Кусатель ворон - Веркин Эдуард (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
– Болен нырнул в колодец, – сказал я. – В Полелюев.
– Кто нырнул в колодец?
– Кассиус.
– Так…
Жмуркин закинул в рот сразу половину сахара и стал с хрустом жевать, вероятно, чтобы подсластить полынь бытия. А может, чтобы зубы сильней разболелись. А нечего в политики записываться, шел бы в режиссеры, как хотелось.
– Зачем он туда нырнул? – спросил Жмуркин, жуя сахар.
– Он, оказывается, юный немецкий гидролог, – объяснил я. – Хочет спустить Полелюев колодец, считает, что родник на дне…
– Я с них шкуру спущу, – спокойно заметил Жмуркин. – Он точно нырнул?
– Во всяком случае, собирался.
– А ты куда смотрел? – скрипнул зубами Жмуркин. – Я же просил приглядеть…
– Я им всем не сторож ни разу, – сказал я. – За такой сворой куда уследить мне? И потом, я спал.
– Он спал, – передразнил Жмуркин. – Ты бы меньше спал, и так уже проспал…
Дальше он выразился так, как в областном молодежном парламенте выражаться не принято. После чего дожрал сахар, и после этого уже мы побежали. Спасать ныряльщика Болена. Болен-Болена.
Не скажу, что я большой любитель кросса по пересеченной местности, но тут я старался. Как два молодых и еще не покрывшихся ветвистыми рогами вепря, мы неслись меж берез и елей, и ракит, и осин, и молодых дубов, и только ветер свистел в ушах, и клацали зубы Жмуркина, видимо, он вставил себе металлокерамические коронки.
До Полелюева колодца было километра полтора, пожалуй. Бежали. За ночь в лесу наросло несколько мухоморов, на которых лично я поскользнулся два раза, дикие и от этого разнузданные белки, смотревшие с древес недобрым взглядом, хохотали и показывали пальцами нам вслед.
Но мы не успели. В крутом и высоком берегу был прокопан узенький проход, по которому можно было спуститься к воде, по поверхности водоема шли круги: Болен, видимо, уже погрузился.
Жмуркин выразился еще менее цензурно, чем в прошлый раз, затем выдохнул:
– Ныряем.
И прыгнул в воду, как настоящий лидер, не раздумывая.
И я прыгнул за ним. Хотя и не хотелось особо.
Нырец я еще гораздо менее успешный, чем беглец, но, как оказалось, чемпионом мира по нырянию здесь быть и не требовалось, я солдатиком ушел под воду и тут же воткнулся во что-то жирное, похожее на масло.
И застрял. Влип. Увяз.
Попытался всплыть, но ничего не получилось, и я принялся извиваться, и рваться, и что-то неприятно живое потрогало меня за шею. От этого я дернулся уже совершенно мощно, вывернулся изо дна и всплыл на поверхность вод.
Рядом всплыл Жмуркин, на лбу у него извивался многоножный черный червяк, в волосах застряла тина.
– Ну, что? – спросил я.
– Ничего, – ответил Жмуркин. – Вроде никого.
Вокруг нас волновалась грязная бурая жижа, в которой весело копошилась мелкая болотная живность – жуки-плавунцы, мотыли и всяческие личинки безобразного вида. Бездонностью тут явно не пахло.
– Надо искать, он где-то здесь, – Жмуркин огляделся. – Если не найдем…
Ага, газеты, новостные ленты, «Твиттер», я представил, как раньше.
Ихние. «Юноша с ограниченными возможностями варварски брошен в русском болоте». «Бессердечие. RU».
Наши. «Глухонемой немец-калека утопился в бывшем скотомогильнике». «Немецкий дайвер загрызен пиявками». «Тритоны сжевали тевтона».
Плюс, разумеется, оргвыводы. За то, что у тебя утонул турист, по головке не погладят. Особенно если немец утонул. Ну, Пятахин бы утонул или пусть даже Жохова, никто бы и слова не сказал, мало ли их каждый год тонет? А тут европеец, носитель высокой культуры.
Мы стали нырять дальше, хотя это было омерзительно и страшно, я постоянно боялся наткнуться на бездыханную ногу Кассиуса-Болена. К тому же я умудрился хлебнуть этой малоприятной жижи, и теперь я представлял, что все эти шустрые рачки-бокоплавы и другие инфузории поселятся в моем организме и примутся весело там размножаться.
Вынырнул. И Жмуркин вынырнул тоже, с чем-то белым. С черепом. На черепе острели рога.
– Это что? – спросил я.
– Кажется, коза, – сказал Жмуркин и швырнул череп на берег. – Куда он делся-то…
– Плескаетесь? – ехидно осведомился появившийся Пятахин. – Жарко вам, видимо, бедолагам. Вчера мне позавидовали явно.
Пятахин стоял на берегу и наслаждался.
– Здорово смотритесь, – сказал Пятахин. – Я бы назвал это «Дурэмары навсегда». Жесткая быдлеска.
– Кретин! – сорвался Жмуркин. – Мы тут человека ищем!
– Человека? Тут? Странное место…
– Кассиус утонул! – рявкнул Жмуркин. – Вот в этом самом болоте! А ты…
– Какой Кассиус? Это глухонемой немец? Так он вон там в кустах переодевается. Он что, к вам нырнуть хочет? Зачем? А давайте я тоже залезу, жалко, Жоховой нету…
– Он жив? – нахмурился Жмуркин.
– Ну, конечно. А почему вы Жохову-то сюда не взяли? Ей же нравится копошиться в грязи…
– Да пошел ты! – сказал я с досадой.
– Местечко становится популярным, – ухмыльнулся Пятахин. – Мой пример вдохновил последователей.
Жмуркин плюнул и стал вылезать на берег по прокопанному проходу. Получилось не с первого раза. У меня, впрочем, тоже, мы здорово перемазались в скользкой грязи и выглядели зверски. Пятахин злопамятно комментаровал:
– Жестокая и бескомпромиссная битва подошла к концу! Победила дружба! Теперь боевые андроиды собираются пройти полное обследование на наличие глистов и аскарид!
Жмуркин приблизился к Пятахину и коротко ударил его в солнечное сплетение. Пятахин охнул и согнулся пополам. Жмуркин схватил Пятака за шкирку и с силой швырнул его в колодец. Непедагогично. Но в высшей степени справедливо.
Буль. И сразу всплыл.
Из-за кустов показался Болен. В гидрокостюме, с маской и с ластами. Он увидел нас, помахал рукой. Жмуркин помахал в ответ, просто семейный пикник какой-то.
Болен поплевал на маску, протер стекло и начал спускаться в воду, лег на пузо в прокопанную канавку и медленно сползал, упираясь ластами.
– Даже говорить ничего не хочется, – сказал начальник экспедиции. – Убодался я.
– А тебя никто не заставлял туда прыгать, – напомнил я.
– Да уж. Но я не об этом.
Болен погрузился, профессионально, без всплеска, просто исчез.
Жмуркин вырвал кусок мха и стал протирать на себе грязь. Но на самом деле не протирал, а только больше размазывал, я решил бороться с грязью иначе. Подожду, пока сама застынет, потом отколупаю. И чище, и эффективней.
Пятахин барахтался в воде и хохотал, был счастлив.
Из кустов вдруг выскочила Жохова.
Иустинья выглядела прекрасно, с нее можно было вполне рисовать живопись. Дитер, ты где? Такая взъерошенная, дикая, необузданная, волосы дыбом, лицо раскраснелось, глаза пылали необъяснимым жаром, в пятнах от недавних укусов. Я даже испугался, что она сейчас тоже прыгнет в колодец. А потом все прибегут и прыгнут в колодец и станут там искать якобы утонувшего Болена, и безумие будет продолжаться и продолжаться, пока не пойдет снег.
Но Жохова не прыгнула, принялась оглядывать окрестности яростным взором, наткнулась на перемазанного в грязи Жмуркина и как-то сломалась, запнулась. Шмыгнула носом, потупилась и побежала назад.
– И что это было? – спросил я. – Жохова увлеклась спортом? Бегает по утрам?
– Да не, – ответил Пятахин из грязей. – Я ей просто сказал, что шеф утонул.
– Ну и что? – не понял Жмуркин.
– Как это что? Разве не понятно? Жохова же…
Вынырнул Болен. Стряхнул с себя ил, подплыл к краю, вылез по прокопанной канавке.
Стал нам что-то рассказывать – мычать и складывать пальцы в заковыристые фигуры. Я и так-то по-немецки не очень хорошо понимаю, а уж на немецком глухонемом…
– Кажется, он хочет сказать, что здесь надо копать, – попробовал издали перевести Пятахин.
Подбежала Александра. Болен принялся артикулировать по-немецки, Александра перевела уже по-нормальному:
– Касси говорит, что тут раньше был источник. Но его затянуло землей. Нужно немного вон там…
Александра указала на дальнюю сторону колодца.
