Человек с горящим сердцем - Синенко Владимир Иванович (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
СЧАСТЬЕ ФЕДОРА СЕРГЕЕВА
Еще в начале апреля Федор стал торопить Сашу Корнеева:
— Тянете вы что-то! Когда же сделаете?
— Трудно, Артемушка... — озабоченно пригладил тот свою огненную шевелюру. — Но сварганим! Не веришь?
Печатный станок мастерили токари и слесари паровозосборочного цеха по эскизам студента Доброхотова. Саша Рыжий работал в арматурной мастерской чернорабочим. Там же обтачивали корпуса самодельных «бомб-эсеровок», отделывали кинжалы, выкованные Фомичом и другими кузнецами. К 1 Мая нужны тысячи листовок, а гектографы не поспевали, да и печать у них слепая.
Наконец в середине апреля Корнеев объявил:
— Всё! Печатную машину мы с Васильевым по частям перенесли в подвал Сабуровой дачи — лечебницы для душевнобольных.
— Добро, — кивнул Федор. — Бумагой и «техниками» обеспечит Мечникова. Листовку я сегодня напишу сам.
После Корсиковской Сергеев больше двух-трех раз в одной квартире не ночевал, но к Николаю Чинову заходил почаще. На этого смелого рабочего, с кличкой «Коля-конспиратор», можно было положиться. Когда Федор засыпал, хозяин домика на Лебединской ремонтировал разбитые сапоги гостя, жена стирала единственную его сорочку. Подпольщик словно не замечал своей убогой одежды, бодр и весел. Забегал к Шуре Мечниковой, и та принималась его жалеть:
— Птица ты небесная! Федя! Вечно в холоде, голоде, без угла... Свалишься ведь!
— Пустое! Когда наша возьмет, тогда отъемся и приоденусь. Какие новости?
— Есть шифровка. В Лондоне начался съезд, Авилов уже там.
На собрании представителей всех революционных организаций города долго спорили, как получше отпраздновать в Харькове Первомай. В тысяча девятьсот пятом году с ним совпадала пасха, и это осложняло дело. Меньшевики вообще не видели смысла в демонстрации, а дружинники «впередовцев» предлагали выйти на улицы не только с красными флагами, но с бомбами и револьверами.
— Затронет полиция — дать ей духу!
— Превращать праздник в бойню? С хлопушками против винтовок? Прикопим оружия и будем ждать сигнала партии. А пока мирное шествие и демонстрация нашей силы, — отрезал Федор.
— «Силы»! Снова тикать от казаков? — горячился Кожемякин.
— А мы им махорку и перец в глаза, — охладил его пыл Корнеев.
Решили: 30 апреля прекратить работу в полдень и дома, в семьях отметить не пасху, а пролетарский праздник — Первое Мая. Митинг и шествие рабочих по городу устроить второго мая.
— Дарить попам наш праздник? — рассердился Миша Лазько.
— Чудак! Да ведь пасха-то — день нерабочий, стачка не ущемит хозяев. И верующих не вытащим на улицу. Их-то пока больше!
За три дня до пасхи по цехам паровозостроительного завода прокатился слух:
— Сегодня в столовой выступит Артем! Открыто.
Не все рабочие знали в лицо смелого революционера, но слышали о нем даже их жены и дети.
Здание столовой чернело старым грибом на леваде — зеленой лужайке между заводом и колонией. Туда набилось более шестисот человек. Стояли, плотно прижавшись друг к другу. Но поместились не все — еще больше осталось на леваде.
Один догадливый предложил:
— Высаживай рамы из окон! Всем охота узнать правду-матку.
Рабочие выставили рамы, и в зал со свежим весенним ветром ворвался людской гомон. Какой-то подросток попросил:
— Дяденьки, а дяденьки... Подсадите меня на подоконник! Уж так охота послушать Артема, увидеть его... А, дяденьки?
— Вот настырный! И что ты уразумеешь?
— Все пойму. Только подсадите! — настаивал вихрастый.
— Помоги ему! —крикнул Фомич толстому Щербакову. — Может, чего и раскумекает... Это Санька — сирота, племяш строгальщика Галенко.
— Первое мая и пасха... — начал свое выступление Федор. — Два мира сталкиваются нынче. Один — отживающий, другой —под знаменами тружеников. Один — за вечное неравенство, другой — за жизнь без богачей и самодержавия. В церквах, под звон колоколов, сытые попы призывают народ терпеть и, оправдывая кровавые дела царя, освящают преступную войну...
Федора слушали напряженно. Никто еще так остро не говорил.
— К счастью, мы дышим не только зачумленным воздухом подыхающего царизма, — продолжал Федор, — но и свежим ветром рабочих собраний. Они — предвестники республики, где гордый и свободный человек получит всестороннее развитие. Мы будем строить социализм...
Оратор рассказал о празднике Первого мая. В этот день за рубежами России не дымят фабричные трубы, не грохочут станки и машины. На улицах — толпы рабочих в праздничных одеждах. Ветер колышет над ними красные стяги. А вот в России нет даже этих малых свобод... Но мы добьемся их. Забастуем, выйдем на улицы и на своих знаменах напишем наши требования... — Согласны? — спросил он. — Да или нет?
— Да, да! — дружно выдохнули люди. — Не просить, а требовать свободы.
Сердце Федора радостно билось. Какое счастье — из стихийной человеческой массы создавать организованную и грозную силу!
Митинг кончился, и Артем вышел из столовой под охраной дружинников.
Вихрастый Санька соскочил с подоконника. Найти Артема!
Долго он шнырял в толпе, искал Артема. Нет... Прозевал! Уныло поплелся на свою Мефодиевскую, застроенную хатками паровозостроителей. И тут наблюдательный Санька вдруг заметил знакомое. Сапоги! Рыжеватые, с заплаткой на левой союзке. В этих самых сапогах стоял Артем в зале на столе.
Мальчик обогнал четверых решительного вида парней, сопровождавших того, кого он искал. Но что за чудеса? Нос и глаза — Артема, а картуз и бородка — чужие! Саня отважился и схватил за руку владельца рыжих сапог:
— Дяденька, а дяденька Артем! Обожди... Что я те скажу...
— Брысь! — цыкнул на него Саша Васильев.
— Не гони, Саша, человека. Может, и впрямь у него важное дело! — сказал Федор и спросил подростка? Обознался? Случается.
— Не обознался я, — обиделся мальчик. — Да вы не бойтесь — полиции близко нет. А когда у дяди моего собираются рабочие, я всегда караулю и упреждаю. Не глядите, что и еще хлопец. Книг из Народного дома страсть уже сколь перечитал...
Корнеев присмотрелся к шустрому пареньку:
— И впрямь, это племяш Галенко, к нему мы и идем!
— Зачем я тебе понадобился?—допытывался Федор у Саньки.
— Так ведь если драться с царским войском, нужны бомбы! Вот и дайте мне одну самую малюпу-у-усенькую! К примеру, такую, — показал парнишка свой кулачок. — Я голыши по воде далеко бросаю. Блинов по пяти делаю!
Ишь ты, чего захотел — бомбу?! — изумился Федор. — Рано тебе еще воевать. Но для чего другого, может, и сгодишься.
«РАЗВЕ ФЛАГИ СТРЕЛЯЮТ?»
Второе мая — второй день пасхи. Утро солнечное и теплое, как по заказу. У стен столовой паровозостроительного завода и на леваде собралось много празднично одетых рабочих, некоторые с женами. На припеке Саня с одногодками катали крашеные яйца, играли в лапту.
Федора рабочие встретили радостными возгласами.
Из центра города приехали на извозчике Щура Мечникова и Миша Доброхотов, а с ними братья Бассалыго, тоже «впередовцы». Старший, Дима, — красивый студент со светлыми волнистыми волосами, зачесанными назад. Реалист Костя похож на брата — общительный и живой. Появился и «Христосик» — Забелин со своими «апостолами» — так звали рабочие своего собрата по заводу и его единомышленников — эсеров. Мрачный, с жертвенно горящими глазами.
— Что в городе? — спросил Федор у Мечниковой.
— Говорят, что прибыло еще тысячи три солдат.
— Здесь тоже приняли меры, — кивнул Сергеев на стражников, окружающих пролетку, стоявшую чуть поодаль. — Сам полицмейстер господин Бессонов удостоил своим присутствием! Не по мою ли грешную душу?
Федор был недалек от истины. Полицмейстер давно охотился за Артемом, но в харьковской охранке не было его примет и фотографии. Не поддается подпольщик наружному наблюдению. «Однако этот смутьян несомненно здесь, в толпе забастовщиков, — думал Бессонов. — Схватить бы...»
