Ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко. Сказки славян. - Автор неизвестен (читаемые книги читать .txt) 📗
Припрятал слуга книгу и домой вернулся.
— Бросил? — Крабат его спрашивает.
— Всё в точности исполнил, как вы велели, — отвечает слуга.
— И что вода тебе сказала? Как скалы откликнулись?
Молчит слуга.
Покачал Крабат головой.
— Вот послушай меня. Стоял ты на скале и думал, что я плохо жизнь прожил, а ты лучше проживёшь, наколдуешь себе богатство и славу. И сразу первое зло сделал — мне солгал. Волшебство, как любую силу, на две стороны повернуть можно. Пускай лучше та книга никому не достаётся.
Ни слова не говоря, кинулся из дома слуга, побежал на скалу и бросил книгу в глубокий омут.
Загудели, застонали скалы кругом, дрогнул под ним утёс, словно громадным молотом о его подножие ударили. А вода закрутилась, зашипела, как тысяча разъярённых змей, и приняла книгу в свои тёмные глубины.
Теперь слуга с чистой совестью вернулся.
А старый Крабат лежит, умирает. Домочадцы у изголовья толпятся, крестьяне у ног стоят.
Вдруг приподнялся Крабат и сказал слабым голодом:
— Сослужите мне последнюю службу. Пусть выйдет кто-нибудь да на кровлю смотрит. Если сделал я за свою жизнь больше зла, чем добра, будет сидеть на коньке крыши чёрный ворон. А если добра больше — светлая птица.
Выбежали трое, смотрят вверх на высокую кровлю.
В этот миг умер старый Крабат. Запели стоявшие у его смертного одра похоронную песню. А с крыши взлетел белый лебедь. Выше, выше — и растаял в синем небе.
СТРАШНАЯ КОШКА
Лужицкая сказка
Стояла Кузликовская мельница над глубоким омутом. Рыбы там водилось видимо-невидимо. Рыба — это хорошо! Так ведь в том омуте ещё водяной жил. И это бы ничего — водяной так водяной! Да вот повадился он каждое утро на рассвете на мельницу являться. Ему, видишь ли ты, сырая рыба опротивела.
Застучит в дверь, мельника разбудит.
— Здорово, мельник! — кричит.
Мельнику спать охота, да с водяным лучше не ссориться.
— Здорово, гостенёк! — отвечает. — Милости просим!
— Ну, так я пойду на твою крупорушку, рыбу варить. Надоел — мочи нет! Так бы, может, и по сей день велось.
Да однажды вот что случилось.
В старину по нашему краю ходили, бывало, поводыри с медведями. Бродили от ярмарки к ярмарке. Мишка танцевал на задних лапах, всякие штуки выделывал, народ смешил. А у поводыря одна работа — денежки в шапку собирать.
Как-то попросился такой поводырь к мельнику переночевать. Отчего не пустить? Медведя на ночь в крупорушку заперли. Сами за беседой полночи скоротали. Под утро так крепко заснули, что и не слышали, как водяной заявился.
Ввалился он в крупорушку, огонь в очаге развёл и принялся уху варить. Рыбки принёс немало: двух карпов здоровенных, да трёх щурят, да ерша, да окуня, да плотвичек несколько. Дух пошёл от той ухи по всей крупорушке. Проснулся медведь в своём углу, носом водит, нюхает…
Стал водяной уху хлебать, и медведь тут как тут. Запустил лапу в котёл и подцепил когтем самого большого карпа.
— Брысь, проклятая тварь! — закричал водяной.
А медведь уже карпа съел, опять лапу к котлу тянет.
«Этак и совсем без рыбки останешься, — думает водяной, — не для того ловил!»
И треснул медведя по лбу уполовником.
Рассвирепел медведь. Схватил водяного лапищами, мнёт, ломает, рыком рычит. Водяной только кряхтит да стонет. И такой они шум подняли, что мельник с поводырём проснулись, в крупорушку прибежали. С превеликим трудом поводырь своего медведя оттащил.
Водяной нырнул в омут и три месяца на мельницу носа не показывал.
Вот как-то под утро стучит кто-то в дверь, да робко так, осторожненько. Выглянул мельник — водяной пожаловал.
— А что, друг, — спрашивает водяной тихонько, — живёт у тебя ещё та страшная кошка?
— Как же, — пошутил мельник, — живёт! Четырёх котят принесла. Вон они за мышами гоняются.
— Ну, тогда прощевай, хозяин! — И опять в воду ушёл.
С тех пор никто его на Кузликовской мельнице не видал. Верно, перебрался жить в другое место. Да вот беда! Не стало рыбы в том омуте. Увёл её водяной за собою.
Мельник не раз в затылке чесал — с водяным хлопотно, а без рыбки того хуже!
АИСТИНЫЙ ОСТРОВ
Болгарская сказка
Вот что люди сказывают, из рода в род пересказывают.
Жил-был на свете крестьянин по имени Божин. Жил со своей семьёй, не малой и не большой. Он сам да жена, да двое деток — дочка Босилка и сын Силян. Отец с матерью в сыне души не чаяли. Кусок послаще — ему отдают. Сами на заре поднимаются, сына разбудить жалеют. Совсем забаловали. Стал Силян в школу ходить — учителей не слушается, уроков не учит. Ему бы только на речку бегать, рыбу ловить да купаться.
Отец с матерью между собой говорят:
— Крестьянский труд тяжёлый, наработается ещё. Пусть пока порезвится.
Рос-подрастал Силян, вырос красивый, ладный. А толку от него никакого ни в доме, ни в поле. Только и знает, что подбивать других парней на всякие проделки да вечерами, когда люди, наработавшись, спят, песни по селу горланить.
Тут отец с матерью призадумались: что с непутевым сыночком делать.
— Может, женим его? — говорит отец.
— И верно, — обрадовалась мать. — Женится — переменится.
Сосватали ему лучшую девушку в селе, красавицу да рукодельницу, и в поле и в доме работницу.
Хоть и женился Силян, а все равно не переменился. Отец пашет, сеет, молодая жена Неда да Силянова сестра Босилка жнут, по хозяйству управляются, мать стряпает — все при деле. Один Силян с самого утра по ярмарке слоняется с такими же, как сам, друзьями-гуляками.
Год так прошёл. Родила Неда Силяну сыночка. Назвали его Велка. Тут бы Силяну одуматься, да куда там — ещё пуще загулял. А вернётся к ночи — жена плачет, сестра вздыхает, мать уговаривает, отец бранит.
— Совсем житья не стало, — сказал однажды Силян. — Придёшь домой усталый, тут бы отдохнуть, а тебя поедом едят. Уйду от них. Пусть живут как хотят, и я как хочу. И ушёл.
Далековато от их села город был, но Силян ног не пожалел, добрался до города, к постоялому двору направился. Деньги у него в ту пору ещё в кармане звенели. На этот звон и сыскались дружки, налетели, как мухи на мёд. День веселился Силян, второй пировал, а на третий и деньгам и дружбе конец.
А город — не отец с матерью, никто куска хлеба даром не даст. Стал голодать Силян. Где наймётся дров наколоть, где глину на постройку мять. Поменьше заработает — проест, побольше заработает — пропьёт.
Так и бегут дни за днями. Думал Силян, в городе его весёлая, лёгкая жизнь ждёт, а тут вон как дело обернулось.
Пошёл он как-то в город Салоники. Решил свет повидать, на людей посмотреть. А в Салониках в гавани парусники толпятся, от гребных судов с длинными вёслами на воде тесно. Нанялся Силян на корабль матросом, и на следующее же утро корабль отплыл.
Не день, не два нёс их ветер и с каждым днём всё крепчал да крепчал. А посредине моря разыгралась страшная буря. Волны бросали судёнышко из стороны в сторону, играли с ним, словно кошка с мышкой. Корабль то вверх подкидывало, то вниз бросало. Сорвало руль и паруса, мачты изломало. А потом ударило судно о скалу и совсем в щепки разбило.
В тот страшный час все потонули. Одному Силяну удалось спастись. Он за большую доску успел ухватиться, вполз на неё, руками-ногами вцепился.
Долго ли его носило по морю, не знал, не помнил. Дождь его сёк, солнце жгло, думал — совсем пропадёт. А всё-таки утихла буря, вынесло доску на берег и Силяна с ней.
Лежит Силян без сил на твёрдой земле, и всё ему чудится, что под ним волны ходят. Отлежался, встал и побрёл куда глаза глядят, только бы подальше от моря. Прошёл сколько-то, опять перед ним море блещет. Повернул в другую сторону, шёл, шёл и снова к морю вышел.
