Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов) - Квин Лев Израилевич

Теперь мы уже вели со счетом девять — шесть. Но недолго. Со стороны моста прибежал наш разведчик, встревоженный такой, и доложил, что у них там еще две машины застряли. Одна даже с прицепом, ее могут за две посчитать; во всяком случае, придется с ними поспорить. Так что если мы хотим победить наверняка, то еще одна застрявшая машина нужна нам как воздух.

А солнышко все теплее, земля обсыхает понемногу, шансов на машину становится все меньше и меньше. Надежда только на ту ловушку, у въезда в деревню, о которой говорил Митяй.

Мы все туда. Да, ничего, ямочка подходящая. И вся покрыта водой, так что сразу ее и не разглядишь.

Залезли в яму, покопали руками немного, сделали края пообрывистей, чтобы уж если влезет, то наверняка.

И только кончили — какое счастье! — со стороны Больших Катков мчит светлая легковушка.

— С дороги! — скомандовал рыжий Митяй.

Мы врассыпную, залегли в траве за канавой, как будто партизанская засада.

Легковушка все ближе, ближе. Ну, миленькая, ну, хорошенькая, к середине, к середине держись поближе!

Бац! Есть!

Мы сразу выскочили, заорали, запрыгали от радости. Шофер вылез, женщина в белом халате, толкают свою «Волгу». Где там! Только измарались. И белый халат уже совсем не белый — ха-ха!

И вдруг шофер как крикнет… Нет, он не крикнул, он просто покачал головой и сказал не очень громко. Но нам всем показалось, что крикнул:

— Эх, дурачье! Человек помирает, а им хиханьки-хаханьки!

И только сейчас мы увидели, что это не просто «Волга», а машина скорой помощи. И женщина в белом халате, который уже больше не белый, не просто женщина, а врач…

Первым опомнился Сашка, бросился к машине. За ним я. А рыжий Митяй стал орать на своих:

— Колька! Чего палец в нос вставил? Дуй домой за лопатой тебе всех ближе. Витька! Сенька! Айда на поле за соломой…

Минут двадцать ковырялись — вот какую мы добрую яму нарыли! Потом все-таки «Скорая помощь» выскочила, пошла. Мы бежали за ней через всю деревню — вдруг еще где сядет? И за мост побежали, туда, где уже территория противника.

Но больше она нигде не села и, выбравшись из деревни, быстро покатила по гравийной дороге на Лобиху — там ждал больной.

А мы собрались все вместе — наш отряд и замостинские ребята, и стали спорить, кто победил; они нам «Скорую помощь» засчитывать не хотели, а мы им прицеп. Так мы, наверное, проспорили бы до вечера и разошлись ни с чем, потому что дорога основательно подсохла и на новые машины рассчитывать было нечего. Но Сашка сказал:

— Знаете что, давайте теперь считать наоборот.

Мы все пораскрывали рты:

— Как это — наоборот?

— А вот так. Кто больше машин из грязи вытащит, тот и победит.

И опять мы понеслись по грязной дороге.

— Дяденька! Дайте подсобим!.. Дяденька, мы сейчас доски принесем… Может, подтолкнуть надо?

Шоферы пожимали плечами, шоферы удивлялись, шоферы ничего не понимали.

Шоферы не знали, что раньше здесь играли в одну игру, а теперь совсем в другую.

Здорово Сашка придумал!

И все-таки победили не мы — замостинцы. Не потому, что мы меньше старались. Просто, на их стороне оказалось на одну застрявшую машину больше, если считать с прицепом. А у нас для победы просто не хватило машин. Хоть возьми и еще раз устрой ловушку в той яме, у въезда!

Но это уже было бы нечестно.

После обеда Сашка ходил на почту, отправлял своей маме очередное бустрофедонское письмо. А я ждал его у Чертова кургана. Волк теперь уже на меня не лаял, только вилял хвостом, как заводной, и облизывался, ожидая подачки.

— Обожди, мясо у Сашки, — сказал я ему, и он понял, стал ждать, не переставая облизываться, никуда не отходил.

Сашка вернулся, и мы стали поочередно бросать Волку кусочки.

— Он уже совсем наш, — сказал Сашка. — Завтра хлеб принесу, жаль на него такое хорошее мясо тратить.

— А ты попроси у тети Маруси похуже.

Он покосился на меня:

— Ага, попроси! Думаешь, она даст?..

Идти на раскопки не хотелось — опять студенты начнут донимать нас за вчерашнее. Мы присели у телеграфного столба, недалеко от Чертова кургана. По степи гулял резвый ветерок, и провода непрерывно гудели. Приложишь ухо к столбу — и слушай их длиннющую песню, без конца, без начала.

— Азбуку Морзе знаешь? — спросил вдруг Сашка.

— Нет. А что?

— Вот если бы знал, мог бы послушать, что сейчас передают по проводам.

Я рассмеялся:

— Выдумывай! Их без всякой азбуки Морзе передают, прямо буквами.

— В Большие Катки — да. А сюда морзянкой. И потом перепечатывают, на обыкновенной пишущей машинке.

— И ты слышишь — ха-ха!

— Не веришь? — Сашка приложил ухо к столбу и стал говорить, отрывисто, с паузами, словно он и в самом деле к чему-то прислушивался: — Папе… сделана… операция… Постели… дежурный… врач… Целую… Лена. Не веришь? Вот еще. Малые… Катки… Директору… совхоза… Срочно… шлите… отчет… форме… восемь… Катуков.

Сашка все это проделывал так здорово, что если бы я не знал его, то, честное слово, обязательно поверил бы.

— О, смотри-ка! — воскликнул он, не отнимая уха от столба. — Тебе телеграмма!

— Ну-ка! — я смеялся.

— Задержано… доставкой… Малые… Катки… Археологическая… экспедиция… Кубареву… Толи… Так и передали по телеграфу: Толи. Буква и. Точка, точка. А е — только одна точка.

— Давай, давай!

— Сыночек… наш… поздравляем… днем… рождения… Расти… большой… сильный… умный… добрый… Целуем… обнимаем… Мама… папа… Катюша…

Улыбка сползла у меня с лица:

— К-какое сегодня число?

— Семнадцатое.

Я облизал пересохшие губы.

— Ой, у меня же шестнадцатого день рождения! Вчера!

— Вот! — торжествовал Сашка. — А ты не верил.

Но меня заботила не его выдуманная телеграмма. У нас в лагере празднуют все дни рождения, покупают коллективные подарки именинникам. Ничего особенного, духи девушкам, перочинный нож ребятам, еще плитка шоколада, но все-таки. А я сам забыл, никому не сказал. И теперь уж, конечно, никакого подарка не будет.

— Золотая гривна, — сказал вдруг Сашка.

Я встрепенулся:

— Ага! Плати десять копеек!

— Золотая гривна. — Он улыбался. — Золотая гривна.

— Двадцать! — закричал я. — Тридцать!

— Все. Больше у меня нет. — Сашка встал. — Пойдем, купим тебе на тридцать копеек конфет.

Так я получил от Сашки подарок к своим вчерашним именинам.

А вечером, когда я вернулся в лагерь, меня там ждал сюрприз.

— Опять тебе! — Дядя Володя подал телеграмму. — Придется штатную секретаршу заводить и сейф для секретных бумаг.

Я распечатал и прочитал:

Я чуть не упал.

— Значит, Сашка в самом деле слышал в столбе, — произнес я растерянно вслух. — Даже «Толи».

— Что за столб, в котором все слышно? — спросил дядя Володя. — Какое-нибудь новое Сашкино изобретение?

— Нет, нет! Я знаю! Он прочитал на почте. Конечно, он же ходил на почту и там видел телеграмму. Ну, Сашка! Ну, Сашка!

Я хохотал, а дядя Володя, ничего не понимая, смотрел на меня с изумлением. И от этого хохоталось еще сильней.

А подарок ко дню рождения я все-таки получил — как они только успели? Мне торжественно вручили за ужином. Даже не один, а целых три: электрический фонарик-жучок — с гарантией на сто пятьдесят часов, красивую расческу с оленьей головой на одном конце и большую плитку шоколада из наших аварийных запасов. Четверть плитки я съел сам, четверть оставил на завтра для Сашки, а половину разделил на маленькие кусочки и раздал всем студентам. Они ели и нахваливали.

Потом я устроился в спальном мешке, причесался новой расческой и стал светить своим жучком. Светил долго-долго, даже надоело. А посмотрел на дяди-Володины часы, — они висели на гвоздике, вбитом в палку, — всего пятнадцать минут прошло. Значит, еще сто сорок девять часов и сорок пять минут гарантии осталось.