Великий стагирит - Домбровский Анатолий Иванович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Вернулся?! — вскочил на ноги Аристотель. — Слава Зевсу, он вернулся! Но где же он?
— Он идет, он поднимается от гавани к городу.
— Я должен встретить его, — сказал Мемнону Аристотель. — Продолжим беседу завтра.
— Я завидовал Гермию, — ответил Мемнон, — теперь во сто крат более я завидую Ксенократу.
Аристотель соскочил с лошади и обнял Ксенократа. Они долго молчали, потом Ксенократ сказал:
— Ты звал меня, и я пришел.
— Да, — ответил Аристотель, еще крепче обнимая друга.
— Прими приветы от Спевсиппа, от Демосфена, от Герпиллиды, от Никанора…
— От Герпиллиды? — переспросил Аристотель. — Она еще помнит обо мне?
— Она любит тебя, — ответил Ксенократ.
Они пошли рядом. Дорога круто поднималась вверх. Аристотель предлагал сесть на лошадей, но Ксенократ отказался.
— Если Гомер поднялся к Ассу пешком, — сказал он, — почему бы и нам не последовать его примеру?
Аристотель приказал слугам скакать вперед и ждать его у ворог города.
Когда они остались вдвоем, Ксенократ спросил:
— Здорова ли Пифиада?
— Теперь у меня две Пифиады, — смеясь, ответил Аристотель. — Пифиада — жена и Пифиада — дочь.
— Как же ты делишь себя между ними?
— Я отдаю себя третьей.
— Кому же?
— Философии, — ответил Аристотель. — А теперь я хочу спросить тебя, Ксенократ: здоровы ли Афины?
— Больны, — ответил Ксенократ. — Толстосумы ждут Филиппа, нищие проклинают толстосумов и слушают речи Демосфена. Эсхин проклинает Демосфена. Все как в старой поговорке: «Доблестные афиняне не знают себе равных в доблести, порочные — в пороке. Земля Аттики приносит лучший мед и сильнейший яд — цикуту».
— Чем живет Академия? — спросил Аристотель.
— Мечтами о невозвратном, — сказал Ксенократ. — Ученики Платона становятся толкователями Платона, а не толкователями жизни.
— Толкователями снов. А мир уже давно не спит и содрогается в преддверии великих потрясений. Мы увидим эти потрясения, Ксенократ. И чем бы они ни завершились, мы обязаны сделать свое главное дело: собрать всю мудрость мира, отделить истинное от ложного, соединить разрозненные истины в единое целое, исследовать то, что открыто нам в этой жизни, и отдать плод нашего труда детям, которые перешагнут через наши могилы и окажутся в новом мире. Думаю, что он будет велик и един. Великой и единой должна войти в него наша философия, Ксенократ. Путь наш труден и крут, как эта дорога. Но на вершине нас ждут крылатые кони…
Ксенократ остановился, поглядел вверх, куда вела дорога. Там и впрямь стояли кони.
— Следовало бы записать то, что ты сказал, Аристотель. Гомер записал свои слова, которые менее значительны.
— Эту короткую речь я дарю тебе, Ксенократ, — сказал Аристотель, — тебе одному.
…Мемнон появился в Доме философов через несколько месяцев. Был сладкоречив, привез в подарок несколько свитков с изречениями вавилонских мудрецов, восхвалял гостеприимство Гермия, уверял всех, что дружески предан ему и готов в любое время сослужить ему добрую службу: постоять за него перед Артаксерксом, если кто-то попытается очернить Гермия в глазах персидского царя, заключить с Гермием союз гостеприимства, если Гермий осчастливит его своим приездом в Сузы. Он звал к себе и философов — Аристотеля, Ксенократа и Феофраста, — обещая показать им свою библиотеку и коллекцию камней, упавших с неба.
— Поедем к нему, — сказал Аристотелю Гермий. — Такой друг в стане персов стоит целого войска…
— Нет, — ответил Аристотель. — Бойся сладких речей Мемнона. Под личиной дружбы и щедрости скрыт в Мемноне твой враг. Я принимаю его и беседую с ним только потому, что ты велишь. В глазах его коварство, в словах — яд.
— Что с тобой? — удивился словам Аристотеля Гермий. — Сегодня дурная погода, конечно. Больна маленькая Пифиада, молчит Ксенократ, узнав, что ты написал письмо Филиппу… Все это — причина твоего дурного настроения. Но зачем ты говоришь дурно о Мемноне? Я поеду к нему один, Аристотель.
— Ну что ж, не смею перечить тебе, Гермий. Твоя воля — поезжай. Но то, что я сказал о Мемноне, запомни. И еще: я решил для себя, что уеду к Филиппу тотчас, как ты откажешься прислушаться к какому-либо из моих советов. И вот ты отказался, Гермий. И значит, я уеду к Филиппу. Как только поправится Пифиада, — добавил Аристотель. — А у тебя еще есть время подумать. Не верь Мемнону, Гермий…
Гермий ушел, но вскоре вернулся, спросил:
— Если я не поеду к Мемнону, как долго ты останешься со мной?
— Еще год, — ответил Аристотель.
— Хорошо, я подумаю. Ты дорог мне, Аристотель. Но не безразлична мне и судьба Атарнея и Асса. Если Филипп объявит персам войну, Артаксеркс мне первому воткнет в спину нож. Я хочу, чтобы Мемнон удержал руку Артаксеркса до той поры, когда между мною и персами встанет Филипп…
— Правильная мысль, — сказал Аристотель. — Но Мемнон не удержит руку Артаксеркса, он его преданный слуга. Он воткнет тебе в спину нож прежде, чем Артаксеркс повелит ему сделать это. Ты загляни ему в глаза, Гермий, загляни!
— И все-таки в тебе говорит дурное настроение, — заключил Гермий, вздохнув. — Продолжим наш разговор при ясном солнце…
Гермий уехал в Атарней. А через неделю Аристотель узнал, что он отправился к Мемнону. Аристотель разыскал Феофраста и сказал:
— Когда придет твой корабль из Митилены с вином и пшеницей? Помнится, ты говорил о нем…
— Я жду его через три дня. Но ты сам видишь, какое море — ветер и сильная волна. Ты стосковался по лесбосскому вину?
— Нет, Феофраст. Нам нужно готовиться к бегству, — сказал Аристотель. — Я отправлюсь в Атарней за женой и дочерью, а ты с Ксенократом займись вот чем: собери все книги и все ценное, что есть в нашем доме. Упакуйте все это и отправьте на пристань.
— Ты поссорился с Гермием? — спросил Феофраст.
— Нет. Он уехал к Мемнону. И я подумал, что теперь всем нам грозит смерть. Мы скоро услышим о ее приближении… Торопись, Феофраст. И расшевели Ксенократа.
Мемнон предал Гермия. Он велел схватить его, как только тот переступил порог его дома. Гермия поволокли во дворец к Артаксерксу.
— Ты заключил с Филиппом тайный союз против меня, — сказал Гермию Артаксеркс и приказал его повесить.
В тот же день Гермий был казнен. Весть о его гибели дошла до Атарнея через три дня. А еще через три дня к Атарнею и Ассу подошли персидские войска, предводительствуемые Мемноном.
Феофраст настойчиво уговаривал Аристотеля и Ксенократа остаться в Митилене.
— Я достаточно богат, чтобы построить новый Дом философов, — говорил он им. — Я сделаю все, чтобы новый Дом философов затмил своим удобством и красотой прежний.
— Нет, — сказал Аристотель. — Меня зовет Филипп, и я отправляюсь к нему.
— Нет, — сказал Ксенократ. — Я возвращаюсь в Афины.
Первым из Митилены отплыл Аристотель. Ксенократ не пришел проводить его.
— Кто друг Филиппу, тот враг Афинам, — сказал он об Аристотеле Феофрасту. — Лучше погибнуть в Афинах, чем прославиться в Пелле. Что станешь делать ты, Феофраст, когда уеду я?
Феофраст побоялся сказать Ксенократу правду. Он ответил, что останется в Митилене. Но как только корабль с Ксенократом скрылся за горизонтом, сам стал собираться в путь. Через несколько недель он был в Пелле, рядом с Аристотелем.
Глава шестая
Старик Тимон умирал и, умирая, плакал.
— О чем же ты плачешь, старый Тимон? — спросил умирающего Аристотель, когда его позвали к нему.
Тимон лежал на траве. Его голова была слегка приподнята и покоилась на обломке камня — это была единственная его просьба, с которой он обратился к людям, нашедшим его: приподнять ему слегка голову, чтобы он мог видеть стены Афин и то, что вдали возвышалось над ними, — Акрополь, щедро освещенный солнечным светом, лившимся из-за туч. Здесь была тень, а там — солнце, золото и голубизна.
