Остров Колдун - Рысс Евгений Самойлович (книги полностью .TXT) 📗
– Пусти, ну! – вырвал руку и занес ключ над головой Глафиры.
И тут раздался громкий, отчетливый, резкий голос Фомы Тимофеевича.
– Смирно, Жгутов! – коротко скомандовал он.
Он стоял у самого бота, гордо выпрямившийся старик, с седой растрепанной бородой, с кровью, запекшейся на виске.
Жгутов круто повернулся. Теперь они с капитаном смотрели друг другу в глаза. Может быть, мы с Глафирой могли бы сейчас, когда он стоял к нам спиной, кинуться на Жгутова и схватить его за руки, но Глафира ослабела. Она села прямо на палубу и, видно, не очень даже соображала, что происходит.
– А, один чёрт! – сказал Жгутов. – Начал, так надо кончать.
Я бросился на него и вцепился ему в руку. Но он был в ярости. Его ничто не могло остановить. Он вырвал руку, схватил меня за плечи, потряс и прошептал тонкими, злыми губами:
– Смерти хочешь, щенок? Ничего, дождешься!
Он швырнул меня с бота так, что я упал на песок, и сам вслед за мною спрыгнул на берег. И быстро, решительно, глядя прямо капитану в глаза, не боясь его взгляда, высоко поднял тяжелый гаечный ключ и пошел на Фому Тимофеевича. Капитан ещё выше поднял голову. Он был слаб и стар и не мог бороться со Жгутовым, но он стоял перед ним прямо и глядел на него без всякой тени страха.
На Жгутова уже ничто не могло подействовать. Рубеж был перейден, и возврата не было. Но вдруг в ту минуту, когда Жгутов занес ключ над головой капитана, со скалы раздался отчаянный крик Фомы:
– Судно, судно идёт, близко уже!
На секунду все застыло. Жгутов с гаечным ключом в руке, седой капитан с гордо поднятой головой, я, поднимающийся с песка, на который меня бросил Жгутов, Глафира, только что спрыгнувшая с бота. Со скалы быстро бежал Фома, продолжая радостным голосом кричать:
– Судно, судно, траулер идет!
Жгутов посмотрел на Фому. Потом опять посмотрел на капитана. Он, видно, колебался. Он мог бы ещё убить капитана и, может быть, бросился бы на Глафиру, но уже не было в нем решимости. Кара была слишком близка. Убить он бы, может, и смог, но, уж наверное, не успел бы спрятать следы.
И в ярости он бросил ключ на песок:
– Раньше надо было! – сказал он. – Проиграл!
Сел на камень и опустил голову. Фома подбежал к старику и взял его за плечи.
– Дед, – сказал он, – ты сядь. Стоять-то тяжело небось.
– Да, – сказал Коновалов таким спокойным голосом, как будто ничего особенного сейчас не произошло.
Я подошел к Жгутову и спросил:
– Где Валя, Жгутов?
– В трюме, – хмуро сказал Жгутов. – В машинном. Я её связал.
У меня отлегло от сердца. Значит, она жива. Значит, он не решился её убить.
– Фома, – сказал я, – давай, там Валя связана.
Фома с опаской посмотрел на Жгутова. Тот по-прежнему сидел, опустив голову, ни на кого не глядя, и ясно было, что он подавлен, что нет в нем сейчас ярости, только одно отчаяние, что сейчас он ни на что не может решиться и ничего не может совершить.
Все-таки Фома наклонился, поднял, косясь на Жгутова, гаечный ключ и только после этого полез на бот.
Теперь мы знали, куда идти. В машинном отделении было полутемно, но тут, кроме мотора и лавки, ничего не было. Поэтому мы сразу увидели в углу Валю. Она лежала связанная. Рот её был набит ветошью, которой механики вытирают руки, и завязан полотенцем.
Пришлось нам с ней повозиться. Она вся извивалась и только мешала нам. Я бы вообще её не смог развязать, но Фома знает все системы узлов. Это у моряков целая наука. Пока я разматывал полотенце и вытаскивал у Вальки изо рта ветошь, Фома распутал узлы на ногах, и Валька наконец встала. Прежде всего она начала плеваться. Ну, я её за это не обвиняю. Действительно, грязная ветошь довольно противная вещь. Потом она охала и стонала, потому что ей где-то натерли веревки и затекли ноги и руки. В общем, кое-как мы её все-таки выволокли на берег» и здесь она наконец-то пришла в себя. Зато уж когда она пришла в себя, остановить её болтовню было невозможно.
– Я сразу поняла, – затарахтела она, – чего Данька не договорил. А-а, думаю, значит, они с Фомой хотят продукты найти, а меня с носом оставить! Я, мол, тут ни при чем. Ну, думаю, посмотрим, чья возьмет! Смотрю на них – они там увлеклись, разговаривают, как меня обвести, а я пока быстренько-быстренько – шмыг в бот. Вы, думаю, ещё только собираться будете, а я приду и приглашу обедать. Вот, думаю, будет здорово! А он, оказывается, понимаете ли, в боте был. Проголодался, наверное, поесть пришел. Я вошла, а он притаился и как кинется на меня! Я ка-ак закричу! Вы слышали, да? Здорово я кричала? А он на меня ка-ак бросится! В рот мне напихал эту гадость… Тьфу, даже вспомнить противно! Я здорово брыкалась. Ну, только он меня все-таки связал. Ещё бы, такой здоровый! Разве с ним справишься? Потом ещё полотенцем меня обвязал. Ну, я прямо как ребеночек в пеленках лежала. Только что кричать нельзя. А я все равно придумала. Если бы вы меня не освободили, я бы веревку распутала. Вот увидите, что распутала бы. В одном месте она уже ослабела немного. А продукты я поняла, где спрятаны. Под прилавком. И завалены книгами. Потому что он за прилавком сидел и жевал. Я точно знаю, что жевал. Вот ведь какой! Сам-то ест, а мы-то голодные. А теперь давайте скорее обедать. Так есть хочется! И костёр теперь можно зажечь, спички-то тоже, наверное, под прилавком.
– Теперь неважно, Валя, – сказал Фома Тимофеевич. – Теперь на судне пообедаем.
Фома посопел носом и хмуро сказал:
– Дед, я насчет судна наврал, судна-то не было. Это я, чтоб он испугался.
Глава восемнадцатая. КОРАБЛЬ НА ГОРИЗОНТЕ
Жгутов вскочил. Его очень поразило, что он, оказывается, попался на удочку. Мог бы нас всех поодиночке убить, да теперь поздно. Он огляделся. Мы все стояли вокруг него. Глафира, Фома, я, Валька, Фома Тимофеевич, решительные, готовые к любой драке. С нами ему не справиться. Он вздохнул и опять сел на камень.
– Докатился, Жгутов, – сказал Фома Тимофеевич,
– Несчастное стечение обстоятельств, – хмуро сказал Жгутов.
– Это что нас перебить не удалось, что ли? – спросил капитан.
– И это тоже, Фома Тимофеевич, – ответил Жгутов. – Не везет мне, вот и всё.
Меня очень удивили его слова. Уж, кажется, сам себе человек яму вырыл, сразу видно, а ему, понимаете, кажется, что не везет, что просто несчастное стечение обстоятельств, что он-то ни в чем не виноват. Просто судьба с ним неправильно поступила. До чего же не может человек на себя со стороны посмотреть. Я подумал, что это надо себе заметить и научиться смотреть на себя со стороны.
Капитан, очевидно, решил, что он уже здоров и нечего ему прохлаждаться.
– Даня и Валя, – сказал он резким, строгим голосом, и мы почувствовали, что снова у нас есть капитан, все знающий, обо всем думающий, за все отвечающий; и, честно сказать, это было очень приятно. – Даня и Валя, идите в бот и быстро тащите хлеб, спички, консервы. Только быстро, понятно?
Мы с Валькой торопливо полезли на бот.
За прилавком лежала куча книг, Казалось, что при толчке, когда бот выкинуло на берег, книги случайно упали с полки. Даже если б мы знали, что продукты спрятаны в боте, может быть, последнее место, где бы мы стали искать, было бы это. Ловко сообразил Жгутов.
Но сейчас, точно зная, где спрятаны продукты, мы, несмотря на темноту, без труда их нашли. Разгребли книги и сразу нащупали буханку хлеба. Мне кажется, что, пока я разрывал книги дальше и вытаскивал банку за банкой консервы, Валька отщипнула кусок хлеба и жевала его. Что-то она долго молчала и не ахала и не восторгалась, а это совсем на неё не похоже. Впрочем, я её не виню. Мы очень изголодались. Наконец мне попались спички. Я разыскал фонарь, зажег его и при тусклом свете заправил ещё два фонаря. Горючего в баке было много. Если бы бот наш не лежал на песке, наверное, с этим горючим мы бы спокойно дошли до дома.
Теперь нам было светло. Я оглядел магазин. Все перемешалось: книги, тетради, картины, банки с чернилами. Я вспомнил, как мы старались во время шторма правильно расставить по полкам Гоголя – к Гоголю, Толстого – к Толстому, и мне стало смешно. А все-таки молодец был Степан! Не задал бы он нам работы, было бы куда труднее.
