Румп: Настоящая история о Румпельштильцхене (ЛП) - Шуртлиф Лисл (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
Румп, Румп, Румп.
Золота я не нашел. Мы работали до тех пор, пока солнце не село, а гном не побежал по шахтам, голося: «Работе конец! Работе конец!» - таким веселым и радостным голосом, что мне захотелось его пнуть так, чтобы он с Горы отправился в полет. Но я все же вздохнул с облегчением. Теперь я могу пойти домой и, может быть, бабуля приготовила курицу. Может быть, она расскажет мне историю, которая заставит меня не думать о моем рождении, моем имени и моей судьбе.
Я отставил свои инструменты в сторону и в одиночестве отправился по Горе через Деревню. Краснушка тоже шла одна чуть спереди от меня. Остальные жители шагали кучками, некоторые детишки вместе, а некоторые - с родителями. Кто-то нес кожаные сумки, полные золота. Те, кто нашел приличное количество золота, получал дополнительный продовольственный паек. Если кто-то находил очень приличное количество, мог оставить себе часть, чтобы продать его на рынке. Я никогда не находил достаточно, чтобы получить дополнительный паек.
Перед лицом порхали феи и щебетали мне в уши, я отмахнулся от них. Если бы только феи смогли показать мне гору золота, тогда, может быть, то, что я такой маленький, не имело бы значения. Если бы я нашел много золота, тогда, может быть, никто не стал бы смеяться надо мной и моим именем. Золото сделало бы меня более значимым.
Прялки Вертятся, Феи Бесятся
Домой зайду укрыться от дождя,
Здесь постепенно утихает боль моя.
И нет здесь дела, глуп или умен,
Каков твой рост, твое какое из имен.
Я сам придумал этот стишок.
От рифмы мне всегда становится лучше. Повивальная бабка Гертруда сказала мне, что стишки - это напрасная трата мозгов, но мне нравится, как они звучат. Когда ты произносишь слова, и их звучание совпадает, кажется, что все в мире расставлено по своим местам. И все, что ты произносишь, обретает силу и становится правдой.
Я живу в крошечном коттедже с однобокой протекающей во время дождей крышей. Но там у меня бабуля, а ей все равно как меня зовут.
Когда я зашел в дом, меня встретило тепло очага, запах хлеб и лука. Бабуля шила, сидя у огня, и не прекратила свое занятие, когда я вошел. Но она встретила меня улыбкой и прибауткой: "Вымой руки, вытри ноги, в щеку чмокай, садись, лопай".
- Расскажи, как прошел день, - сказала бабуля.
Я не стану рассказывать ей про подарок Фредерика и Бруно. Это либо расстроит ее, либо рассердит, а я не люблю видеть, как бабуля огорчается. Я решил рассказать о менее ужасном, что случилось за день.
- Я не нашел золота. Совсем, - сказал я.
- Хм, - сказала бабуля. - Здесь нечего стыдиться. В Горе осталось не так уж и много золота. Ешь свой ужин.
На тарелке лежало два тоненьких ломтика хлеба. Я проглотил один, укусив его два раза, и посмотрел на второй.
- Съедай, - сказала бабуля.
- А ты?
- Я уже поела. Набила живот, словно пугало огородное.
Я взглянул на хрупкое, иссохшееся тело бабули. У нее были узловатые руки с синими венами, проступавшими через кожу. Когда она пыталась вдеть нитку в иголку, ее пальцы дрожали. Я знал, что она не доедала, что она будет голодать, лишь бы мне досталось больше еды. Мне, мальчику, который с годами так и не вырос.
- Я не голоден, - сказал я.
- Отлично, тогда отнеси остатки курам, - сказала она.
Я уставился на хлеб. Я был так голоден. Не настолько голоден, чтобы красть кусок у бабули, но достаточно голоден, чтобы стащить еду у кур. Я взял хлеб и съел его, но не наелся.
Мне уже исполнилось двенадцать. Большинство мальчишек в двенадцать лет становятся мужчинами и начинают работать в туннелях с кирками, разыскивая большое золото. Мне же не разрешали брать в руки даже лопату. Со своим половинным именем меня считали за получеловека.
Порой мне казалось, что, если я напрягусь, то смогу вспомнить имя, которое мама прошептала мне, прежде чем умерла. Иногда я все еще слышу ее шепот. Румп... Румпус, Румпалини, Румпалиш, Румпердинк, Румпи-думпи. Я произносил вслух сотни имен. Каждое щекотало мне мозг, словно перышко, но мое истинное имя, если у меня таковое было вообще, никак на поверхность не выплывало.
- Бабуля, а что, если я никогда свое имя так и не найду?
Ее шитье на мгновение замерло в воздухе:
- Не стоит так много переживать по этому поводу, дорогой.
Она всегда так говорит, если я спрашиваю про свое имя или судьбу. Раньше я думал, она просто хочет, чтобы я был терпелив и не переживал. Я думал, она убеждает меня, что все наладится и однажды я найду свое имя и у меня будет великая судьба. Но теперь я понял, что она говорила так, потому что я никогда не найду свое настоящее имя.
- Полагаю, я останусь Румпом до конца дней своих? - сказал я.
- Ты еще слишком молод, - сказала бабуля. - У Румпа может оказаться вполне великая судьба... в конце концов. - Я увидел, как она закусила губу, чтобы не рассмеяться.
- Это не смешно, бабуля, - сказал я, хотя и сам давился от смеха. Жизнь будет мрачной и угрюмой, если я не смогу смеяться над собой.
- Все рождаются и умирают, - сказала бабуля. - Если тебе суждено остаться Румпом до самой твоей смерти, я все равно буду любить тебя не меньше.
- А как на счет того, что между? - сказал я. - На счет того, что посередине, что делает человека особенным. Как я могу прожить особенной жизнью, не имея особенного имени?
- Ты можешь начать с того, что принесешь мне немного дров, - сказала бабуля. Это был ее способ сказать о том, чтобы я перестал себя жалеть. Жизнь продолжается. Пора возвращаться к работе.
Я вышел на задний двор нашего дома и глубоко втянул в себя свежий воздух. Лето заканчивалось. Листья на деревьях из зеленых становились желтыми. Молочко, наша коза, стояла привязанной к дереву и жевала листики с куста.
- Привет, Молочко, - сказал я. Молочко проблеяла мне в ответ.
Наш осел, Ничто, привязан не был, потому что не стал бы двигаться, даже если бы загорелся его хвост.
- Привет, Ничто, - сказал я. Ничто ничего не ответил.
Мы не давали животным имен. Имя - это особенность, оно хранилось для человека, но я чувствовал, что должен их как-то звать, поэтому козу я назвал Молочком, потому что именно его она нам и давала. А осла я назвал Ничто, потому что в этом он был особенно хорош. Отец использовал его в шахтах, но я не смог заставить его что-либо делать. Так что он - Ничто, а от его имени, по сравнению с моим собственным, я чувствую себя гораздо лучше.
Я собирал дрова, а цыплята крутились у меня под ногами в ожидании жуков, выползающих из поленьев. Поленница уменьшалась на глазах. Я думал о предстоящем вскоре походе к лесорубу, когда что-то привлекло мое внимание. Из кучи торчал странной формы кусок дерева, гладкий и изогнутый. Я отшвырнул несколько поленьев в сторону и увидел спицы и веретено. Это была прялка. Я остановился в замешательстве. На Горе прялки встречались редко. Сам я знал, как они выглядят только потому, что у дочери мельника была прялка, и она могла напрясть шерсти за дополнительную плату золотом или продуктами. Иногда это было дешевле, чем одежда и пряжа, продающаяся на рынке. Но больше я ни у кого ничего подобного не видел. Что эта прялка делает в поленнице?
После того, как я отнес дрова к очагу, я спросил о прялке у бабули. Она только отмахнулась от меня и сосредоточилась на своем шитье.
- Это старье, мусор. Пойдет на дрова.
- Откуда она? - спросил я.
- Она принадлежала твоей матери.
Прялка моей матери! Осознание того, что эта вещь принадлежала ей, что она пряла на ней, вызывало чувство, что я лучше ее знаю.
- У тебя есть что-то, что она пряла?
- Нет, - голос бабули стал непроницаем. - Она продавала все, что напрядет.
- Можно я оставлю прялку? - спросил я.
- Она слишком покорежена, чтобы прясть, и принесет больше пользы, согрев нас.
- У меня не осталось ничего от мамы. Она наверняка хотела бы, чтобы у меня была какая-то ее вещь.
