Невидимое дерево - Костинский Александр Михайлович (книга регистрации .txt) 📗
В этот день ворона задержалась дольше обычного и Шур Шурыч волновался.
Он сидел на широком, крепком суку и, приставив бинокль к глазам, внимательно высматривал свою приятельницу, ворча под нос: «И где это её нелёгкая носит… долетается… врежут ей из рогатки и чучело сделают».
Так вот, в это самое время на площади и появились экскурсанты, которые, как известно, люди очень любопытные и которых интересует абсолютно всё.
Экскурсанты расположились рядом с ёлкой, которую они, конечно же, не видели, повернулись к экскурсоводу и стали внимательно слушать.
Экскурсовода звали Ксенья Петровна, в руках у неё была указка, а на носу — большие тёмные очки с зеркальными стёклами, которые делали её похожей на инопланетянку.
— Товарищи, — обратилась экскурсовод Ксенья Петровна к туристам, — мы находимся с вами на площади, которая ещё вчера называлась просто Круглой.
— Неужели она сегодня называется уже Квадратной? — задал вопрос усатый экскурсант в кепке.
Ксенья Петровна этому экскурсанту ничего не ответила. Она на него только посмотрела, но посмотрела так, что тому стало неловко: он покраснел, закашлялся и спрятался за спину другого экскурсанта.
Убедившись в том, что провинившийся осознал свою ошибку и сейчас раскаивается, Ксенья Петровна продолжила свой рассказ.
— Так вот, — сказала она, — с сегодняшнего дня эта площадь будет называться площадью Двух Мастеров…
Честно говоря, Шур Шурыч экскурсоводов недолюбливал, и прежде всего потому, что, приходя на площадь, они обычно говорили: «На этой старой площади нет ничего интересного, поэтому задерживаться здесь мы не будем».
«Ну и не надо, ну и не задерживайтесь, — думал в таких случаях Шур Шурыч, — ну и шагайте с нашей площади. Сами вы неинтересные».
Но сейчас бывший домовой услыхал такое, что сразу отложил в сторону бинокль и стал внимательно слушать, о чём говорит Ксенья Петровна.
А говорила она вот о чём:
— Когда-то давным-давно жили в нашем городе два брата — два мастера.
Старший брат шил шляпы, кепки, колпаки, ушанки — одним словом, головные уборы, как теперь говорят. А второй был музыкальных дел мастером. А ещё жил с ними в доме домовой, и звали этого домового, как гласит легенда, Шур Шурыч…
Теперь-то вы понимаете, почему Шур Шурыч, открыв от удивления и неожиданности рот, стал слушать рассказ экскурсовода Ксеньи Петровны: говорили о братьях и о нём.
— Такое странное имя у домового было потому, — продолжала рассказывать Ксенья Петровна — экскурсовод, — что обычно домовые скрипят или в трубу дуют. А Шур Шурыч любил сидеть под столом и шуршать.
Но братья были, очевидно, люди с крепкими нервами. Я, например, терпеть не могу, когда под столом кто-то шуршит, у меня от этого мигрень начинается, а братья терпели…
«Вовсе и не терпели, им это даже нравилось», — подумал Шур Шурыч, но вслух об этом не сказал. Он даже на Ксенью Петровну не обиделся. Шур Шурыч её простил.
«Главное, — подумал он, — что у неё дикция хорошая, внешность внушительная и слушают её внимательно».
И он тоже стал слушать.
— Более того, — говорила Ксенья Петровна, — братья с этим Шур Шурычем даже советовались. Так, однажды они по его совету возле своего дома дерево посадили. Легенда говорит, что это была ёлка, но вы же знаете, — обратилась Ксенья Петровна к экскурсантам, — что ёлки в наших местах растут плохо и поэтому я думаю, что это была липа…
Тут Шур Шурыч не выдержал и громко сердито сказал:
— Сама ты — липа!
— Кто сказал «липа»? — строго спросила у экскурсантов Ксенья Петровна. — Я спрашиваю, товарищи, кто сказал «липа»? Это ужасно некультурно и, если вы сейчас же не признаетесь, я прекращу экскурсию.
И тут, к удивлению Шур Шурыча, вперёд вышла девочка с рыжими косичками, девочки тоже бывают участниками экскурсий, и сказала:
— Извините, пожалуйста. Я больше не буду. Рассказывайте дальше.
— Очень нехорошо! — сердито сказала Ксенья Петровна. — Пионерка, наверное. Моя дочка никогда бы себе такого не позволила.
Ксенья Петровна поправила очки и продолжила рассказ:
— Посадили братья по совету Шур Шурыча возле дома дерево, и не думали они, что однажды совьёт на нём гнездо необыкновенная птица.
— Соловей, — хором сказали все экскурсанты.
— Нет, товарищи, не соловей.
— Бе-е-е-ркут, — мечтательно сказал усач в кепке.
— И не беркут. На дереве свила гнездо ворона.
— Ворона, — огорчённо вздохнули члены экскурсии, а один из них, всё тот же усач, даже про себя добавил:
— Хоть бы уж попугай, а то ворона…
Но Ксенья Петровна его замечания, к счастью, не услышала и объяснила, почему ворона была необыкновенной птицей.
— Ворона, — сказала она, — была говорящая. И звали её, товарищи, Розалинда. Да, да, не удивляйтесь, именно Розалинда. Более того, она обижалась, если кто-то называл её просто Розой. «Имя — Роза, — говорила она, — больше подходит курам, но никак не такой воспитанной и интеллигентной птице, как я». И, нужно сказать, ворона Розалинда в самом деле была умной птицей. Именно она и посоветовала братьям повесить на дереве скрипки, флейты, гармошки, шляпы и кепки.
«Пусть, — сказала Ворона, — будет это дерево витриной».
Это была дельная мысль. Изделия мастеров теперь были видны издалека, потому что дерево стало самым высоким в городе.
«Вот это точно, — заметил шёпотом Шур Шурыч, — не было и нет дерева выше нашего».
Липа была очень высокой. И это возмутило правителя города, генерал-губернатора.
«Ничего не должно быть выше моего дворца», — рассердился генерал-губернатор и приказал спилить дерево.
«Ничего у тебя, генерал-губернатора, не выйдет. Не отдадим мы тебе наше дерево, — сказал старший брат — шляпных дел мастер и достал заветную шапку-невидимку.
Эту шапку он мастерил долгими зимними вечерами. Все уже давным-давно спали: и младший брат, и Шур Шурыч, и говорящая ворона Розалинда, — а он всё мастерил и мастерил свою волшебную шапку, вышивал на ней таинственные узоры, украшал северным речным жемчугом и красными южными рубинами. Ведь это была не обыкновенная шапка, а невидимка, и так просто её за час-другой не сделаешь.
Так вот, достал старший брат свою волшебную шапку и повесил её на дерево. И только он это сделал, как дерево сразу стало невидимым.
— Какая красивая легенда, — вздохнул усатый экскурсант.
— Да, — согласилась Ксенья Петровна, — красивая, но всего лишь легенда, сказка, хотя некоторые легкомысленные и суеверные жители нашего города утверждают, что здесь по-прежнему растёт волшебное, невидимое дерево, на котором якобы живут домовой и ворона. Но, — улыбнулась Ксенья Петровна, — вы понимаете, надеюсь, что ни домовых, ни говорящих ворон в реальной жизни нет, тем более невидимых. Это противоречит законам физики.
Тут разговорчивый усач опять сказал:
— А я на этой площади, когда маленький был, музыку слыхал. Очень хорошую музыку.
— Верно, товарищи, — кивнула головой Ксенья Петровна, — иногда на этой площади слышны странные звуки. Но это, товарищи, не музыка. Это своеобразный эффект, так называемая аэродинамическая труба, которая возникает…
Но когда возникает эта «аэродинамическая» труба, Ксенья Петровна договорить не успела. Шур Шурыч поднёс к губам висевшую рядом флейту и, закрыв глаза, заиграл мелодию песни, которую так любили когда-то петь братья.
Экскурсанты слушали открыв рот. Они были очень удивлены. Но Ксенья Петровна сказала:
— Вот видите, самая обыкновенная аэродинамическая труба. А теперь, товарищи, пойдёмте. Наша экскурсия ещё не закончилась.
Все ушли, а Шур Шурыч по-прежнему сидел на ветке и играл на флейте.
Шур Шурыч был так увлечён музыкой, что даже не услышал, как рядом с ним опустилась ворона Розалинда.
Розалинда укрепила на ветке свою новую находку — большую рыжую плюшевую обезьянку, а затем, приблизившись к Шур Шурычу, громко сказала:
