Синий город на Садовой (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
— Как она смеет издеваться! Вы… составьте протокол!
— Протокол? — Старший лейтенант повел по лицам взглядом, в котором смесь дружелюбия и служебной строгости. — А что случилось, Ия Григорьевна?
"Ия Григорьевна"! — ударило по Феде. — Знакомы, значит! Вот вляпался!" — Симпатичность старшего лейтенанта вмиг потускнела. Но все-таки он же — милиция! Он же должен…
— Она ударила… — с болезненным выдохом произнес Федя.
Стеклянным голосом Ия Григорьевна произнесла:
— Дети! Я кого-нибудь била? Я вас спрашиваю о-фи-ци-ально!
— Не-не… — раздалось робко и вразнобой.
Интернатское воспитание. Вот и заступайся за них…
— Она била! — звонко сказал Степка. Он стоял шагах в пяти позади Феди.
Уже ясно понимая, что справедливости здесь не будет, Федя сказал с обидой и горьким злорадством:
— Ладно! Пленка покажет…
Ия Григорьевна обратила к старшему лейтенанту блестящее от оскорбленности и капелек лицо:
— Т о в а р и щ м и л и ц и о н е р! Разве детям разрешено вести съемку посторонних лиц?
— У тебя есть разрешение? — Старший лейтенант глянул на Федю без симпатии.
— Какое разрешение? И при чем тут я?.. Это же она…
— Разберемся, — казенно пообещал милиционер. — Дай-ка сюда аппарат.
— Зачем?
— Дай, говорю! — неожиданно рявкнул он.
От этого вскрика все вокруг будто рассыпалось на осколки и сложилось уже по-иному. Был теперь перед Федей дембиль. Не такой откровенный, как другие, без толстой шеи и казарменной рожи, но все равно — безжалостный, непробиваемый.
Дальше шло так, словно кто-то другой вселился в Федю — стремительный, пружинистый, находчивый.
— Степка! — Федя рывком обернулся. — Лови!.. Беги к Ольге, спасайте кассету!
Степка — ну до чего же молодец! Поймал камеру в ладони! И рванулся прочь, не потратив ни мига! И прошло секунды три-четыре, прежде чем Ия Григорьевна завопила по-базарному:
— Дети! Держите негодяя!
Несколько мальчишек переглянулись и… кинулись за Степкой. Гады, холуи проклятые! И они бы догнали, но Степка оказался умнее. Добежав до беседки, рванул на себя прислоненного к перилам "Росинанта". С натугой толкнул его, встал на педаль, просунул под раму другую ногу. И поехал так, вихляя и отчаянно переваливаясь на педалях.
Его и сейчас догнали бы — уже тянулись на бегу к багажнику. Но тропинка пошла под уклон, дребезжащий "Росинант" набрал скорость и унес на себе Степку в Беседочный переулок, откуда дорога на Песчаную, а потом на улицу Декабристов…
Докатит? Господи, он же ездить-то еще толком не умеет на большом велосипеде. И камера в руке, и за руль держаться надо! А если встречная машина? Спаси и сохрани — Федя сунул в вырез майки ладонь, сжал крестик…
Крепкая рука ухватила его за локоть, стиснула до боли, рванула. Федя вскрикнул, крестик вырвался из-за ворота, закачался поверх пятнисто-красной майки.
— Любитель кинотрюков, значит? Каскадеры, кинопогони… — Старший лейтенант говорил с легким придыханием.
— Пустите! — Федя отчаянно дернулся.
Милиционер сказал воспитательнице и мальчишкам, которые вернулись с виноватыми лицами:
— Сопротивление сотруднику правоохранительных органов. Будьте свидетелями в случае чего…
— Вы… не право охраняете! А знакомую преступницу!
— Разберемся в отделении, кто преступница, а кто малолетний уголовник… — Он взял Федин локоть на излом. Больно так! Федя вскрикнул. И… что делать-то, пошел, даже почти побежал за своим мучителем, когда тот широкими шагами двинулся от ребят и воспитательницы. Сперва по берегу, потом по улице Красных партизан, что тянулась вдоль реки…
— Больно же, — сказал Федя сквозь зубы.
— Еще больнее будет, — пообещал старший лейтенант. И добавил издевательски: — Кинорепортеры должны уметь страдать. Им даже пули достаются. В горячих точках планеты…
Ярость рывком поднялась в Феде. Вместе со слезами. И все другие чувства пропали: и унижение от того, что смотрят прохожие, и боязнь. Даже страх за Степку на миг забылся.
— В горячих точках… это где вы на бэтээрах на беззащитных людей, да?!
— Ах ты, сволочь…
— Сам! — И опять вскрикнул от резкой боли в локте.
— Оскорбление сотрудника при исполнении… Ну, мотай, мотай себе дело, крепче пришьют…
— Еще посмотрим, кому пришьют! За издевательство…
Ни малейшего сомнения в конечной справедливости у Феди не было. Пусть суд, пусть всякие следователи и прокуроры! Он все равно докажет, как она била! И как этот… дембиль проклятый… кинулся на него! Одна лавочка — и этот тип в фуражке с кокардой, и визгливая Ия! Ворон ворону глаз не выклюет!.. Ничего, правда свое возьмет. Лишь бы доехал Степка!.. Федя свободной рукой опять взялся за крестик.
— Значит, в Бога веруешь… Ну-ну, проси его…
— А в кого мне верить? В ОМОН с дубинками?
Неудержимая ненависть звенела в нем. Неужели это он, Федька Кроев, осторожный, никогда не лезущий в драки? Перестраховщик!.. Вот, значит, как это бывает, когда ни капли страха! Когда пусть убивают, а ты будешь орать им в рожу все, что думаешь! Всем этим… для кого чужое мучение — сладкая радость. Кто считает себя хозяином жизни, потому что у него резиновая палка!.. Кто убил Мишу!.. Кто довел нашу жизнь до того, что Нилку чуть не увезли в чужую Америку!..
Он пошел медленней. Вскрикнул опять от боли в локте, но уперся. Ненависть сильнее боли. Сказал сквозь слезы:
— Сломаете руку — ответите.
— Сломаем, что надо. Не таких ломали…
Пусть ломает, гад! Федя решил, что потеряет сознание, но с места больше не двинется! Уперся опять. Кажется, трещала кость…
— Дембиль проклятый… Все равно не пойду…
Но отделение было уже рядом. Уютный такой особнячок с колоннами у входа. Старший лейтенант перехватил Федю под мышку, ботинком двинул дверь, толкнул пленника головой вперед. И, пролетая через тамбур, Федя ощутил тяжелый, с оттяжкой удар по пояснице. Тягучая боль заполнила спину, живот, сбила дыхание. Федя влетел в светлое, с желтым полом помещение, грудью ударился о полированный барьер. От муки, от унижения, от ярости он потерял голос. Выговаривал с хрипом:
— Фашисты…
Мокрыми глазами увидел за барьером дежурного — белобрысого молодого дядьку, у которого сквозь редкие волосы просвечивала на голове нежно-розовая кожа. Блестели на серой рубашке старшинские погоны. Дежурный не удивился. Даже голову поднял не сразу.
Федя прижался к барьеру боком. Закусил губу, согнулся, прижал к животу локоть, стараясь унять боль. Ощутил рукой под майкой баллончик… Старший лейтенант опять ухватил Федю за плечо, открыл низкую дверцу, толкнул его за барьер.
— Вот такой ярко-красный фрукт… Оформи, Юра. Дело, видать, непростое, но пока так: нарушение общественного порядка, сопротивление, оскорбление сотрудника…
Белобрысый старшина Юра лениво предложил:
— Так, может, в детскую комнату?
— Нет. Я же говорю, непростое дело. Надо узнать кое-что.
Старшина из ящика стола вынул широкую бумагу. Мельком глянул бледными глазами на Федю. Вздохнул:
— Фамилия…
Федя молчал.
— Фамилия, спрашиваю…
— Чья? — всхлипывая, сказал Федя. — Вот этого лейтенанта, который меня ударил?
Старшина посмотрел на Фединого мучителя:
— Может, малость добавить? Легонько так…
— Обожди, — сказал тот. И обратился к Феде: — Ты совсем шизик, что ли? В колонию захотел?
Федя отошел на шаг, прислонился к стене. Все равно скрутят, сомнут, но хоть несколько секунд он будет отбиваться… Надо протянуть время, чтобы спрятали пленку… Господи, только бы доехал Степка! Только бы не разбился!..
— Будешь говорить?
— Адвоката давайте, — хрипло сказал Федя. — Сейчас полагается, если арестовывают, чтобы сразу адвокат был.
Они посмеялись — негромко так, утомленно даже.
— Грамотный, — сказал старшина. — Интеллигенция, сразу видать.
"Говорят, Мишу так же травили: интеллигенция…"
— Верующая к тому же интеллигенция, — заметил старший лейтенант. — А все равно дурак… Как мы тебе адвоката вызовем, если не знаем твоей фамилии.
