Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести) - Воронкова Любовь Федоровна (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
- Ребята, еще три кролика бегают! Ловить надо!
- Ай, они все наши яблоньки погрызут! - завопили девочки. - Они все яблоньки попортят!
И со всех сторон посыпались на Алешу упреки:
- Вечно у него кролики убегают!
- Кроликовод тоже!
- Только их кормит да гладит, а углядеть не может!..
Кролики шмыгали по саду то тут, то там. Ребята гонялись за ними, кричали и еще больше пугали их. Не обошлось без несчастья: неуклюжий Андрей Колосков упал и сломал яблоньку Катеньки Киргизовой. Катенька старалась поставить сломанную верхушку, но верхушка падала, и Катенька громко плакала:
- Мою самую дорогую, пепиновую-шафрановую, сломали!
Двух кроликов поймали, а третьего нигде не могли найти. Алеша ходил по саду, заглядывал под каждый кустик и у всех спрашивал:
- Тут не пробегал? Не видели?
- А я знаю, где кролик сидит, - тихонько сказала Чечек Мае Вилисовой.
- Где? - живо спросила Мая.
Чечек кивнула на куст боярышника:
- Там притаился.
- Что же ты молчишь? - удивилась Мая и тотчас закричала: - Алешка, сюда! Он здесь притаился!
Куст окружили, и Алеша схватил кролика.
- Теперь все, - сказал он. - Уж попались, так теперь из моих рук не вырвутся!
Ребята вокруг засмеялись:
- Да сколько раз в твои руки попадались, а то и дело по улице бегают!..
Вечер темнел. Небо гасло за спиной Чейнеш-Кая. Ребята медленно, не торопясь пошли из сада, очень усталые и очень веселые. Все было посажено, все было полито - пусть приживается!
- Этот день для нас очень большой, - сказал на прощание Анатолий Яковлевич. - Мы заложили сад, первый сад в нашей округе! Давайте запомним это число - двадцать седьмое апреля!
- И пусть это будет наш юннатский праздник, - подхватила Марфа Петровна, - праздник сада! И в будущем мы каждый год будем праздновать этот день!
- И не учиться? - крикнул Семушка из шестого класса, известный ленивец.
Все засмеялись.
- А Семушке только бы не учиться!
- Нет, учиться все-таки будем, Семушка, - с улыбкой ответил Анатолий Яковлевич, - но будем в этот день делать юннатские доклады, будем отмечать наши юннатские успехи и производить новые посадки... Постепенно и в колхозе сад заложим, и у каждого двора яблонь насажаем, и в полях лесозащитные полосы вырастим... Да, столько еще у нас с вами работы и радостей, ребята, что и жизни нашей, пожалуй, не хватит!
Чечек побежала к Евдокии Ивановне, понесла бадеечку. Желтый Кобас попрыгал вокруг нее, похватал за платье, но Чечек только отмахнулась от него:
- Ну тебя, Кобас! Не лезь ко мне, а то стукну!
- Входи, входи, Чечек! - ласково встретила ее Евдокия Ивановна, принимая бадейку. - Сейчас свет зажгу. Наших-то мужиков еще дома нету.
Чечек молча уселась на лавке.
- Ты что невеселая, или устала? - спросила Евдокия Ивановна.
Она щелкнула выключателем, и мягкий свет озарил ее розовое улыбчивое лицо и светло-русые колечки волос, вьющихся около ушей.
- Я не устала, я же не устала! - ответила Чечек. - И Кенскин думает, что я устала! И еще думает, что я злюсь. А конечно, злюсь, когда обманывают! - У Чечек задрожал голос, и она сердито насупилась.
- Э, вот как? Обманывают? - удивилась Евдокия Ивановна. - А кто же это обманывает тебя, Чечек?
- Все, все! И Анатолий Яковлич и Кенскин!
- И Константин? Ну подожди, мы ему сейчас зададим жару, пускай только придет!
- А я уже пришел, - отозвался Костя из кухни. Он вошел в горницу и чуть-чуть удивленно посмотрел на Чечек. - А за что же это мне жару, однако?
- За что! - крикнула Чечек. - А за то, чтобы не обманывал!
- Чтобы не обманывал?..
- Ну да! А как будто не знает! Притворяются все! Сказали - яблоньки будем сажать, а сами...
Чечек вдруг громко заплакала, облокотившись на стол и закрыв лицо ладонями. Костя поглядел на Чечек, поглядел на мать - и снова на Чечек:
- Ну, что же? Сказали - будем сажать яблоньки, так и посадили!..
- А, посадили! А какие же это яблоньки? Ты думаешь, я не знаю, какие яблоньки бывают. Яблоньки все в белых цветах и в розовых - все в цветах. Я же думала: полная машина белых цветов, а это какие-то прутики. На них даже листьев и то нету! Думаешь, если я из тайги приехала, то и не знаю ничего? А я вот знаю!
Костя усмехнулся:
- Вот так, покричи еще. А я пока пойду руки вымою. - И он пошел в сени к рукомойнику.
Мать засмеялась.
- Ох, Чечек! - сказала она со смехом. - Ох, бедняжка! Да кто же тебе сказал, что яблоньки сразу цветут?
- Все говорили! И девочки наши говорили, что у яблонек розовые и белые цветы. Да я и на картинке видела... А они - вон какие!
- Да у этих тоже будут цветы - не сразу же! Ведь эти прутики еще не яблоньки, они еще яблоневые детки!
Чечек посмотрела на нее мокрыми черными глазами:
- А тогда почем они знают, что это яблоньки? А может, это осины какие-нибудь?
- Так ведь их же у Лисавенко из яблочного зернышка выращивали. А из яблочного зернышка осина вырастет разве?
Евдокия Ивановна рассмеялась, Чечек улыбнулась тоже. А когда Костя, умывшись, вошел в горницу, она соскочила с лавки ему навстречу.
- Кенскин, - сказала она, глядя ему прямо в глаза, - ты скажи только говори правду! - ты мне скажи: а наши яблоньки все-таки будут цвести белыми цветами? Ну когда-нибудь будут?
- Конечно, будут, - ответил Костя. - А как же? Придет время - и зацветут. Ты этот первый цвет увидишь.
- А ты?
- А я - нет. Меня уже в нашей школе не будет тогда... - И, слегка отстранив Чечек рукой, Костя сказал: - Мама, а что это отец не идет? Ужинать бы...
- Сейчас соберу... - сказала мать. - Садись, Чечек!
Чечек, усевшись за стол, задумчиво глядела на Костю: на будущий год его уже не будет здесь!.. А Костя, подвигая к ней поближе хлеб и масло, сказал:
- Ну что, накричалась? Все выложила? Эх ты, бурундук. Как чуть что, так уж и плакать. А еще тоже - в пионеры собралась!
- А я и не плачу! - досадуя на прорвавшиеся слезы, ответила Чечек. Я са-авсем и не плакала, это просто слезы выскочили. Буду я плакать, вот еще!
Вскоре пришел отец. Стали ужинать. После ужина Костя долго рассказывал о том, что он увидел в Татанаковском логу: о яблонях, стоящих бессчетными рядами, о склонах, заросших смородиной, о ягодных плантациях... И особенно подробно рассказал он о яблоньке, которую видел в теплой ложбине, о том, какая красивая и нарядная она стояла - вся белая и вся розовая...
