Сейчас? Может, Ваньку Шаткова захватим... вместо таксомотора?
— Обойдемся, — засмеялась Алла. — Там и перевозить-то чемодан и постель.
К нему обратились за помощью. Что это, особое доверие? Желание вновь сблизиться? Или просто подруги боялись одни встречаться с Курзенковым и брали его для защиты? Кстати и вещи дотянет: не одни же грузы таскать на товарных станциях.
— Ладно. Дальнейшее покажет.
— Только, Леня, умоляю, держись в рамках.
Осокин хотел обидеться: уж не считает ли Алка, что он продолжает ревновать и полезет драться? Вообще, просить помощи и читать наставления!
Глаза Отморской смотрели озабоченно, умоляюще, и он тотчас козырнул:
— Есть держаться в рамках!
XXXI
Ехать в Замоскворечье надо было на двух трамваях — с пересадкой. Вновь, как и полгода назад, тянулись мосты (река теперь скрыта грязным задымленным льдом), кривились узкие улицы с осевшими домами, деревянными бараками, круглыми покосившимися тумбами для афиш.
По дороге от остановки до квартиры Алла совсем притихла. По тому, как стали скованны ее движения, Леонид догадался, насколько она волновалась. Он боялся, что в решительную минуту Алла обмякнет, сдастся, и всячески развлекал ее веселыми рассказами о своих провалах на первых уроках немецкого языка. Муся шла, по обыкновению, тихо-спокойная и о чем-то думала: может, подбирала рифму к стихотворной строке?
Вошли в полутемную переднюю, Алла без стука открыла дверь в комнату, где еще совсем недавно жила, которую считала родным кровом.
Очевидно, Курзенков не ожидал жену именно в это время, да еще с такой компанией. Он с газетой полулежал на кушетке, рядом валялся открытый сборник пьес. Курзенков вскочил, зачем-то одернул модный шерстяной свитер, открывавший шелковый галстук, лицевые мускулы его задергались. Он пытливо смотрел на вошедших и ничего не говорил.
Ничего не произнесла и Алла. Сняв только одни перчатки, она достала из-под тахты свой чемодан, отряхнула с него мелкую пеньковую пыль, натрусившуюся с матраца. Ни она, ни Курзенков не предложили Мусе Елиной и Осокину раздеться или хотя бы присесть. Вообще вид у всех был такой, словно они между собой незнакомы.
Леонид молча стоял у двери. Вот он и еще раз находится в комнате, которую с болью, отчаянием, проклятиями не один раз вспоминал за эти полгода. Пожалуй, в ней мало что переменилось. Тот же красный пушистый ковер на стене, те же два мягких стула, обтянутых канареечным плюшем, лишь на обоих окнах появились белые шелковые шторки. Да, но теперь ко всему здесь прикасалась она, каждая вещь, которую в первое посещение этой комнаты он разглядывал только с любопытством, была связана с Аллой. Леонид смотрел на телефонный аппарат и думал, что совсем недавно она брала в руки эту трубку. Смотрел на патефон и представлял, как она его заводила, напевая под любимую пластинку. Обрызгивала себя из того вон флакона с духами. Сидела на этом стуле. А на тахте обнимала Илью, шептала слова любви. Лживые слова? Или искренние?
Леонид торопливо отвернулся от тахты. Странно, мы совсем не знаем, где что нас ожидает, где что с нами случится. Думал ли он полгода назад, что комнатка в невзрачном доме на Малом Фонарном займет такое место в его жизни? Как события, вещи властно вторгаются в нашу судьбу! И вообще, он, «отпетый» Ленька Охнарь, — в роли рыцаря-охранителя. Куда-то его бросит недалекое будущее, что заставит делать?
Открыв шифоньер, блеснувший зеркальной дверцей, Алла кинула на спинку стула плащ, серо-голубое нарядное платье. Взяла с подзеркальника свою пудреницу, флакон духов с пульверизатором. Начала заворачивать в простыню Одеяло, подушку.
По-прежнему все молчали. Самая спокойная, естественная поза, пожалуй, была у Муси.
Курзенков закурил, медленно выпустил дым, и губы его сложились в насмешливо-презрительную гримасу. Он старался подчеркнуть эту свою гримасу, чтобы все ее видели. Курзенков давно не брился, и черная щетина, при толстых черных бровях, особенно выделяла его красный чувственный рот, ложбинку на твердом властном подбородке.
— Демонстрацию устраиваешь? — спросил он жену.
Собирая вещи, Алла не ответила.
— Брось дурить, говорю. Ты меня неправильно понимала.
Вот то, чего боялся Леонид. Курзенков уговорит ее, и она простит ему все, помирится. «Бабу только приласкай, она и замурлыкает» — это Леонид от многих мужчин слышал. Он с тревогой ждал, что ответит Алла. Ответила она грубо, непримиримо:
— Может, ты меня правильно понимал? Я не простыня, а человек. Удобно устроился: и любовницу нашел бесплатную, и уборщицу?
В глазах Курзенкова вдруг вспыхнуло бешенство. Он схватил Аллу за руку, стал вырывать узел, который она вязала.
— Оставь комедию. Мы не на сцене... Уж если хочешь, все эго можно сыграть без статистов.
Леонид сделал шаг вперед, осевшим от волнения голосом произнес:
— Не трогай, Курзенков. Слышишь?
Курзенков не повернулся, не ответил, словно находился в комнате только вдвоем с женой.
— Останься. Поговорим... объяснимся.
Алла прищурила глаза, сказала, словно дала пощечину:
— Чего всполошился? Боишься за репутацию? Незапятнанный общественник! Активист! Не из-за меня же ты беспокоишься? Комната пустовать не будет, я ведь здесь не первая. И отец твой успокоится: приведешь жену без ребенка.
— И я у тебя далеко не первый. Сама призналась, что шестнадцати лет тобой овладел школьный физкультурник... Еще неизвестно, кто из нас кого «соблазнил». Так что нечего из себя строить... белую розу.
— Ну и животное! Пусти.
Она выхватила узел. Леонид приблизился еще на шаг, ежеминутно готовый вступиться. По-прежнему не глянув на него, Курзенков сунул руки в карманы брюк, отошел, и губы его опять насмешливо искривились.
«Физкультурник? В шестнадцать лет? » Этого еще не хватало. Леонид чувствовал себя так, словно мозг его окурили едким дымом. Ну да черт с ним — сейчас главное вырвать ее от скотины мужа.
Из перебранки «молодоженов» Леонид установил, что между ними немало произошло скандальных сцен, они частенько оскорбляли друг друга и уже не надеялись найти пути к примирению. Алла вскользь упрекнула его «длинноногой балеринкой». Курзенков в ответ уколол ее «горбылястым режиссером», причем насмешливо добавил: «Не просчитайся. Киношники надуют» — и еще раз предложил ей «подумать», «не рвать». В голосе Курзенкова проступали неискренние, актерские ноты, и уговаривал он Аллу скорее для «порядка» — может, для того, чтобы впоследствии иметь возможность обвинить ее в разрыве. Вероятно, разозлило его и то, что не получилось доброго, согласного расставанья, а, уходя, она, что называется, хлопнула дверью. Леонид подозревал, что и его персона вызывала у Ильи неприязнь, бешенство.
