Бронзовый мальчик - Крапивин Владислав Петрович (электронная книга txt) 📗
И может, чтобы сбить напряжение, Паша Краузе кашлянул и вспомнил:
– Вот у декабристов тоже… Я читал недавно. Вроде все были храбрые, с Наполеоном воевали, а после восстания… в общем, некоторые и на допросах раскалывались, и друг на друга…
Корнеич, словно встряхнувшись, заступился за декабристов:
– Но потом, в тюрьме и в ссылке, ни один не упрекал другого. Хватило совести и чести…
А Кинтелю было хорошо, тепло так от этого, что здесь его спасли наконец от вины за "Рафаил". Корнеич спас. Конечно, никто не снимет официальных обвинений с капитана Стройникова, но теперь за него можно заступиться. Потому что в самом деле – сколько свечек было поставлено в память о нем!..
А разговор о декабристах показался Кинтелю тоже не случайным. Так бывает часто: одно как по заказу увязывается с другим. Кинтель весело поделился с друзьями:
– А в нашем доме тоже декабрист жил. Лейтенант Вишневский, из гвардейского экипажа. Мне дед рассказывал недавно…
Этот разговор с дедом случился накануне Нового года.
В декабре квартирные дела начали разворачиваться на удивление бойко. Уже нашлись желающие обменять свое трехкомнатное жилье на квартиру тети Вари и на новую однокомнатную, которую получит дед. И он должен был ее вот-вот получить, да в последние дни какие-то проходимцы устроили "поганую волокиту" с ордером. Ссылались то на предстоящую приватизацию жилья, то на неясности с законами.
– Ждут, когда я им "на лапу" положу! – негодовал дед. – Черта с два! Не дождутся, паразиты!.. Превратили СССР в СНГ, а кавардак остался прежний, что в Союзе, что в Содружестве… Тоже мне "содружество"! Две республики выясняют отношения с помощью ракет и тяжелой артиллерии, а остальные ничего не могут сделать…
– Тебя бы туда, ты навел бы там порядок, – ворчала тетя Варя.
– Меня там только и не хватало… Внутренние войска и те из Карабаха драпают.
– Тогда сиди, не воюй.
Но дед остывал не сразу и минут пять еще ругал и политиков, превративших страну черт знает во что, и чиновников, из-за которых Новый год придется встречать на прежнем месте, среди собранных заранее узлов, коробок с имуществом и увязанных в пачки книг.
– Ну и встретим! – не унывала тетя Варя. – И не такое бывало! А уж в новом году с новыми силами – переезд!
Несмотря на дикие цены, она купила на рынке килограмм говядины и полкило свинины, сделала фарш, раскатала тесто и усадила Кинтеля и деда лепить пельмени.
Пельмени Кинтель любил. Но сейчас веселому тети Вариному напору подчинился насупленно. Порой ему казалось, что тетя Варя командует им чересчур энергично и придирчиво. Будто он сам не знает, какие дела ему делать! До недавнего времени был хозяином в доме пу-ще деда, а теперь… Нет-нет да и вспоминался ему ноябрьский разговор с отцом. И думал Кинтель: "Если здесь такое, то на новом месте еще хуже начнется… А может, это нарочно? Чтобы я сам запросился к отцу…"
Впрочем, на этот раз Кинтель дулся лишь минуту. В новогоднем вечере всегда есть какой-то намек на сказочность, и не хотелось разбивать это настроение.
Готовые пельмени тетя Варя вынесла на мороз, а из дровяника притащила елочку. Славную, разлапистую.
– Вот! Утром какой-то пьяница у гастронома продавал.
Дед заворчал. Он считал, что можно обойтись искусственной елкой, незачем губить природу.
– Так все равно уже срублена! Пускай будет у нас! – весело спорила тетя Варя. – Я с детства люблю, как елкой пахнет… Вы наряжайте, а я еще пробегусь по магазинам…
Кинтель тоже любил новогодний запах елки. Не сравнить с искусственной. И елочные игрушки любил. Среди них было несколько старинных: стеклянный полумесяц с потертой позолотой, картонный домик, в который раньше вставляли свечку, пять шаров с картинками, ватный лягушонок. Может быть, их вешали на рождественские елки еще Оля Чернышева и Никита Таиров.
Кинтель вдруг подумал, что этим игрушкам потом, на новой квартире, будет неуютно, непривычно. И портрету прапрабабушки. И старой карте. Она ведь всегда висела здесь.
– Жалко… – вздохнул Кинтель.
– Что? – насторожился дед. Он осторожно вешал на елку розовый шар.
– Вообще… Плохо, что ли, нам тут жилось? Не тесно вроде…
– Все познается в сравнении. Поживешь на новом месте, обратно не захочешь…
– Обратно и не получится, разломают… Ну зачем разрушать-то? Крепкий еще дом. Можно было бы в нем какие-нибудь мастерские сделать. Или библиотеку. Вон детская библиотека на Первомайской в какой конуре…
– Я говорил в исполкоме. Чего, говорю, спешите-то? Ломать – не строить. А они все то же: генеральный план, магистраль от реки до театра… Не убедил. Говорят, сохраняются только памятники истории и архитектуры.
– А у нас, что ли, не памятник? Двести лет!
– И про то говорил. Мало того, вспомнил даже, что здесь одно время декабрист Вишневский жил. Управлял горными заводами в сороковых годах…
– Правда?! – подскочил Кинтель.
– Были такие слухи…
– А ты мне никогда не рассказывал!
– Я думал, ты знаешь… Да и чего рассказывать-то? Документами это не подтверждается. Может быть, просто легенда. Хотя мама говорила, что карта наша именно от него осталась…
– Ну, Толич, ты даешь… – обиделся Кинтель. – Ни разу ни словечка!.. Ну-ка, рассказывай.
– Ох и вреден ты стал… Ладно. Федор Гаврилович Вишневский. Как все тогдашние офицеры флота Российского, окончил Морской корпус. Под командой капитана Лазарева ходил вокруг света на фрегате "Крейсер". На том самом, где был тогда и… – Дед вдруг замялся. Чертыхнулся шепотом, будто не может надеть петельку шара на колючую ветку.
– Где был тогда и Павел Степанович Нахимов, будущий адмирал, – ровным голосом закончил Кинтель. – Толич, ты по правде думаешь, будто при имени Нахимова меня колотит нервная дрожь? Хватит уж… Одно дело пароход, а другое адмирал…
– Так мне старому… – с досадливым удовольствием сказал дед. – Хорошо. Поехали дальше… К моменту восстания было лейтенанту Вишневскому двадцать четыре года. Как сей офицер оказался среди заговорщиков, непонятно, в Тайном обществе он не состоял. Однако же восставших поддержал, отказался присягать Николаю, роту свою, что была в составе матросского гвардейского экипажа, вывел на Сенатскую площадь… Но тем и кончилось. Постояли на площади, увидели, что дело провалилось, и пошли обратно… А ночью голубчика взяли, как и многих… Ну, в разряд главных бунтовщиков Вишневский не попал. На допросах он упорством и доблестью, видимо, не блистал, утверждал, что старался удерживать своих матросов от активных действий. Что еще говорил, не знаю. Читал только, что Николай отмечал где-то: мол, показания Вишневского довольно любопытны… До суда помотали его по разным крепостям, потом сослали солдатом на Кавказ, через несколько лет он выслужился в мичмана, побыл еще на флоте, ушел в отставку. После того и сделался чиновником в Управлении горных заводов… Но я не уверен, что здесь жил именно он. Возможно, что его брат или даже однофамилец…
– Что ж это он из моряков-то ушел?.. – недовольно заметил Кинтель.
– Может, по службе продвижения не давали или здоровье подвело… А возможно, и не был он сильно привязан к морской жизни… Другой декабрист-моряк, Завалишин, отзывался о нем в своих записках весьма нелестно. И вроде бы капитан Лазарев на "Крейсере" тоже не очень-то Вишневского любил…
– Подумаешь. Мало ли кого начальство не любит, – буркнул Кинтель. Ему стало обидно за Вишневского.
– И один из Бестужевых, Павел, по-моему, тоже писал о нем не слишком хорошо. Что Федор Гаврилович был человек неглупый и добрый, но все время роптал на свою судьбу, а это недостойно сильной натуры… В общем, как видишь, тоже не герой…
– Почему "тоже"? – напрягся Кинтель.
Дед покосился через плечо:
– Ну, я имел в виду капитан-лейтенанта Стройникова. О котором ты часто думаешь.
– С чего ты взял, что часто? Больно мне надо о нем думать!
Виктор Анатольевич сделал вид, что поверил:
– Ну и ладно… Попробуй-ка лампочки включить, горят ли…
