Воздушный замок - Джонс Диана Уинн (книги регистрация онлайн TXT) 📗
— Ты здесь! — кричала она на бегу. — Я так волновалась!
Она не сердилась. У Абдуллы запело сердце.
— Ну что, готова? — крикнул он в ответ. — Давай скорей ко мне!
Цветок-в-Ночи радостно рассмеялась — это определенно не было хихиканье — и перебежала лужайку. Должно быть, луна именно в этот миг скрылась за облаком, потому что Абдулла увидел бегущую девушку в свете одних лишь желтых фонариков — золотую, стремительную. Он встал и протянул к ней руки.
И тут облако спустилось вниз, к свету фонариков. И это было не облако, а огромные черные кожистые крылья, бесшумно бьющие воздух. Из тени машущих крыльев показались две не менее кожистые руки с длиннющими когтями — и сомкнулись вокруг Цветка-в-Ночи. Абдулла видел, как она подпрыгнула, когда эти руки не дали ей бежать. Она обернулась и глянула вверх. То, что она там увидела, заставило ее закричать — испустить протяжный, дикий, отчаянный крик, оборвавшийся, когда одна из кожистых рук поднялась и закрыла ей лицо когтистыми пальцами.
Цветок-в-Ночи колотила по руке кулаками, пиналась и отбивалась — но напрасно. Ее подняли наверх — маленькую белую фигурку на фоне тьмы. Огромные крылья снова бесшумно взметнулись. Гигантская ступня с такими же когтями, как и на руках, придавила траву примерно в ярде от ковра, на котором Абдулла еще не успел толком встать, на огромной голени вздулись мышцы, и тварь — кем бы она ни была — устремилась вверх. Какой-то миг Абдулла глядел в жуткую кожистую морду с кольцом в крючковатом носу и узкими раскосыми глазами — глубокими и жестокими. Тварь на него и не посмотрела. Она была занята тем, чтобы подняться в воздух вместе со своей жертвой.
В следующий миг чудовище взлетело. Еще мгновение Абдулла видел его над головой — огромного летучего ифрита, в руках у которого висела крошечная бледная девушка. Потом чудовище поглотила ночь. Все произошло неимоверно быстро.
— За ним! За ифритом! — приказал Абдулла ковру.
Ковер вроде бы повиновался. Он неохотно заерзал и поднялся с пригорка. А потом он нырнул обратно и замер, словно бы кто-то отдал ему другой приказ.
— Ах ты молью траченная циновка! — заорал на него Абдулла.
Вдали в саду раздался чей-то голос:
— Люди, сюда! Кричали где-то там!
Абдулла заметил на другом конце сада отблески лунного света на металлических шлемах и — хуже того — золотой факельный свет на мечах и луках. Он не стал дожидаться, пока придется объяснять этим людям, почему он кричал, и бросился плашмя на ковер.
— Назад в палатку! — шепнул он. — Быстро! Пожалуйста!
На сей раз ковер послушался — так же расторопно, как и вчера ночью. Он в мгновение ока взмыл с пригорка, метнулся в сторону и перемахнул через неприступную стену. Абдулла лишь краем глаза увидел большую группу наемников-северян, носившихся по залитому светом саду — и вот уже он несся над спящими крышами и посеребренными луной башнями Занзиба. Абдулла едва успел подумать, что отец Цветка-в-Ночи, наверное, даже богаче, чем он полагал, — ведь далеко не все могут позволить себе держать так много наемных солдат, а северные наемники были самые дорогие, — и тут ковер спланировал вниз и плавно пронес его самую середину палатки.
Там Абдулла дал волю отчаянию.
Цветок-в-Ночи похитил ифрит, а ковер отказался за ним следовать. Абдулла понимал, что в этом нет ничего странного. Всем занзибцам было известно, что любому ифриту покорны огромные силы земли и неба. Этот ифрит, несомненно, проявил прозорливость и приказал всему, что находилось в саду, не двигаться, пока он похищает Цветок-в-Ночи. Ифрит наверняка даже не заметил ни ковра, ни Абдуллы на нем, однако слабенькое ковровое волшебство было вынуждено покориться приказу ифрита. И ифрит похитил Цветок-в-Ночи, которую Абдулла любил больше жизни, похитил в ту минуту, когда она бежала к нему в объятья, и ничего тут, судя по всему, не поделаешь.
Абдулла заплакал.
Потом он решил выкинуть из карманов все деньги. Теперь они ему были ни к чему. Но перед этим он снова предался горю — сначала громогласным жалобам, рыдая в голос и бия себя в грудь по занзибским обычаям, а затем, когда запели петухи и появились первые прохожие, впав в молчаливое отчаяние. Не было смысла даже шевелиться. Пусть другие суетятся, посвистывают и гремят ведрами — Абдулла больше не имеет отношения к этой жизни. Он лежал, скорчившись, на ковре-самолете, мечтая умереть.
Ему было так худо, что он даже не подумал об опасности, которая могла грозить ему самому. И он не обратил внимания, что все звуки Базара внезапно стихли, как умолкают птицы в лесу при появлении охотника. Он и вправду не заметил ни тяжелой мерной поступи, ни ровного — клац-клац-клац — звяканья наемничьих доспехов. Абдулла не поднял головы, даже когда у самой палатки кто-то гаркнул: «Стой, раз, два!» Но тут занавески палатки с треском оборвались, упали наземь и пришлось все-таки повернуться. Абдулла вяло удивился. Он сощурил опухшие веки от яркого света и не слишком настойчиво спросил себя, что, собственно, делает в его палатке отряд солдат-северян.
— Он, — сказал некто в штатском, который вполне мог оказаться Хакимом, и благоразумно исчез, пока Абдулла не разглядел его хорошенько.
— Ты! — рявкнул командир отряда. — На выход. С нами.
— Что? — переспросил Абдулла.
— Взять его! — приказал командир.
Абдулла был огорошен. Он слабо возражал, когда его поставили на ноги и стали выкручивать руки. Он продолжал возражать, когда его бегом — клац-клац, клац-клац — вывели из Базара в Западные кварталы. Вскоре он начал возражать уже весьма решительно.
— Что происходит? — пыхтел он. — Скажите мне… куда мы… требую как гражданин!
— Молчать! Увидишь. — отвечали ему. Солдаты были здорово тренированные, так что совсем не пыхтели.
Спустя недолгое время они бегом втащили Абдуллу под массивные каменные ворота, сложенные из глыб, сверкавших на солнце белым, во внутренний двор, где провели пять минут в раскаленной, словно печь, кузне — Абдуллу сковали цепями. Он возражал еще решительней:
— Это еще зачем? Мы где? Я желаю знать!
— Молчать! — велел командир отряда. И сказал своему соратнику с варварским северным акцентом: — Вечно эти занзибчики скулят. Никакого представления о достоинстве.
Пока командир отряда это говорил, кузнец, тоже занзибец, шепнул Абдулле:
— Тебя требует Султан. Ничего хорошего пообещать не могу. Последнего, кого я так заковал, четвертовали.
— Но я же ничего не сде… — протестовал Абдулла.
— МОЛЧАТЬ! — зарычал командир отряда. — Готово, кузнец? Хорошо. Бего-ом марш!
И солдаты снова потащили Абдуллу через залитый солнцем двор, в маячивший за ним огромный дворец.
Абдулле хотелось сказать, что в таких цепях даже ходить — и то невозможно. Они были ужасно тяжелые. Однако решимость компании суровых солдат в этом отношении просто чудеса творит! Абдулла бежал — дзынь-клац, дзынь-клац, бряк, — пока с усталым дребезгом не прибыл к подножию величественного трона на возвышении, отделанного холодновато-голубыми и золотыми плитками и увенчанного горой подушек. Там все солдаты встали на одно колено — в почтительном отдалении, как всегда делают наемники-северяне перед тем, кто им платит.
— Пленник Абдулла, господин Султан, — доложил командир отряда.
Абдулла не стал преклонять колени. Он последовал обычаям Занзиба и упал ниц. К тому же он очень устал и рухнуть со страшным грохотом лицом вниз ему было проще всего. Плиточный пол был чарующе, восхитительно прохладным.
— Пусть этот сын верблюжьих испражнений встанет на колени, — сказал Султан. — Пусть эта тварь смотрит нам в лицо. — Голос его был негромок, но дрожал от гнева.
Один из солдат потянул за цепи, а еще два рванули Абдуллу за руки, так что, в конце концов, он встал перед Султаном на колени, согнувшись пополам. Солдаты держали Абдуллу в такой позе и он был этому рад. Иначе он съежился бы от ужаса. Человек, развалившийся на плиточном троне, был жирен, лыс и оброс кустистой полуседой бородой. Он словно бы лениво, а на самом деле яростно похлопывал по подушке какой-то белой матерчатой штуковиной с кисточкой на конце. Именно штуковина с кисточкой и подсказала Абдулле, как крепко он влип. Это был его ночной колпак.
