Русские богатыри (сборник) - Карнаухова Галина (читаемые книги читать .txt) 📗
Едут дальше. Долго ли, коротко – стала жара страшная, а кругом ни речки, ни ключа. Вдруг видят: на жёлтом песке, на крутом бугорке стоит колодец золотой с ключевой водой; на воде чарочка золотая плавает.
Бросились братья к колодцу, а Ванюшка впереди. Стал рубить колодец, воду мутить, чарочку топтать, только стон по степи пошёл. Братья злобятся, а Ванюшка помалкивает.
Ну, поехали дальше. Долго ли, коротко – напал на братьев сон, накатила дрёма. Глаза сами закрываются, богатыри в сёдлах качаются, на гривы коням падают. Вдруг видят: стоит кровать тесовая, перина пуховая. Братья к кровати поспешают, а Ванюшка впереди всех, им лечь не даёт.
Рассердились братья, за мечи схватились, на Иванушку бросились, а Иванушка им говорит:
– Эх, братцы любимые, я вас от смерти спас, а вы на меня злобитесь! Ну-ка гляньте сюда, богатыри русские.
Схватил Ванюшка сокола с правого плеча, на кровать бросил – сокол огнём сгорел. Братья так и ахнули. Вот они ту кровать в мелкие щепочки изрубили, золотым песком засыпали.
Доехали богатыри русские до змеиного дворца, убили змеёнышей, дворец сожгли, пепел по ветру развеяли да со славой домой воротилися.
Задал царь пир на весь мир. Я на том пиру была, мёд и пиво пила, по подбородку текло, а в рот не попало.
Никита Кожемяка
Жили-поживали в Киеве-городе люди русские. Дома строили, огороды городили, землю пахали, песни пели.
Вдруг из неведомых краёв налетел на Киев Змей Горыныч. Сам зелёный, глаза красные, крылья железные, когти медные, на змеиных шеях – десять голов, десять хоботов.
Засвистел Змей Горыныч, зашипел Змей Горыныч – с деревьев лист посыпался.
– Я ваш город Киев огнём спалю, всех людей погублю, всю землю изрою. А хотите живыми быть, давайте мне каждый месяц по красной девице, мне на съеденье, вам на спасенье!
Ну что тут сделаешь? Как с ним справишься? Как с таким чудищем совладаешь? Горько плакали, горевали, да пришлось каждый месяц Змею Горынычу девушку отдавать.
Выведут красную девицу на высокую гору, к дубу цепями прикуют. Налетит Змей Горыныч, вырвет столетний дуб с корнем, утащит к себе в берлогу, цепи разорвёт, девушку сожрёт.
Вот уж он всех девушек в городе съел. Осталась одна царская дочь. Пришло время и ей идти к Змею Горынычу на съедение.
Царь плачет, царица рыдает, в городе чёрные флаги повесили, по всей стране стон стоит.
Привели царевну на высокую гору, золотыми цепями к дубу приковали. Стоит царевна ни жива ни мертва, распустилась русая коса, до колен вьётся. Налетел тут Змей Горыныч. Увидел такую красавицу неописанную и не стал её есть. Оборвал с неё цепи, посадил себе на железное крыло, уволок в свою берлогу.
– Будешь у меня в дому, – говорит он ей, – хозяйкой жить.
Ну, а ей это тошнее смерти.
Вот день проходит, другой настаёт.
Собрался Змей на свои промыслы, а царевну в пещере завалил дубами столетними и, чтобы уйти не могла, ветви с ветвями сплёл, стволы со стволами свил – ни человеку не пройти, ни зверю не проползти.
А у царевны в тереме был сизокрылый голубой голубок. Вот он по полям, по лесам летал, тосковал – всё царевну искал. Пролетал он мимо пещеры, а царевна в ту пору грустную песню пела. Услыхал её голос голубок, подлетел к пещере, малую щёлку среди зелёных ветвей нашёл, в берлогу протиснулся. Хоть и крылышки помял, а к царевне попал. Уж как она ему обрадовалась! Никак досыта наговориться не могла.
Всё расспрашивала, как отец с матерью живут, а что в Киеве-городе делается, да цветут ли на лугах цветы, да растут ли на полях хлеба, да поют ли в небе жаворонки. Ей ведь в тёмной пещере ничего не видно, ничего не слышно – вольным ветерком не повеет, красным солнышком не обогреет. Всё ей голубок рассказал, а к вечеру прочь улетел.
Стал он каждый день прилетать, весточки от царя с царицей приносить, про весь белый свет рассказывать.
Вот раз голубок и говорит:
– Царь-батюшка велел тебе, царевна, у Змея выпытать, нет ли кого на свете сильнее его.
Вот к вечеру прилетел Змей и стал дубы столетние у пещеры раскидывать. Толстые ветки, как нитки, рвёт, стволы, как соломинки, гнёт.
А царевна ему и говорит:
– Ох, и силён же ты, Змей Горыныч! Нету, верно, на свете никого сильнее тебя!
А Змей Горыныч ей в ответ:
– Есть в Киеве человек сильнее меня – Никита Кожемяка, что в Кожевенной слободе живёт. Станет Никита печь топить – дым под тучами стелется, выйдет Никита на Днепр бычьи кожи мочить – не одну несёт, а двенадцать разом. Как набрякнут кожи водой, я возьму да уцеплюсь за них. Ну, думаю, теперь он кожи из воды не вытянет – больно тяжелы стали. А ему и всё нипочём. Рукава засучит, ноги расставит – только-только меня на берег не вытянет. Вот Никиту Кожемяку мне во всём свете одного и страшно.
Ничего царевна Змею не сказала, будто и не слушала его.
А на другой день, как прилетел голубок, она ему и говорит:
– Сизокрылый мой голубой голубок, скажи царю-батюшке, что живёт в Киеве, в Кожевенной слободе, Никита Кожемяка, он сильнее Змея Горыныча.
Как услышал царь про Никиту Кожемяку, сам пошёл в Кожевенную слободу.
В то время Никита бычьи кожи мял. Увидел Никита царя, испугался, от страху задрожал. Руки у него затряслись, и разорвал он двенадцать бычьих кож на мелкие куски, на тонкие полоски.
Увидел это царь, удивился: не слыхал он никогда о такой силище.
– Ну, Никита Кожемяка, – говорит ему царь, – и силён же ты! Только ты один можешь со Змеем справиться. Освободи ты землю от Змея Горыныча, спаси ты дочь мою, царевну Марьюшку.
А Никита Кожемяка стоит-дрожит, колени у него от страха подгибаются.
– Я, – говорит, – царь-батюшка, человек пугливый, где мне Змея одолеть…
Царь его и так и сяк уговаривал, никак Никита не соглашается, ни за серебро, ни за золото, ни за скатный жемчуг.
Собрал тогда царь пять тысяч малолетних детей.
Стали детки перед Никитой на коленки, плачут, рыдают, слёзы льют:
– Пожалей нас, Никитушка: год пройдёт, другой пролетит, ведь и нас всех прижрёт проклятущий Змей. Пожалей, освободи нас, Никитушка.
Пожалел их Никита и согласье дал.
Стал он к бою готовиться.
Взял Никита триста пудов пеньки, насмолил смолой, с ног до головы обмотался, бычьими кожами покрылся и пошёл ко Змею Горынычу.
Услыхал Змей, что Никита идёт, и в берлоге заперся, стал зубы точить, стал когти вострить.
Закричал Никита громким голосом:
– Выходи в чистое поле, гадина, на честный бой, а не то я твою берлогу размечу и тебя в дому убью!
И стал Никита Кожемяка дубы столетние в щепочки размётывать.
Тут Змей Горыныч как выскочит! И стали они биться – только земля гудит, лес на корню качается.
Разбежится Змей, хватит зубами Никиту, кусок кожи бычьей вырвет, в смоляной пеньке зубы завязит– а Никита цел.
Бьёт Никита Змея па?лицей в десять пудов. Как ударит – на ладонь в землю вгонит. Бил-бил, повалил на землю, ногой на спину наступил…
Тут стал Змей Никиту молить, плакаться:
– Не бей меня до смерти, Никита Кожемяка! Сильнее нас с тобой в свете нет. Разделим всю землю, весь свет поровну – ты в одной половине царствуй, я в другой жить-поживать стану.
– Хорошо, – говорит Кожемяка, – только надо между нами межу проложить.
Сковал Никита соху в триста пудов, запряг в неё Змея да и стал от Киева межу пропахивать. Волочит Змей соху, покряхтывает, а Никита на соху налегает, хворостиной Змея подгоняет:
– Но, но, Змей, ровней борозду веди!
Провёл Никита Кожемяка межу от Киева до моря Каспийского.
– Ну, – говорит Змей, – теперь мы с тобой всю землю разделили.
– Землю-то разделили, – Никита говорит, – давай теперь море делить. А то ты скажешь, что я твою воду беру, в твоей воде кожи мочу.