Секрет лабиринта Гаусса - Имшенецкий Вячеслав Андреевич (читаем книги бесплатно .txt) 📗

Он опять запричитал:

— Не бросайте. До самой смерти я буду каждого из вас защищать. Не нужны мне золото и лабиринты. До жилья, до дороги уведите, я в милицию сдамся, я ничего плохого не сделал. Умоляю вас, дети, не бросайте, я по глупости своей связался с фашистами, я их ненавижу.

Петька стоял в стороне. К нему по очереди подходили Таня, Тимка и Шурка, что-то шептали, вероятно, уговаривали. Когда подошли к Вислоухому и сказали «берем», — он встал на колени и поклонился каждому в отдельности.

ЦЕНТРУ (ИЗ ТОКИО)

Вислоухий двигался медленно. Он опирался на Шуркино плечо, стонал и жаловался на свою судьбу.

Солнечный приплюснутый диск касался горизонта, когда ребята увидели груды разрушенных деревянных домов. Желтая сухая пыль висела над ними. Но под косогором три домика стояли почти целые. У одного только сползла на бок крыша, похожая на ветхую польскую шапку. В этот домик волоком затащили обессиленного Вислоухого и положили на сгнивший пол.

— Отдохнуть, дайте отдохнуть! — шептал он потрескавшимися губами.

У него поднялась температура.

— Лежи, дядя! Мы сейчас придем. Еды заготовим.

—Только не бросайте меня совсем…

Ребята плотно закрыли дверь. Подперли ее досками и осторожно пошли к поселку.

Глава 16

Деревня была разрушена. Валялись раздавленные землей крыши домов, пустые оконные рамы, гнилые доски. Торчали развалины кирпичных печей. Теплый ветерок поднимал легкую древесную пыль.

Как богатырь в стальном шлеме, лежал у оврага опрокинутый землетрясением польский костел. Красная кирпичная кладка лопнула у окна. И сквозь эту рану виднелась икона. Таня нагнулась, чтоб рассмотреть икону, и увидела на земле следы. Шепотом позвала мальчишек. Следы были свежие. Человек шел в сапогах. Ясно отпечатались подковы и шляпки самодельных гвоздей, еще виднелись круглые непонятные отпечатки. Тимка склонился над следами. Дул на них, прищуривая глаза от пыли, мерил пальцами расстояние между круглыми отпечатками и, наконец, сказал:

— Хромой шел, на трость опирался. Старик, однако, был, каблуками бороздил шибко.

— Неужто Костоедов шел? — забоявшись, спросил Шурка.

— Хорошо, если он, — отозвался Петька. — Скажем ему, как договорились. Привет от Сашика передадим, и встретит, как друзей, и до лабиринта проводит. Только всем быть настороже!

— Это понятно, — ответил Шурка.

Пошли по сухому оврагу. Иногда Петька поднимался по глинистому склону и, высунувшись на кустов, осматривал местность, но признаков жилья не было.

Наткнувшись на широкую трещину, пересекавшую овраг, ребята вылезли наружу, И сразу за холмом, заросшим черемухой, увидели небольшой домик. Рядом на косогоре — стог прошлогоднего сена, крохотная избушка, может быть, баня, а чуть подальше сарай.

В домике окно закрывала синяя штора. На крылечке стояла закопченная кастрюля и ведро. Но не доносилось ни единого звука. Словно там тоже притаились и выжидали.

Петька отрывисто свистнул. Но ни колыхнулась штора, ни заскрипела дверь.

— Пойдем, Тимка, сходим, а ты, Шурка, побудь здесь с Таней. — Петька снял с головы повязку, подал Шурке: — Оденься.

Они выскочили на пыльную тропинку и, нарочно громко разговаривая, пошли к домику. Таня с Шуркой из своей засады зорко следили за усадьбой. Видели, как из-под крыши вылетели две ласточки и, защебетав, унеслись к разрушенной деревне. Тимка подошел к крыльцу и прокричал:

— Хозяева дома есть?

Никто не ответил. Тогда Петька поднял камень и стал отучать по крыльцу: бум-бум-бум.

Шурка заворчал:

—Чего стучать, заскочили бы, да и, может…

— Тихо ты. Смотри!

Из маленькой избушки с земляной крышей бесшумно, как будто двигаясь по воздуху, вышел высокий старик, с палкой в руке. Увидел ребят. Быстро вытащил из кармана что-то блеснувшее и сунул за голенище сапога. Петька не заметил старика и продолжал стучать. Бум-бум-бум.

Старик, прихрамывая и опираясь на палку, двинулся к домику. От волнения у Тани влажными стали ладони. Вдруг сейчас он набросится на мальчишек…

— Слышишь, Шурка, а если он нападет на них, как выручать будем?

— Проще простого — я уже придумал. Выручим за милую душу, — Шурка достал из кармана кресало, трут и кремень: — Подкрадусь и зажгу у старика стог сена. Позабудет про все, бросится тушить и, считай, Петька с Тимкой у нас.

Старик, не торопясь, подошел к крыльцу и добродушно улыбнулся Петьке и Тимке.

— Приветствую вас, странники. Какая судьба загнала в эти забытые богом пустыри? Расскажите, послушаю. Соскучился я по человеческой речи. Годами людей-то не вижу. Хоть и отшельником числюсь, а встрече с живыми людьми рад. Проходите в избу.

Первым заскочил Тимка, зашел старик, за ним Петька.

— Садитесь на лавку или вон на табуретки.

Старик, кряхтя, сел на порог. Уж не специально ли преградил выход?

— Беда, ребята, меня вчера посетила. Землетрясение все разрушило. А вот мою усадьбу, видать, бог защитил. Прыгала, тряслась, но, слава всевышнему, осталась на месте. Вот ногу мне придавило бревном. Но опять же повезло, кость целая. О людях соскучился. И вот тебе гости. Везет мне. А потому что сам к людям всегда хорошо относился. — Старик прищурил глаза.

— Вы-то издалека будете? — обратился он вдруг к Петьке.

— Можно считать, дедушка, что мы беглые.

— От кого же вы бежите?

— Из детского дома мы, дедушка, убежали. В поезд заскочили, до Японии думали добраться, но милиция обнаружила. Допрашивали нас.

— Били?

— Нет дедушка, не били. С нами там дяденька сидел. Он, кажется, украл что-то с военного поезда, но его тоже не били. Он помог нам удрать, — Петька горько вздохнул: — Вот с тех пор и шляемся, как бездомные.

Тимка в упор рассматривал старика. Шрам на нижней губе старательно прикрыт бородой. Глаза настороженные, такие же, как на могильной фотографии. Брови лохматые, короткие. Сомнений не было — это Костоедов, отец предателя.

Тимка как бы невзначай взглянул за печку, там, в углу, стоял острый топор. Мысленно прибросил: до топора было четыре шага. Петьке — шагов шесть, старику чуть больше.

Костоедов улыбнулся:

— Вот и славно, что на меня набрели, погостите у меня. А то от скуки совсем помираю.

— Дедушка, а почему в деревню куда-нибудь не переберетесь?

— Сейчас уж не могу. Много лет назад я от людей ушел. За истинную православную веру решил тогда пострадать, отшельником сделался. Писание Аввакумово наизусть заучил, — старик кивнул на толстую старую книгу, лежащую на полочке перед лучезарной иконой. — Правду истинную Аввакум говорил, только в пустынях, только в одиночестве душа может очиститься и просветлеть…

Старик на секунду умолк, маленькие глазки быстро оглядели Петьку, стрельнули по Тимке. Костоедов, видимо, замышлял плохое:

— Охо— хо — вздохнул он, — сколько воды с тех пор утекло. Однако мы заговорились, пора мне и гостей угощать.

— Дедушка, спасибо, мы недавно ели. Сурок нам жирнющий попался.

— Что сурок, что сурок, — старик покосился на ребят. — Много ли в нем проку, в сурке-то. А у меня тут вареньице есть, на самом натуральном сахаре варено. До войны мне сахарок приносили богомольцы, рафинад высшего сорта.

Костоедов оперся на палку, встал. Петька и Тимка напружинились. Но старик произнес свое: «охо–хо» и попросил ребят помочь ему перенести бочку с остатками соленых грибов из сеней в сарай:

— Сам хотел перенести, да вот ногу повредил, а какой работник из хромого.

Наблюдавшие из засады Таня и Шурка видели, как Петька с Тимкой едва спустили бочку с крыльца. Петька вытер лоб и как бы случайно поднял руку вверх. Таня вспомнила: «рука вверх» значит пока все хорошо. Бочка была тяжелой. Она протекала, и пальцы по мокрому соскальзывали. Старик, вместо того чтобы помогать, шел сзади и только причитал.