Мальчик со шпагой (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Но спорить с отцом Серёжа не стал, только спросил:
— А у тебя были звездные часы?
— Конечно, были, — без улыбки сказал папа. — Когда мы добились, чтобы район Черного озера объявили заповедником. Не представляешь, какой был бой, четыре раза пришлось нам с дядей Володей в Москву вылетать… А еще когда взял первый приз за стрельбу на круглом стенде. Это в шестьдесят четвертом году… А еще… когда твоя мама согласилась выйти за меня замуж.
Они помолчали.
— Па… — сказал Серёжа. — А Кузнечик влюбился в Наташку.
— Надо же… Ну ты смотри над этим не смейся.
— Разве я смеюсь? Я сегодня к нему сбегаю, ладно?
Генка сидел с ногами в кресле, в обнимку с гитарой. Он опять был как настоящий кузнечик. Большой кузнечик с обмотанным горлом.
Ух как он обрадовался! Вскочил, сунул ноги в тапочки, завернулся в длинный мохнатый халат и зашлепал к Серёже.
А подойдя вплотную, тихо сказал:
— А я все знаю.
— Откуда?
— Наташа утром приходила.
— Все девчонки одинаковы, — ворчливо заметил Серёжа. — Язык на привязи не держат.
Но в глубине души он был рад, что не надо от начала до конца рассказывать опять эту историю.
— Ты не обижайся на нее, — попросил Кузнечик. — Она знаешь как за тебя волнуется!
— Теперь-то уж чего волноваться?
— А все равно… И еще она за Стаську беспокоится. Он какой-то пришибленный.
— Перепугался. Я и то чуть не помер, когда этот тип с финкой появился.
Генка поежился:
— Я бы точно помер.
— Ты? Вот уж чушь-то, — искренне сказал Серёжа.
Генка сипло, словно вспомнив, что у него ангина, произнес:
— Если бы чушь… Это ведь не на гитаре тренькать.
— Да перестань ты! — прикрикнул Серёжа. — На гитаре… Тот парень в Чили, Виктор Хара, тоже был с гитарой, а не с автоматом. А эти сволочи ему руки отрубили и голову размозжили прикладами. Сам, наверно, слышал…
— Сравнил… — вздохнул Кузнечик. Поддернул подол у халата и опять полез в кресло.
— Ну и сутана у тебя, — сказал Серёжа. — Как у кардинала Ришелье.
— Это Сашин халат, боксерский.
Саша, Генкин брат, был неуловимой личностью. Он окончил физико-математический факультет и работал в какой-то "очень интересной" лаборатории. Серёжа видел его лишь один раз, мельком, потому что дома Саша только ночевал. Да и то не всегда. Кроме того, он часто уезжал: то в Новосибирск, в Академгородок, то в Москву.
Но все дома у Генки было связано с братом Сашей: книги на самодельных стеллажах, боксерские перчатки на гвозде, индейская маска, привезенная из Чили, морские карты на стенах. На картах были налеплены почтовые марки с кораблями всех времен и стран. Это так необыкновенно Саша и Генка собирали коллекцию.
Раньше карт было четыре. А сейчас осталось три. На месте четвертой — английской карты с изображением порта Александрии — темнел пустой квадрат.
— Куда Александрию девали? — поинтересовался Серёжа.
— Митьке отдали. Он вчера пришёл и как прилип к этим картам, так больше ни на что другое не смотрел. Поразговаривает, поразговаривает, а потом опять к ним… Вот так. Он, конечно, сперва отказывался изо всех сил…
— Там ведь кубинская серия с парусниками была, — вспомнил Серёжа.
— Была… Митька два апельсина притащил. Хочешь?
— Лопай сам. Ты больной.
— Никакой я не больной! Это врач выдумывает! Все равно завтра в клуб пойду!
Серёжа внимательно поглядел на него и понял: в самом деле пойдет. А может, это и лучше. А то от одиночества можно сильнее заболеть.
— Слушай, Кузнечик, — ласково сказал он, — я тебя очень прошу: не рассказывай завтра об этом деле в клубе. Хорошо?
— Ну… хорошо, — слегка растерянно отозвался Генка. — Только зря ты так. Это уж не скромность, а черт знает что.
— А я не из-за скромности. Просто хочется, чтобы завтра все было как всегда. А то начнутся разговоры, расспросы… Если тридцать девять человек начнут расспрашивать, тут хоть кто завоет.
— Сорок, — сказал Кузнечик. — Мосин, видимо, вернется.
— Как так?
— Митька рассказал. Мосин поймал после уроков Лысого, прижал к стенке и говорит: "Гони обратно ремень". Лысый, конечно, запсиховал: "Я сейчас наших позову!" Мосин говорит: "Зови. Пока зовешь, я тебя в стенку вколочу, будут стамеской выковыривать". Тут прибежал приятель Лысого по кличке Бобочка. Начали они с Мосиным разговаривать нахально. И вдруг подходит Андрюшка Гарц… Они же все вместе в сорок шестой учатся… Подошел да без всяких слов ка-а-ак вделает Бобочке портфелем по хребту. Тот сразу в бега…
— Ай да Андрюшка! — со смехом сказал Серёжа. — А я ему, бедному, в среду наряд вне очереди вклепал, за то что нашивка еле-еле на рукаве держится.
— Ничего, он не обидится… Ну вот, Бобочка — драпать. А Мосин и Гарц стали беседовать с Лысым. Он начал врать, что нету ремня, сменял кому-то. Мосин тогда отобрал у него сумку и говорит: "Принесешь ремень — отдам".
— Принес?
— Куда он денется? А вчера Мосин ремень нацепил и пришёл в клуб. Записываться опять.
— Надо взять, — сказал Серёжа. — Он все-таки парень хороший. Не то что Сенцов, шкура такая… Правильно я ему вчера врезал.
— Сенцову? За что?
— Разве Наташка не сказала?
— Нет. Да она вообще запутанно рассказывала. Больше охала, чем говорила. Ну-ка давай рассказывай подробно.
В воскресенье с утра Серёжа пришёл в клуб. Там было весело, спокойно и хорошо. Олег в спортзале проводил с Данилкиной группой внеплановые соревнования — на личное первенство среди барабанщиков. Впервые участвовал Вадик Воронин. Правда, вне конкурса. Его братья в кают-компании рисовали эскизы костюмов для фильма "Три мушкетера". Андрюшка Гарц приставал к ним:
— А почему д' Артаньян в валенках? Разве бывают валенки со шпорами? И штаны у него современные.
— Это чтоб смешнее, — терпеливо объяснял Валерик Воронин.
— А почему он верхом на палке, а не на лошади?
— Тебе же говорят: чтобы смешнее было. Это же фильм-шутка. Будто игра.
— С лошадью все равно лучше.
— А у тебя есть лошадь? — рассердился второй художник, Вовка. — Если есть, веди сюда. Если нет — отцепись.
Лошади у Андрюшки, видимо, не было, потому что он отцепился.
Кузнечик сидел в тепле, у батареи, тренькал на гитаре и заглядывал в бумажку со словами песни о горнисте и всадниках.
Пришёл Андрей Ткачук, сказал, что вчера гонял шайбу на застывшем пруду и, конечно, провалился. Хорошо, что неглубоко, по колено.
Володя Огоньков на подоконнике чинил заезженный кинопроектор. Оторвался на минуту и спросил у Серёжи:
— Ты, говорят, модель крепости строишь?
— Макет. Не крепости, а замка.
— А его можно будет в фильме снять?
— Он же маленький.
— А мы бы его близко сняли. На экране будет большой, как настоящий. Дашь?
— Ну и вопросы ты задаешь, — обиделся Серёжа. — Неужели не дам?
…Вечером он сел доделывать висячий мост. Цепи сделал из цепочки от старых часов с гирями, а поперечный настил — из крашенных в коричневый цвет спичек. Мост получился что надо. Снимай хоть на "Мосфильме"
Серёжа направил на замок свет настольной лампы и лег на кровать.
Белые башни, зубчатые стены с тонкими карнизами и выступами светились, как под южным солнцем. Оранжевые кусочки картона казались издалека настоящей черепицей. Синий краб таинственно поблескивал над полукруглой аркой ворот. Это было похоже на сказку.
В последнее время все чаще думал Серёжа о старых-старых городах, где под горбатыми мостовыми пролегли подземные ходы, а в сводчатых подвалах библиотек не до конца разобраны желтые свитки и хрустящие от древности книги. О заросших буграх со следами оборонительных стен, где еще можно отыскать ржавые клинки и ядра. Об остатках крепостей и о серой полыни, в корнях которой прячутся осколки византийских ваз и монеты с профилями забытых императоров. Об острове Пасхи, о ступенчатых пирамидах Южной Америки… Тайны, упрятанные в глубину земли, в заросли и камни, казались ему живыми. Они ждали открытий, как пленники ждут освобождения…
