Кусатель ворон - Веркин Эдуард (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
Презрительную рожу он не забывал делать.
Уголовники не показались.
Показалась старушка. Старушка принесла холодного козьего молока и крупник с изюмом. Стали есть, стали пить. Старушка стояла, смотрела, кажется, умилялась. Такая старушка, обычная, даже лучше. Как с картинки – платье в цветочек, платок, морщинки, у меня у самого такая бабушка. Старушка нам, кстати, ничего не сказала, просто принесла еще молока.
У меня руки колун уже не держали, но отступать было стыдно. Поэтому мы с Листвянко опять взялись за работу. Горы дров вокруг нас росли, я почти уже валился, а в глазах у Листвянко все разгоралась и разгоралась неодолимость. Листвянко был намерен расправиться с дровами, что бы это ему ни стоило.
Пару раз я взывал к голосу скудного разума и предлагал остановиться, и так ведь большую часть перекололи. Но Листвянко отвечал, что он всегда доводит до конца все, что начал. И подтверждал слово непреложным делом, пока не покончил с последним чурбаком, не успокоился. Потом он сел и некоторое время молчал, смотрел перед собой. Старушка вынесла пироги в корзине. Пироги с яйцом и луком. Листвянко не смог есть, а я ничего, умял пять штук. Идти, кстати, Листвянко тоже смог с трудом, выпрямился лишь на подходе к бараку, так как не мог предстать перед стаей в скрюченном виде.
Компания сидела на веранде и на крыльце, жевали горох. Все, включая немцев. Нам с Листвянко тоже оставили, мы помылись у колодца и стали тоже есть горох, как остальные. Горох был сладок и сочен, вкуса свежей спаржи, как сказала Александра.
Дитер сидел чуть поодаль и рисовал, картина «Гороховые кануны», в жанре реализма, мы сидели и с одухотворенными лицами поедали горох, которого было много.
Жохова ела горох особенно отрешенно, наверное, чтобы никто не заподозрил ее в том, что она на нем и на коленях, бывало, стаивала.
Жмуркин лущил горох в миску и, когда его набиралось количество, ел его сразу.
Усталого Листвянко кормила горохом Снежана, он мужественно жевал, иногда изображая руками, как он ловко рубил дрова.
К пяти заявился Капанидзе и стал шептаться со Жмуркиным.
Жмуркин взял кружку и ложку и принялся брякать в нее, умудряясь придавать этому громыханью тревожные обертоны.
Народ отвлекся от гороха, посмотрел на предводителя.
– Внимание, внимание! – провозгласил Жмуркин. – Есть серьезное дело. В нашей компании произошел очередной возмутительный случай.
– Жохову съели мыши? – лениво спросил Пятахин. – Тогда почему она до сих пор сидит здесь?
– Нет, веселее, – Жмуркин роковым образом улыбнулся.
– Куда уж веселее.
– Я вообще-то тут, – сказала Жохова.
– Тебя съели – но ты опять тут? – усмехнулся Пятахин. – Это внушает подозрения насчет твоей сущности…
Жмуркин опять зазвонил в кружку. А я подумал, что лучше бы ему, конечно, маузер иметь. В таких путешествиях, как наше, без маузера никак. Шмальнул бы в воздух, все бы присмирели.
– Минуточку все-таки внимания, – попросил Жмуркин. – У нас серьезное дело. Возможно, дело жизни и смерти.
Все притихли.
– Вот Давид… – Жмуркин указал на Капанидзе. – Вот Давид говорит, что сегодня к его соседке заглянул некий молодой человек…
Жмуркин сделал паузу и оглядел присутствующих.
– Это была переодетая Жохова, – тут же сказал Пятахин. – Я давно за ней замечал…
– Сам ты был переодетый!
– Послушайте меня! – возвысил голос Жмуркин. – Я не шучу! Этот дурень перелез через забор, хотя калитка была открыта. Во дворе в большом котле варилась похлебка для свиней…
Повисла драматическая пауза. Ибо представили. Я лично представил эту поистине гамлетовскую картину.
– Этот молодой человек, как бы это сказать поприличнее… – продолжил Жмуркин. – Этот молодой человек накинулся на котел с баландой и съел почти половину…
– Свиньи остались голодными, – вздохнул Листвянко. – Меня терзают подозрения.
– Он съел половину котла, – повторил Жмуркин. – И все бы ничего, но…
Жмуркин поглядел на Капанидзе.
– Баба Саня трех поросят держит, потом сдает их Дрынову, – сказал тот. – Ей внук из Америки специальные капли присылает, на них поросята быстрее растут.
Пятахин закашлялся.
– Так вот, – драматически сказал Капанидзе. – У бабы Сани руки трясутся уже, она обычно всегда капель переливает.
– И что? – с интересом спросила Снежана. – От этих капель что происходит?
– По-разному, – пожал плечами Капанидзе. – Если пару капель перельет – то ничего, только жрет с аппетитом. А если капель пять перебрать…
Капанидзе вздохнул.
– Баба Саня в прошлом году вместо трех капель восемь плеснула – так у нее поросенка разорвало.
– Как это? – восторженным шепотом поинтересовалась Жохова.
– Так. Вот так примерно.
Капанидзе надул щеки, булькнул, хлопнул в ладоши, продемонстрировав, как взорвался поросенок.
– Там какие-то анаболики мощные, – сказал Капанидзе. – Мышцы прирастают так быстро, что разрывают соединительные ткани. Сплошная кровавая каша. Свинья сразу в котлету превращается, только есть нельзя, опасно.
– Оно же вкусное было… – растерянно пробормотал Пятахин.
Все с удовольствием поглядели на Пятахина. Пятахин видимо погрустнел.
– Вкусное… – повторил Пятахин.
– Свинья оценила, – сказала Жохова.
– Есть хотелось… – Пятахин поглядел с надеждой на Жмуркина.
– И когда ты только успеваешь, – сказал тот. – И горох собирать, и свиней объедать…
– Я не хотел…
Разрывание Пятахина посредством анаболических стероидов. Отличная бы получилась быдлеска. Тег «Оружие возмездия–2».
– Всё, – весело объявила Жохова. – Всё, Пятак, скоро захрюкаешь! Не расстраивайся, я запарю тебе желудей!
И все, конечно, засмеялись, как я отметил, опять с удовольствием. Еще бы – любой, увидевший лицо Пятахина, не смог бы удержаться от смеха.
– Он насовсем лопнет? – довольно цинично спросила Александра.
– Как Бобик с грелкой, – злорадно заметила Снежана.
– Лопнет, – подтвердил Капанидзе. – Внутренние органы повредятся, и все…
– А потом мы его на сало запустим, – предложил Листвянко. – Шкварок нажарим…
– Я люблю шкварки, – сказал Лаурыч.
– И на сапоги, – добавила Снежана. – Из такого отличные подметки получатся, шкура толстая.
– Из тебя самой подметки получатся… – плачевно огрызнулся Пятахин. – Я не хочу… Что мне делать?
Пятахин потрогал себя за живот, проверил, не разрывает ли.
– А давайте мы эти капли уркам накапаем, – предложил вдруг Лаурыч. – В чай, а?
Идея явно вызвала интерес.
– А что? – развивал мысль Лаурыч. – Кто-нибудь осторожно подкрадется…
– А вдруг они не лопнут? – перебила Снежана. – Вдруг они больше станут? Что тогда?
– Так что же мне делать?! – уже с отчаяньем спросил Пятахин.
– Пиши завещание, – посоветовал Жмуркин. – Можно, конечно, на телефон было наговорить… Но электричества нет. Так что пиши.
Жмуркин вынул блокнотик, выдернул листок, сунул Пятахину.
– Или на словах передай, – сказал Жмуркин.
– Что передать? – растерянно спросил Пятахин.
– Последнюю волю, – сказала Снежана. – Завещай похоронить с собой своего хомячка. Или развеять свой прах над помойкой, ты же, наверное, об этом с детства мечтал.
– Да… То есть нет. Я не хочу умирать…
– Жохова над тобой прочтет молитву, – утешила Снежана.
– Даже две, – добавила Жохова. – На всякий случай. Или лучше три. И кол осиновый.
– Я не хочу умирать! – почти воскликнул Пятахин.
– Все мы там будем, – философски заметил Гаджиев, сын хирурга.
– Я не хочу там, я хочу здесь! – простонал Пятахин.
Он стал по очереди смотреть на каждого, стараясь обрести надежду. Ага, как же.
– Есть одно средство, – задумчиво произнес Капанидзе.
– Да?! – подскочил к нему Пятахин. – Согласен! Согласен!
– Закопать его в землю! – сказала Жохова.
– Его и без нас закопают, – заметила Снежана.
– Серьезное средство, – Капанидзе поглядел на Пятахина с сомнением. – Старинное. Раньше так, помню, целыми деревнями излечивали.
