Часы - Пантелеев Леонид (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
Сели обедать.
Шумят ребята, ложками размахивают, хлебными корками перебрасываются. А Петька на суп насел. Шутка ли, парень два дня пищи не нюхал, всего-то за два дня пончик с повидлом съел. Ясно — с жадностью ест, алчно.
Не соврал немец: после супа кашу подают. Гречневую, с маслом. Петька и кашу подзавернул в два счета. Киселя дали — кисель съел и миску облизал.
Ребята, которые рядом сидят, смеются. Особенно один, одноглазый, с черной повязкой на лбу… Тот прямо издевается.
— Ну и обжора, — говорит. — Ну и горазд лопать. Слон, ей-богу, и то меньше ест.
Смеются ребята. Обидно Петьке. Терпел он, терпел — и не вытерпел. Облизал свою оловянную ложку, посмотрел одноглазому в нахальный его глаз и, размахнувшись, ударил одноглазого ложкой по лбу.
Ужасно закричал одноглазый. Зашумели ребята. Федор Иванович прибежал.
— Что? Что такое?
Одноглазый плачет и кулаком растирает свой лоб, а на лбу шишка.
— Кто тебя так? — спрашивает Федор Иванович.
— Вот, — показывает одноглазый на Петьку. — Вот эта сволочь… Ложкой.
Строго посмотрел Федор Иванович на Петьку.
— Встань, — сказал. — Встань, тебе говорят.
Встал Петька, смотрит исподлобья, — чего, дескать, надо?
— Так, — сказал Федор Иванович. — Так. А теперь выйди вон.
Не понял Петька — пошел за заведующим. И когда выходили из столовой, услышал за спиной:
— Федор Иваныч! Новенький не виноват.
Голос знакомый, — чернявенький крикнул.
Вышли они в коридор.
— Так, — сказал Федор Иванович. — Слушай, что я тебе скажу. Драться нельзя. Так. На улице можно было драться, а у нас нельзя. Понял? А в наказание стань здесь и стой, пока обед не кончится.
Повернулся Федор Иванович и пошел по коридору.
А тут как раз и обед кончился. Выбежали ребята из столовой. Бегут ребята мимо Петьки. Петька к стене прижался… Бегут. Одноглазый пробежал. Язык показал Петьке. Чернявенький пробежал. Крикнул:
— Купаться пойдешь?
Встрепенулся Петька:
— Куда купаться?
— На речку, на Кордон… Вся наша группа идет. Айда?
У Петьки уж план на уме.
Побежал вместе с чернявеньким. А чернявенький на ходу говорит:
— Ты, — говорит, — с Пятаковым не дерись… Если он драться будет — не дерись, а заявляй прямо в шус, в школьный совет.
“Ладно, — думает Петька, — некогда мне в шусы заявлять. Я сейчас на Кордоне буду… До свиданьица”.
Вбежали они в огромный зал. Ребят в этом зале видимо-невидимо. Строятся ребята, как солдаты, в два ряда. Бородатый дядя с палкой в руке командует.
— Смирно! — командует. — Равнение направо!
Стал и Петька. Тоже по-солдатски вытянулся. Равнение направо взял.
А тут входит в зал Федор Иванович. Вошел, осмотрел ребят. Кому-то кушак поправить велел, кому-то лицо вымыть. Петьку увидел, брови поднял.
— Как, — спрашивает, — и новенький идет? Нет, — говорит, — новенькому сегодня идти нельзя. Пусть отдохнет.
Одноглазого увидел.
— А также, — говорит, — и Пятаков пусть выйдет. За такое поведение — без купания.
Заплакал одноглазый. Из строя вышел.
И Петька вышел. Но не заплакал.
Грустный только Петька стоит.
Вот парами прошли ребята мимо. В ногу прошли.
— Левой! Левой!
Вот ушли. Подошел к Петьке Федор Иванович, похлопал Петьку по плечу.
— Так, — говорит, — не унывай, брат. Сживемся. У нас не очень плохо ребята живут. А только драться нельзя. Так. Иди во двор играть. Ну! Веселей!
Пошел Петька во двор.
Там ребята, которые купаться не пошли, в рюхи играют. Петьку приглашают вместе играть. Усмехнулся Петька.
— Не играю, — говорит. — Детская забава.
Отошел Петька в сторону, к забору, и сел у забора на мелкий щебень.
Сидит и думает:
“Что делать? Как действовать?”
А вокруг вечереет. Туман поднимается, солнце заходит. И ребята вдали в рюхи играют. Звенят голоса их:
— Сбил! Попа сбил!
— Врешь! В городе поп…
И гладкие рюхи летают в воздухе, с грохотом прыгают по земле.
А Петька думает: “Смыться я, конечно, смоюсь. Слов нет. Но только часики при себе держать опасно. С ними греха наживешь. Мало ли что… Может быть, здесь ежедневно белье сжигают… Нет. Спрятать надо часы до поры до времени”.
Решил Петька спрятать часы. Решил закопать их в землю, пока не подойдет время бежать. А бежать задумал в эту же ночь.
Лег Петька на живот, огляделся. Ребята в рюхи играют, попов каких-то бьют. Воспитатель сидит, книжку читает. Никто на Петьку не смотрит.
Вынул Петька часы. И вдруг любопытно стало. Захотелось взглянуть — какие они изнутри?
Крышку открыл, а под крышкой еще крышка. И на крышке две черных буквы: С.К. А под крышкой — стекло. И под стеклом — стрелки.
В черном кружочке секунды бегают. А часы и минуты идут незаметно: смотришь — на месте стоят, отвернешься — подвинулись. Семь часов без одной минуты на Петькиных часах.
Разгреб Петька щебень у самого забора, ямку глубокую до локтя вырыл. Защелкнул часы, плотно обвязал их тряпкой и сунул в ямку. Ямку закопал, рукой притоптал, щебнем засыпал. Чтоб место не забыть, прутик небольшой воткнул.
Потом улегся, положил голову на место, где клад закопал, — мечтать стал.
И все об одном: “Чухонку куплю. С барашком. Ножик куплю. Наган, может быть, куплю… Конфеток каких-нибудь с начинкой. Яблок…”
Опять замечтался Петька и снова грустить перестал.
Когда ребята с купания пришли и чай пить в столовой сели, Петька на одноглазого внимания не обращал, хотя тот и снова издеваться начал. Зато за Петьку чернявенький заступился.
— Брось, Пятаков, — сказал чернявенький. — Мало тебе досталось от новичка? Еще хочешь?
Притих Пятаков одноглазый.
После чая ребята все, и большие и маленькие, во дворе играли в лапту. И Петьке весело было. Играть не умел он, правда, а то сыграл бы для компании. Весело было Петьке. Когда стемнело совсем и звезды на небе зажглись, снова звонок зазвенел. Воспитатель встал и крикнул зычно:
— Спать, ребята!
Поплелись ребята в спальню.
Спальня огромная, полутемная. Стены белые, и на лампах молочные колпаки. И всюду кровати рядами стоят, как в больнице.
Чернявенький Петьке койку показал.
— Вот, — говорит, — тебе приготовлено, со мной рядом спать будешь.