Сказки (с иллюстрациями) - Гауф Вильгельм (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
На еловом холме, где ели стояли особенно густо, он слез с лошади, привязал ее, быстрыми шагами взошел на верхушку холма и, остановившись перед большой елью, начал свое заклинание:
И Стеклянный Человечек появился, но уже не доверчивый и ласковый, как всегда, а грустный и суровый; кафтанчик на нем был из черного стекла, и длинный траурный креп спускался с его шляпы, и Петер хорошо знал, по ком он носит траур.
— Что тебе от меня надо, Петер Мунк? — спросил он глухим голосом.
— У меня осталось еще одно желание, господин хранитель клада, — отвечал Петер, опустив глаза.
— Разве каменные сердца могут желать? — спросил тот, — У тебя есть все, что было угодно твоей скверной душе, и вряд ли я исполню твое желание.
— Но ведь вы же обещали мне исполнить три желания, и одно еще остается за мной.
— И все-таки я могу его не исполнить, если оно будет глупо, — продолжал лесной дух. — Но говори, мне хочется знать, какое у тебя желание.
— Выньте из меня мертвый камень и верните мне мое живое сердце, — проговорил Петер.
— Разве я заключил с тобой эту сделку? — спросил Стеклянный Человечек. — Разве я Голландец Михель, раздающий богатства и каменные сердца? Там, у него, ищи свое сердце!
— Ах, он не отдаст его мне, — грустно отвечал Петер.
— Хоть ты и скверный, все же мне жаль тебя, — проговорил человечек после некоторого размышления. — А так как твое желание неглупо, то я не откажу тебе хотя бы в своей помощи. Итак, слушай: силой ты не вернешь себе сердце, а только хитростью, и, может статься, это будет не так уж трудно, потому что Михель как был, так и остался глупым Михелем, хотя и считает себя невесть каким умным. Поэтому ступай прямо к нему и сделай, что я тебе скажу. — И он объяснил ему, как поступать, и дал ему крестик из чистого стекла. — Убить он тебя не может и отпустит тебя на свободу, если ты покажешь ему эту вещицу и будешь при этом молиться. А когда добудешь то, чего хочешь, возвращайся сюда.
Петер Мунк взял крестик, постарался получше запомнить все, что ему было сказано, и отправился дальше, в область Голландца Михеля. Он трижды позвал его по имени, и великан явился.
— Ты убил жену? — спросил он, сопровождая свои слова ужасным смехом. — Я бы тоже так сделал, — она раздавала твое состояние нищим. Но тебе придется на некоторое время покинуть страну, а не то, пожалуй, поднимется шум, когда заметят, что она пропала; а ты пришел, верно, за деньгами?
— Ты угадал, — отвечал Петер, — и на этот раз мне нужно много денег, ведь до Америки далеко.
Михель пошел вперед и провёл его к себе в дом; там он открыл сундук, в котором находилось множество денег, и вытащил оттуда большие свертки золотых монет. Пока он считал их на столе, Петер сказал:
— Какой ты болтун, Михель! Ловко ты обманул меня, сказав, что у меня в груди камень, — мое сердце при мне.
— Как так? — спросил удивленный Михель. — Разве ты чувствуешь свое сердце и оно не холодно, как лед? Ты чувствуешь страх или горе или можешь раскаиваться?
— Ты только остановил мое сердце, но оно по-прежнему у меня в груди, и у Эзехиэля тоже, — это он и сказал мне о твоем обмане; недостаточно ты могуч, чтобы так незаметно и без всякого вреда для человека вынуть у него из груди сердце. — Это значило бы, что ты умеешь колдовать.
— Но уверяю тебя, — воскликнул недовольный Михель, — у вас у всех — и у тебя, и у Эзехиэля, и у всех богатых людей, имевших дело со мной, такие же холодные сердца, как у тебя, а настоящие сердца хранятся здесь, в моей каморке.
— Ну и ловко же ты врешь! — засмеялся Петер. — Но только ври кому-нибудь другому. Уверяю тебя, во время путешествий мне дюжинами приходилось видеть эти фокусы. Эти твои сердца, что в каморке, сделаны из воска! Ты богат, слов нет, но колдовать ты не умеешь.
Тут великан рассердился и толкнул дверь в каморку.
— Войди сюда и прочти все записки, и вот ту, видишь, это сердце Петера Мунка. Смотри, как оно содрогается! Разве сердце из воска может так биться?
— И все-таки оно из воска, — отвечал Петер. — Настоящее сердце бьется не так, и мое все еще у меня в груди. Нет, колдовать ты не умеешь!
— А вот я тебе докажу! — рассерженно воскликнул тот. — Ты сам почувствуешь, что это твое сердце! — Он схватил сердце, распахнул куртку Петера, вынул из его груди камень и показал ему. Потом он взял сердце, подышал на него и осторожно вставил его на место, и Петер тотчас почувствовал, как оно забилось и он мог опять радоваться этому.
— Ну, каково тебе теперь? — спросил с улыбкой Михель.
— Верно, ты все-таки был прав, — отвечал Петер, осторожно вытаскивая из кармана крестик. — Никак не думал, что можно делать такие вещи.
— Не правда ли? Я умею колдовать, — ты убедился в этом; но давай, я опять вставлю тебе камень.
— Тише, господин Михель! — воскликнул Петер, делая шаг назад и держа перед собой крестик. — Попалась мышь в мышеловку! На этот раз ты остался в дураках! — И он стал читать молитвы, какие приходили ему в голову.
Тут Михель стал быстро уменьшаться и, в корчах, стеная и охая, упал на землю, а сердца вокруг забились и застучали, и это было похоже на тиканье часов в мастерской часовщика.
Петер испугался, ему стало нестерпимо жутко, он выбежал из каморки, из дома и, гонимый страхом, вскарабкался на скалу; он слыхал, как Михель вскочил, как он топал ногами и бесновался, посылая ему вслед проклятия. Очутившись наверху, Петер побежал к еловому холму; разразилась ужасная гроза — направо и налево от Него ударяли молнии, расщепляя деревья, но он невредимым добежал до царства Стеклянного Человечка.
Сердце его билось радостно, уже по одному тому, что оно — билось. Но потом он сокрушенно оглянулся на свою жизнь — она была как та буря, что только что опустошила вокруг него прекрасный лес. Он подумал о госпоже Лизбет, о своей доброй, прекрасной жене, которую он убил из жадности; он представлялся самому себе извергом рода человеческого и горько заплакал, подойдя к холму лесного человечка.
Хранитель клада сидел под елкой, курил трубку и казался немного, веселее прежнего.
— О чем ты плачешь, угольщик Петер? — спросил он. — Разве ты не получил обратно своего сердца? Или у тебя в груди все еще камень?
— Ах, господин, — вздохнул Петер, — когда во мне было холодное, каменное сердце, я никогда не плакал, мои глаза были сухи, как земля в июле; а теперь прежнее мое сердце рвется на части оттого, что я натворил! Своих должников я довел до полного разорения, больных и бедных травил собаками, и — вы сами это видели — я кнутом ударил ее по прекрасному ее лбу.
— Петер, ты был великим грешником, — сказал человечек. — Деньги и безделье довели тебя до того, что сердце твое обратилось в камень и не знало больше ни радости, ни горя, ни раскаяния, ни милосердия. Но раскаяние искупает вину и, если б я только знал, что ты искренне жалеешь о своей жизни, я бы мог еще кое-что для тебя сделать.
— Ничего мне больше не надо, — отвечал Петер и грустно поник головою. — Для меня все кончено. Никогда в жизни я не буду больше радоваться! Что мне делать одному на свете? Мать никогда не простит мне того, что я ей сделал, и, может быть, я, чудовище, и ее довел до могилы. А Лизбет, жена моя? Лучше убейте меня, господин хранитель клада, по крайней мере, этой постыдной жизни наступит конец!
— Хорошо, — возразил человечек, — если ты этого хочешь, пусть будет по-твоему; топор у меня под рукой. — И он спокойно вынул изо рта трубочку, выколотил ее и спрятал в карман. Потом он медленно встал и зашел за ель, Петер же весь в слезах опустился на траву; о жизни он ничуть не жалел и терпеливо ждал смертельного удара. Немного погодя, он услыхал позади себя тихие шаги и подумал: «Сейчас всему конец!»
