Звезды под дождем (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (лучшие книги txt) 📗
— Что же делать, — откликнулась Анна Борисовна. — Начинайте. Вы на меня не смотрите, я у вас гостья.
Председательница стояла за столом и вертела в тонких пальцах авторучку.
— Значит, так… У нас два вопроса. Первый — это подготовка к Новому году, а второй — поведение… то есть разбор поведения… пятиклассника Бегунова… Он пришел?
— Пришел, — сказал Равенков.
Все заоглядывались на Вальку, а маленький четвероклассник посмотрел на него с удивлением, почти с испугом.
Валька уставился в пол и сжал зубы.
— Ну хорошо… — Председательница вопросительно глянула на Анну Борисовну. — Ты, Бегунов, пока побудь в коридоре, у нас сначала первый вопрос.
Анна Борисовна досадливо поморщилась.
— Подожди, Короткова, — вполголоса заговорила она. — Какой первый вопрос, когда от половины классов нет представителей. Потом об этом.
— Ну, тогда сразу второй… Значит, так. В общем, дело в том, что этот Бегунов… В общем, пусть он сам расскажет. Выйди к столу.
Валька медленно встал.
— Что рассказывать?
Ты сначала выйди сюда.
Валька подошел ближе.
— Что рассказывать? — повторил он и почувствовал злость. Он сам не ожидал, что будет злиться, и вот разозлился.
— Совет дружины хочет знать, что ты натворил, — твердо сказала председательница, и ее красивое лицо стало еще строже.
— Я думал, вы все знаете, раз позвали, — ответил Валька, глядя поверх голов.
— Мы знаем, — вмешался Равенков. — Но мы хотим услышать, как ты сам объяснишь это дело.
— Как оцениваешь свой поступок, — подсказала Анна Борисовна и взглянула на Вальку почти доброжелательно.
Вот и все. Теперь осталось сказать, что он был не прав, погорячился и очень об этом жалеет. И просит простить. И больше не будет. На это уйдет минута. Еще минуты три его поругают для порядка и отпустят домой. И сегодня он еще успеет начертить часы для крепости.
Для той крепости, которую штурмует сейчас маленький капитан Андрюшка. Андрюшка, который нарисован в Валькином альбоме — на берегу, перед возникшим из тумана летучим парусником…
— Никакого поступка не было, — сказал Валька.
Довольно долго все молчали.
— Вот как… — сказала наконец Анна Борисовна. — Ну а что же тогда было? Видишь, ты молчишь. Не знаешь, что сказать. Наговорить массу непозволительных вещей учителям было легче.
Аккуратная девочка в белом переднике подняла руку и сообщила:
— В той школе, где я раньше училась, мальчишек исключали на две недели, если у них дисциплина плохая.
— Ну, это уж дело педсовета, — заметила Анна Борисовна. — А вы решайте по своей пионерской линии.
— Почему нет Юрия Ефимовича? — вдруг спросил Олег.
— Потому что он сразу после урока ушел домой и не знает о совете… И что это такое?! — вдруг запоздало возмутилась она. — Обсуждать учителей — не твое дело.
— Да, — сказал Ракитин. — Я лучше Лагутину буду обсуждать. Почему она молчит? Она-то знает, про кого Бегунов говорил: «Много любопытных развелось…»
— Тебе, Ракитин, слова не давали, — начала председательница.
— А я взял. Потому что я ее знаю, Лагутину. Лучше вас. Мы с пяти лет в соседних квартирах живем. Она из-за своей вредности многое может. И сейчас тоже. Ведь знает, а молчит! А тут все сидят и ушами хлопают!
— И я? — спросила Анна Борисовна. — Ты думаешь, что говоришь?
— Я говорю про совет дружины, — не смутился Олег. — Лагутина схватила чужой альбом, довела человека и в ус не дует. Я бы ей вообще башку оторвал.
— Но-но, — сказал Равенков.
— Оторвал бы, — серьезно повторил Олег. — Чтобы не совалась. Потому что у любого человека бывают тайны. Один человек, например, стихи пишет, другой там… Ну, я не знаю. Не всегда ведь любят люди рассказывать. А она лапает своими руками! И нос сует. Если я вот сейчас начну рассказывать, как она дома в куклы играет целыми днями, ей ведь тоже не понравится!
— Что ты врешь! — вспыхнула Зинка. — Сам, наверно, играешь! Дурак!
— Я не вру. Это я для примера…
— Дурак!
— Не нравится? — спросил Ракитин.
— Тихо! — крикнула Короткова. — Ракитин, как ты смеешь!
— А что я сказал?
Зинка вдруг закрыла лицо ладонями и выскочила в коридор.
— Заело, — с мрачной радостью заметил Олег.
— Ракитину, по-моему, здесь не место, — сказала Анна Борисовна.
— Я член совета дружины.
— Боюсь, что ненадолго.
— Пожалуйста. — Ракитин спокойно отправился к двери. С порога сказал: — Слушай, Короткова. Маловато вас. Как голосовать будете?
— Ничего, справимся, — отрезала она. И поинтересовалась: — Все-таки не понимаю, зачем нужно прятать свой альбом от товарищей?
— От товарищей я не прячу, — сказал Валька.
Анна Борисовна резко повернулась:
— Ты хочешь сказать, что мы, что Лагутина и Юрий Ефимович — твои враги? Тогда ясно. Значит, ты и на учителя набросился бы, как на Лагутину, если бы он не закрыл твой альбом?
Вот сейчас Валька растерялся. Ничего такого он сказать не хотел и не знал теперь, что ответить. Но Анна Борисовна не ждала ответа.
— В конце концов, ни меня, ни Юрия Ефимовича не интересует твое отношение к нам как к людям. Но как учителей ты обязан нас уважать. Обязан!
— Учителя и люди разве не одно и то же? — тихо спросил Валька.
— Что? — Она растерянно поднесла руку к подбородку. — Что ты говоришь?
— Ничего, — произнес он, словно шагая в пропасть. — Я постараюсь… уважать. Раз я обязан.
— Ты думаешь, что ты говоришь?!
Валька думал. Но не ответил.
— Анна Борисовна, — со всей своей вежливостью начал Равенков. — Извините, но, по-моему, мы слишком долго говорим об этом… Бегунове.
Валька сам не понял, как это случилось. Будто толкнул его кто-то. Наверно, это прорвалась накопившаяся обида. Он коротко засмеялся и бросил Равенкову:
— С Галкой Лисовских на каток ты все равно не успеешь.
Несколько секунд все молчали. Даже Равенков, кажется, растерялся. Наконец Анна Борисовна произнесла:
— Ну, вот перед вами весь Бегунов. Во всей красе. — В голосе ее слышались довольные нотки. Она словно хотела сказать: видите, я не ошиблась. — Решайте, — сказала она. — Видимо, Бегунов не чувствует себя виноватым. Он считает себя героем.
Вот уж героем-то он себя никак не считал!
— Какие будут предложения? — спросила Короткова.
Предложений не было. Молчание затягивалось.
— Веди собрание, Короткова, — сказала Анна Борисовна.
Председательница пошевелила губами и вдруг объявила:
— Тогда я сама. У меня предложение. Мне кажется, все всегда очень долго возятся вот с такими… как Бегунов. Я никак не понимаю: если он такой, как он может быть пионером? Ведь пионер — это же… Ведь он же торжественное обещание давал, а сам нарушает. А раз нарушает, то что делать? В общем, я предлагаю исключить, а потом уж с ним разговаривать, если надо. Вот и все.
— Что? — шепотом спросил Валька.
— Вот так, — четко сказала Анна Борисовна.
— Я согласен, — сказал Равенков.
Они что, с ума сошли? Или так просто, решили попугать?
— Будем голосовать? — спросил у Анны Борисовны Равенков.
Валька медленно шагнул от стола. Маленький четвероклассник смотрел на него с испуганной жалостью. Толстая девчонка шевельнула на столе локтем: словно проверяла, удобно ли будет держать поднятую руку.
— Вы же… не знаете, — тихо сказал Валька, — ничего…
Анна Борисовна взглянула на часы:
— Я полагаю, мы знаем достаточно.
А что они знали?
Разве они знали, как ранним утром он стоял на берегу, счастливый, босой, в мятых, кое-как выжатых штанах и чьей-то сухой рубашке, а перед ним разворачивал строй сводный отряд барабанщиков!
Разве они это знали?
И как полыхало на берегу пламя костра, почти незаметное при солнце, но такое жаркое, что на Вальку несло теплом, как из Сахары. Толстая головешка выстрелила в огне, крошечный пунцовый уголек вылетел из костра и клюнул Вальку в колено. А Валька даже не дрогнул. Потому что барабанщики уже насторожили палочки, а Сандро потянул с себя галстук, чтобы завязать его на Вальке…