Великий стагирит - Домбровский Анатолий Иванович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗

— О, какая страшная сила возникла во мне, — заговорил он пылко. — О, какая страшная, учитель! Один меж Вселенной и людьми! Вселенная говорит с тобой, а ты говоришь с людьми! Учитель! Дай я обниму тебя. Никогда еще ты не дарил мне такую жуткую и прекрасную мысль! Между Вселенной к людьми!.. — Он обнял Аристотеля, сжал его а своих объятиях.

— Отпусти, — взмолился Аристотель. — Прощаясь с тобой, — сказал он, когда Александр выпустил его из объятий, — я хочу попросить тебя лишь об одном: береги Афины.

Александр поднял на учителя удивленные глаза.

— Да, да, — сказал Аристотель, — у стен Афин остановись с почтением: там корни всего разумного и прекрасного на земле…

Александр долго молчал, потом спросил:

— Ты веришь моим обещаниям, учитель?

— Хочу верить.

— Я обещаю, что Афины будут любить меня, — сказал Александр. — А теперь простимся. Прощай, учитель. Я тороплюсь! — Он улыбнулся той улыбкой, которая, как казалось Аристотелю, обличала в Александре коварство и жестокость.

— Прощай, — сказал Аристотель и отвернулся. Он не верил Александру…

Когда Аристотель узнал, что Филипп, взяв Фермопи?лы, повел свое войско не к храму Дельфийскому, не к Амфису и Дельфам, чтобы покарать взбунтовавшихся локрйдцев, а в Фоки?ду и занял Элате?ю, открывавшую путь в Фивы и Афины, он быстро собрался и вместе с женой и маленькой дочерью отправился на родину, в Стагиру. Это было похоже на бегство, Он сам понимал это. И хотя предвидел, что Филипп повернет к Афинам, все же чувствовал себя оскорбленным. Его возмущение поступком Филиппа было так сильно, что оставаться в Пелле он больше не мог. Для Филиппа его бегство мало что значило — Аристотель это знал. В любом случае оно никак не могло повлиять на решение Филиппа покорить Афины, И только одно, пожалуй, делало поступок Аристотеля разумным: своим бегством из Пеллы он как бы говорил всем, что непричастен к коварным замыслам македонского монарха, что философия не согрешила перед Афиной, богиней мудрости и покровительницей великого города.

В Стагире он поселился в родительском доме, который занимала теперь сестра Аримнеста. Жена Пифиада нашла в лице Аримнесты верную подругу, дочь Пифиада быстро подружилась с маленьким Никано?ром, младшим сыном Аримнесты. Сам Аристотель же вдруг приобрел неограниченный досуг, который вначале тяготил и раздражал его, а потом стал привычным и даже приятным, доставляющим наслаждение. Хотя наслаждение — не цель жизни. Цель жизни — блаженство… Только но руслу истин течет к нам нектар блаженства. Для мудреца все блага, из-за которых воюют другие люди — деньги, почет, власть, — пустое. Всем благам мира он предпочитает прекрасное. Он говорит: лучше одни год прекрасной жизни, чем многие годы бесцельного существования. Прекрасна жизнь мудреца, созерцающего истину. Прекрасно небо. Прекрасен божественный разум, возлюбленный Вселенной…

Он часто бродил но окрестностям Стагиры и брал себе в спутники двух малышей — дочь Пифиаду и племянника Никанора. И хотя дети мешали ему порой, не давали сосредоточиться, все же радость, которую он испытал от общения с ними, была больше маленьких огорчений.

Было лето — время цветов, время бабочек и кузнечиков, время красивых и загадочных жуков, время птиц. И они, конечно, собирали цветы, ловили бабочек и кузнечиков, разглядывали синих и золотых жуков, слушали птиц. И еще они задавали друг другу вопросы, вопросы, вопросы… Тысячи вопросов: почему? для чего? зачем?

— Зачем бабочке крылья? — спрашивал Никанор.

— Чтобы летать, — отвечала Пифиада.

— Зачем ей летать?

— Чтобы быстро и легко перебираться с одного цветка на другой.

— Зачем ей нужно это?

— Чтобы собирать пищу.

— Зачем ей пища?

— Чтобы жить.

— Зачем ей жить?

На последний вопрос не могли ответить ни Пифиада, ни Никанор. Дети смотрели на Аристотеля и ждали, что скажет он.

А что он мог сказать? Зачем живет бабочка? Зачем живет человек? Зачем существует мир? Зачем? Зачем? И если есть цель, ради которой все существует, то откуда она известна бабочке, кузнечику, жуку, птице? Только человек осознает свою цель. Быть может, еще птицы. Но жуки и кузнечики, мошки и цветы — неужели тоже разумны? Жизнь без разума — жизнь без смысла, без цели, без надежды. Без любви.

— Она живет, — сказал Аристотель о бабочке, — чтобы любить.

— Зачем надо любить? — спросила Пифиада.

— Затем, что есть, был, и всегда будет любимый, — ответил Аристотель, поднимая дочь на руки. — И мы угадываем этого единственного и вечного любимого во всем прекрасном, что окружает нас…

— Я не поняла, я не поняла… — замахала руками Пифиада. — Совсем непонятно ты отвечаешь…

— Это, наверное, потому, — засмеялся Аристотель, — что мне и самому не все понятно. Но я стараюсь понять. Постарайся и ты.

— А я понял, — сказал Никанор. — Я знаю.

— Ну? — спросил Аристотель. — Скажи нам, что ты знаешь.

— Ничего он не знает, — недовольно захныкала Пифиада. — Он только хвастается, чтоб быть умнее меня.

— А вот и знаю, — обиделся Никанор.

— Скажи же, — попросил Аристотель.

— Теперь не скажу. Сначала хотел сказать, а теперь не скажу, раз вы такие.

— Какие? Какие? — набросилась на него Пифиада, вырвавшись из рук отца. — Какие?

Она погналась за убегающим Никанором. Потом они оба упали в траву, стали барахтаться и смеяться. А еще через какое-то время опять брели молча за Аристотелем, забыв, должно быть, о недавней стычке.

В тот год он много времени посвятил изучению жизни животных. Он нашел глаза у крота и был несказанно счастлив этим. Глаза — самый совершенный и самый важный орган у живых существ. И то, что его не было у крота, — смущало: почему его лишили глаз, по какой такой злой ошибке? Кто виновен в таком несправедливом распределении телесных органов? И оказалось — сам крот. Ему, как и всем, были даны глаза, чтобы видеть мир, а он, пристрастившись к жизни под землей, соблазнившись молодыми и сладкими корнями растений, сам себя лишил зрения. Глаза у крота заросли кожицей. И под этой кожицей Аристотель нашел их…

Да, он вскрывал животных, как это часто делают гадатели и лекари. Как это делал когда-то его отец Никомах, врачеватель Аминты [45]. По не для того, чтобы предсказывать судьбу или обнаруживать причину недугов. Он искал тайну жизни, бывал счастлив, когда она, сквозь кровь, приоткрывалась ему. Сквозь кровь больных и жертвенных животных…

Однажды и яркий весенний день, взяв яйцо из-под наседки, которая уже третий день не сходила с гнезда, он снял с него скорлупу, затем проткнул тонкую кожицу и увидел то, чего, кажется, никто до него не видел — пульсацию тонкой красной жилки, биение сердца зародыша. Яйцо было теплым, тепло сотворило жизнь…

В дальней речной излучине он наблюдал за сомом, на которого наткнулся случайно. Вода в том месте была прозрачной, особенно по утрам. И всякий раз, приходя туда, Аристотель без труда находил знакомого сома. Так продолжалось без малого пятьдесят дней, пока сом стерег икру. Потом он исчез вместе с мальками. И хотя в этой истории, казалось, не было ничего особенного, она все же взволновала Аристотеля. Никогда он прежде не слышал, чтобы рыбы, подобно птицам и другим наземным животным, охраняли свое потомство.

Открывать маленькие тайны — значит постепенно, шаг за шагом, приближаться к большой, главной. Но не каждому это доступно и не каждому удается: надо найти в свойствах стихий, в свойствах камней, растений и животных одно главное свойство, которое делает их родственными, усиливается от ступени к ступени и завершается в разуме. Проложить мост от пылинки до звезды, от слова до истины, от мертвого к живому, от небытия к бытию, от Земли ко Вселенной, исследуя и размышляя над малым и великим, — постоянный и прекрасный труд. Но венчает ли его бессмертие? Почему нет ответа на этот вопрос?

Тысячи истин открываются человеку, а эта не открывается.