Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести) - Воронкова Любовь Федоровна (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
...Пел пастух, что обильно лето,
Что колхозная жизнь счастлива
И что белыми островками
В поле ходят стада овечьи.
...Я спросил его, как здоровье,
- Хорошо. А твое, товарищ?
А по бронзовому загару
Пробежала, как луч, улыбка.
А когда я спросил о прошлом,
У него задрожали губы:
- Для чего вспоминать печали,
Если радостны мы сегодня?
Бабушка Тарынчак так заслушалась, что не заметила, как у нее из чугуна убежал чай - бурый отвар побегов шиповника.
- Ай да Чечек! Ай да Чечек. В бабку пошла!..
Дедушка Торбогош слушал и кивал головой, а когда Чечек замолчала, сказал:
- А еще знаешь?
- Знаю, - ответила Чечек.
Она читала стихи и про Золотое озеро - Алтын-Коль, и про Катунь-реку, и про дорогой камень, который добывают в горах Алтая и везут в Москву на постройку больших дворцов...
- Я и русские знаю! - сказала Чечек, когда прочитала все, что знала по-алтайски.
Дед кивнул головой:
- Давай русские!
У лукоморья дуб зеленый,
Златая цепь на дубе том...
Дедушка Торбогош так же покачивал головой. А бабушка Тарынчак почти ничего не понимала, но она улыбалась: то, что читала Чечек, было как песня. А песню, иногда и не понимая, слушать радостно.
После ужина дедушка Торбогош вышел посидеть под звездами, и Чечек примостилась около него.
- Хорошие песни ты знаешь! - сказал дедушка. - А скажи-ка мне еще раз про пастуха.
Чечек снова начала читать:
Он стоял на холме высоком,
Словно вылит из смуглой бронзы...
И дедушка, шевеля губами, повторял за ней слова. А потом вздохнул и сказал:
- Хороший человек сложил эту песню!
- Это Кучияк сложил, - сказала Чечек.
Дедушка Торбогош взглянул на нее:
- Кучияк? Павел Кучияк - Ийт-Кулак - Собачье ухо?
- Почему Ийт-Кулак?
- А это его настоящее имя. Так звали раньше... Да, я слышал о нем. И отца знал. Шаман у него был отец. Плохой человек. Обманывал бедный народ, бубном гремел. Сколько одних лошадей погубил, самых лучших лошадей!..
Дедушка медленно, словно глядя в далекое прошлое, рассказывал Чечек о страшных и темных делах шаманов. Свадьбу справляют - шамана зовут. Заболел ли кто - шамана зовут. Умер ли кто, родился ли - опять шамана зовут... Идет шаман в аил и тащит за собой всяких богов и духов - добрых и злых. Тут и добрый Ульгень, и злой Эрлик, и небесные управители, и духи гор... И всем богам нужны жертвы: добрым - благодарственные, злым умилостивительные. Народ алтайский тогда был темный и робкий, природа своими тайнами пугала его, и люди верили шаманьим сказкам. Лучшую лошадь в хозяйстве выбирал шаман для жертвы. И лошадь ту, привязав веревками за ноги, живую раздирали во все стороны и, привязав жердь на спину, ломали ей хребет...
- Ой, дедушка, как страшно! - прервала деда Чечек. - Неужели живую?
- Да, живую. А потом начинал этот шаман бить в бубен, петь, завывать и кружиться. И будто все время с богами говорит, а боги ему его же голосом отвечают: "Ао, кам, ао!.." Ну что ж? Так и больных лечили. Шаман пляшет, с богами перекликается, а болезнь человека сжигает. Умирает больной - шаман не виноват, значит, богам так нужно или жертва была плоха. Так люди и умирали без помощи. Многие умирали. Темное время было. Вспоминать трудно моему сердцу. Но зато, когда вспомнишь и сравнишь, - сразу жить радостнее. По-другому теперь живем. Светлый день наступил для алтайского народа!..
- Дедушка, а неужели Кучияк тоже с отцом шаманил?
- Э, нет! Кучияк отца своего не любил. Он ушел от него к деду своему, к Кучияку, и даже имя его взял. Там и жил. А деда его я, Чечек, хорошо знал. Это был большой человек, умный человек, сказитель. Таких сказителей, как был старый Кучияк, пожалуй, теперь и не найдешь на Алтае. Как возьмет свой топшур*, как начнет петь какое-нибудь сказание - одну ночь поет, другую ночь поет, третью ночь поет... Мог целую неделю петь - и все будет складно и все умно. А откуда знал? Что от старых людей слышал, а что сам придумывал. Вот у него и Павел научился. А потом и сам большим человеком стал. В русском университете учился. Его в партию приняли. А ну-ка, Чечек, скажи еще раз, как там пастух на горе стоит!
_______________
* Т о п ш у р - алтайский музыкальный инструмент, похожий на скрипку.
Но Чечек уже надоело читать про пастуха.
- Я тебе завтра прочитаю, ладно, деда?
- Э! Завтра! - повторил дедушка Торбогош. - Завтра мой Серый в тайгу бежать будет.
- Как? Опять в тайгу? - закричала Чечек. - Сразу!
- Надо. В шестой бригаде давно не был.
- Дедушка, - ласково сказала Чечек, отводя рукой его дымящуюся трубку и заглядывая ему в глаза, - возьми и меня в шестую бригаду. Дедушка, э! Я давно табунов не видела. Возьми, дедушка!
Дедушка Торбогош со скрытой усмешкой покосился на нее и сказал:
- Если сама проснешься, поедем. Будить не буду.
Чечек вскочила, захлопала в ладоши:
- Я проснусь, проснусь! Только ты скажи: а какую лошадь взять? Дай порезвее, дедушка, чтобы от твоего Серого не отставала!..
...Еще лежала на траве тяжелая роса, еще волоклись, цепляясь за хвою, туманы, а уж дед Торбогош и Чечек мчались на лошадях по таежной тропе. Прозрачное бледно-зеленое небо сияло над тайгой, и прекрасная, как во сне, белая мерцающая звезда низко висела над острыми конусами гор.
Чечек не погоняла своего рыжего Арслана: он сам бежал за конем деда Торбогоша. Острая лесная свежесть разогнала сон. От быстрой езды захватывало дух и во всем теле возникало горячее ощущение счастья.
Потом начались крутые подъемы по каменистым тропкам, еле заметным, заросшим пушистыми листьями камнеломки. Лошади пошли шагом. Они внимательно глядели под ноги и осторожно выбирали место, куда поставить копыта. Небо розовело, разгоралось. Белая звезда незаметно утонула в розовом океане утренней зари. В тайге начинали позванивать птичьи голоса. И когда всадники поднялись на перевал, навстречу им из-за горы взошло солнце.
Дед обернулся к Чечек:
- Не спишь? С лошади не падаешь?
- Что ты, дедушка? Вот еще!
За перевалом светлее стала тайга, и лошади по брюхо утонули в густой траве. Луговая герань заглядывала прямо в лицо Чечек своими любопытными голубыми цветами. Мощные дудники с корзинами белых соцветий, жесткие ветки отцветших кустов маральника, тонкие пестрые саранки, бархатные красные шапочки мытника - все смешалось и перепуталось в зеленом веселье кустов и трав.