Синий город на Садовой (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
— Значит, гражданин настоятель, укрываете нарушителя?
— Христос с вами… Это же дитя. Достойное ли дело для солдат правопорядка вести войну с ребятишками?
— Это уж мы сами разберемся. В соответствии, значит, с законом. Ножку позвольте, я пройду…
Отец Евгений не "позволил ножку". Махая платком по облезлому, давно не чищенному сапогу, произнес наставительно:
— Здесь ведь храм Божий, а не кооперативный кабак. Вы же в него с ожесточенным сердцем…
— Убери ногу, ты… — проникновенно сказал Щагов.
— Не торопись, сын мой…
Щагов, кажется, и не торопился. Наверно, думал, что из церкви мальчишка никуда не денется. Изобразил под усиками тонкую улыбку:
— Еще раз прошу официально: уберите ногу, отец настоятель. А то…
Отец Евгений убрал. Но нагнулся и стал что-то строить из кирпичей. Два поставил на ребро, третий положил на них плашмя. Задумчиво потрогал бородку и коротко рубанул по кирпичу ребром ладони. Тот распался.
— Дрянь кирпичи, — вздохнул отец Евгений. — Что построишь из таких? Ни стенку, ни… фундамент правового общества.
Щагов проявил некоторый интерес. Предположил:
— С трещиной был.
— Ты так думаешь, сын мой? — Отец Евгений двумя короткими ударами развалил еще пару кирпичей.
— Гляжу я, святой отец, не всегда ты посвящал свою жизнь служению Божьему, — сказал Щагов с оттенком уважения. — Однако пора мне за мальчишкой. Пропусти.
Отец Евгений выпрямился с особым, неуловимым движением плеч. У Щагова сжались пальцы, закаменели прямые ладони. Все это на миг. Тут же оба расслабились, улыбнулись.
— И я смотрю, — вздохнул отец Евгений, — не всегда ты воевал только с детишками. Уж не был ли ты в одной далекой южной стране? Чую по ухватке…
— Видать, и тебя, настоятель, не миновала чаша сия?
— Увы…
— Чего же — увы? Хорошая была школа. Разве не так?
— Учились мы в этой школе разному, — тихо оказал отец Евгений и стал бледнеть. — Я вот так и не научился воевать с мальчиками… Ты видел убитых мальчиков, старший лейтенант? Подходишь, лежит пацан, будто спит, голова на локте. Только рухнувшей крышей придавлен по пояс, после гранаты… Крышу подняли, а там… половины мальчика нет. Месиво… Не встречалось такое?
Щагов помолчал. Колупнул ботинком кирпич. Усмехнулся:
— Я артиллерист. Издалека не видно, мальчик там или кто…
— Теперь, значит, решил поближе… разглядеть?
Щагов двинул желваками. Но попросил примирительно:
— Пусти, отче. Некогда мне. Служба…
— Пройди, служивый. Если сумеешь… Попробуй..
Щагов пробовать не стал. Сказал с укоризной:
— На провокацию тянешь? Нехорошо… Я в богословском плане человек неподкованный, но помню, что Христос учил уважать всякую власть. Ты же что себе позволяешь?
— Грешен! — охотно согласился отец Евгений. — Но покаюсь, и Бог простит… К тому же Господь наш Иисус Христос позволял и себе быть во гневе. Это когда бичом изгонял нечестивцев из храма. Гнев сей был свят…
— Иисус торговцев изгонял, насколько я знаю… А я тебе не фарцовщик, а сотрудник правоохранительных органов…
— Ежели воистину так, то должен ты о х р ан я т ь п р а в о. А ты погнался за мальчиком, который за это право как раз заступился.
— В курсе уже! Исповедался отрок!
— Мало того, есть у меня и свои догадки.
— Поделись, отче, — насмешливо попросил Щагов.
— Не так уж мал град наш Устальск, а тесен… Весною был я в интернате номер два для детей-сирот. Директорша их, женщина весьма склонная улавливать веяния времени, сочла за пользу, чтобы я побеседовал с чадами на тему Ветхого и Нового Заветов. Там запомнил я и некую наставницу по имени Ия Григорьевна. Весьма горласта была эта женщина и к питомцам своим неласкова, не стеснялась даже священнослужителя… И фамилию помню — Новицкая. Заместитель начальника здешнего райотдела майор Новицкий — не супруг ли сей почтенной дамы? И не этим ли объясняется, поручик, твое служебное рвение?
Видно, в точку попал отец Евгений. Щагов нашелся не сразу. Но потом улыбнулся все-таки:
— Слыхал ли, отче, анекдот про ковбоя Джона, который слишком много знал?
— А как же! — охотно отозвался отец Евгений. В этот миг, прервав их беседу, подлетел к церковным воротам взмыленный мотоцикл с коляской. Встал рядом с щаговским. Сверкнув забинтованными коленками, рванулся из коляски Степка:
— Дядя Лёва, вот он! Боря, вот он! Тот самый, который на Федю!..
Ничего этого Федя не видел, не слышал.
Оказавшись в прохладной и гулкой пустоте церкви, он глянул на стену с росписью. Она была закрыта холстом. Ну и хорошо. Немыслимо было бы проскочить мимо картины вот так, в спешке. А следовало спешить. Федя кинулся в алтарь. Люк наполовину заставлен был бочкой из-под цементного раствора. Федя отодвинул ее с большой натугой. Можно сказать, силой отчаяния… А вот и скребок! Федя сунул его в щель, надавил… Ох, сил-то у тебя, Федька, не то что у Славы… Ну, еще!.. Еле-еле поддалась тяжелая крышка. Федя уцепился, отвалил ее. Как в прошлый раз, пахнуло холодом. Федя опустил ноги, прыгнул на ступени… Но ведь если оставить открытым люк, Щагов сразу все поймет, когда окажется здесь!
Федя потянул крышку на себя, принял ее на руки, подержал головой. Опустил. Люк закрылся с чавкающим звуком, толкнуло по ушам воздухом. И навалилась непроглядная тьма. Только зеленые пятна в глазах — следы недавнего солнечного блеска… Что же теперь? А ничего, вот так и шагай потихонечку. Здесь же пещера Тома Сойера, путь один…
Федя задом наперед, на четвереньках спустился по крутым ступеням. Встал. Взялся за стену. И пошел, тараща во тьму глаза. Ничего, каменный пол здесь без ям, без неровностей. Постарался давний строитель, поработал…
Еще десяток шагов, еще… Ох, да сколько же можно так идти? Бесконечность какая-то… А может, выход уже завален? Вот тогда будет ловушка!.. А вообще-то это ведь классическое приключение! Как в книжке! Схватка, плен, побег… и настоящий подземный ход!.. Да ну тебя с приключениями, дурак! Если что стряслось со Степкой, тогда век не забудешь!
Наконец забрезжило впереди… Вот и щель… Ох и заросла, черт возьми! Федя сцепил зубы, стянул майку, намотал на руку. Рванул и отбросил один стебель, другой… Ух ты, даже сквозь ткань жжется, подлюга! Будто кобра кусачая… Ну, кажется, все, можно попробовать… Он протиснулся в лаз, царапая бока о корни и мелкие камешки. Ой, мамочка, сколько ее еще здесь, этой кусачей дряни!.. Подвывая, Федя скатился ниже, в упругие заросли жесткого, но безобидного репейника. А теперь куда?.. Ага, еще ниже, метрах в пяти, вьется по откосу среди бурьяна и чертополоха тропинка…
Федя кинулся по тропинке, пробежал, наверно, метров двести. Потом крадучись поднялся по крутому склону. Сюда выходил переулок Тополиный. Пригибаясь, Федя ринулся вдоль домов. Сперва бежал с оглядкой, а потом, по улице Декабристов, — уже открыто. С маху толкнул калитку, влетел во двор к Оле. Встал, часто дыша. Оля выскочила из гаража:
— Ой, Федька! Тебя правда милиция забрала? Теперь отпустили, да?
"Знает! — возликовал Федя. — Значит, Степка добрался!"
Оказалось, что Степка все-таки грохнулся. Ободрал оба колена. Но вскочил, поднял "Росинанта", поехал опять, с треском и звоном вкатился во двор, ударив калитку передним колесом. Из колеса выскочила спица. Зато камера, хотя и падала, оказалась цела. Впрочем, это стало ясно позднее. А сперва Степка сбивчиво, со слезами, но понятно поведал о том, что случилось. Потом Оля, охая, мазала и бинтовала Степку, а Борис в прихожей быстро вертел телефонный диск…
Федя ошибся в одном: Борька позвонил не его, Фединому, отцу, а своему. И папа Штурман рванул из автопарка на собственном мотоцикле. Сперва на улицу Декабристов, затем — со Степкой в коляске и Борисом на заднем сиденье — к берегу.
Когда мотоцикл выскочил на пригорок, с которого виден был церковный двор, зоркий Степка вдруг запрыгал и завопил:
— Вот он, тот самый! У крыльца! Я узнал!..
