Абхазские сказки - Бгажба Хухут Соломонович (мир книг TXT) 📗
Воткнул я свой посох-алабашу в землю, влез на него, обсмотрел берег — нет табуна. Спрыгнул на землю, выхватил кинжал, воткнул в алабашу и взобрался на его рукоятку. Смотрел, смотрел, опять ничего не видать. Тогда я воткнул в рукоятку кинжала нож, встал на его черенок, смотрю вдаль — все напрасно, пропал мой табун! Тогда я воткнул в черенок ножа шило, взобрался на него, и только теперь увидел своих лошадей далеко на берегу моря.
Выдернул я шило из ножа, нож из кинжала, кинжал из ала-баши, алабашу из земли и побежал к табуну. Вижу: мои лошади топчутся у берега на самом солнцепеке и, умирая от жажды, лижут лед. Попробовал я разбить лед ударами алабаши, но не мог. Тогда я сделал из своей головы деревянное било-аклакут, размахнулся им изо всех сил и пробил лед. В прорубь хлынула морская вода.
Напились лошади вдоволь, я погнал их домой. По дороге одна кобылица ожеребилась. Я сел на неё верхом, а жеребенка положил на шею матери, но она не смогла нас везти. Тогда я сел на жеребенка, взвалил на его шею кобылицу, и мы двинулись в путь.
Проезжаю мимо одного дома. На балконе сидят три сестры. Одна из них играет на ачамгуре, а другие поют. Увидев меня, они засуетились. Старшая говорит:
— Унан, какой красивый парень едет!
— Но ведь он без головы, — возразила средняя.
— Если бы у него была голова, я бы вышла за него замуж, — насмешливо сказала младшая.
— Как так — без головы?! — крикнул я, провел рукой по плечам и только тогда заметил, что головы-то у меня нет.
Повернул я обратно к морю. Подъехал к тому месту, где поил лошадей, смотрю: лежит моя голова по уши в проруби. Спрыгнул я с лошади, ухватился за уши, потянул изо всех сил, но голову вытащить не смог: она примерзла ко льду.
Тогда я обмотал голову цепью, впряг несколько пар буйволов и стал их понукать. Буйволы рванулись раз, другой, но голова не сдвинулась с места.
Вижу: над берегом летают два комара. Я поймал их, запряг вместо буйволов и погнал хворостиной. Комары взвились и так ловко потянули цепь, что затрещал лед, а моя голова очутилась на берегу. Я приладил голову куда следует, вскочил на жеребенка, подхватил кобылицу и помчался за табуном.
Вдруг я заметил, что у пенька невыросшего орехового дерева сидит неродившийся заяц. Я выхватил незаряженное ружье и застрелил зайца. Подняв его, я поехал дальше. По дороге повстречался с человеком, а тот спрашивает:
— Что подаришь мне, если сообщу тебе приятную новость?
— Подарю тебе зайца, — ответил я.
— Сегодня родился твой отец! — сказал незнакомец.
Я отдал зайца и поспешил домой. Дома я увидел пищавшего в люльке отца и подарил ему ту кобылицу, которую привез на жеребенке.
ЗАЯЦ В ТЫКВЕ
Это случилось недавно. Я только что женился, обзавелся хозяйством и стал сеять кукурузу. Вздумалось мне однажды посадить тыкву на кукурузном поле. Я считал, что моей хозяйке будет очень приятно, когда она увидит среди кукурузных стеблей тыкву.
Решено — сделано. Выросла огромная тыква, но ей не повезло: осел забрел на поле и прогрыз ее. Я не догадался заделать дыру, а ведь туда могла заползти змея. Таков уж человек — о простых вещах не всегда догадывается.
Осенью я убрал тыкву и отнес ее на чердак. Вот захотелось мне как-то полакомиться печеной тыквой. Моя хозяйка полезла за ней на чердак, и вдруг раздался крик:
— Где ты? Скорее бери ружьё и беги сюда. Заяц, заяц!
Я немедленно схватил ружье и взобрался на чердак.
Там я увидел громадного зайца, который проскочил у меня между ног.
Долго искал я его по всем углам, но нигде не мог найти. Кликнул собаку — даже она не смогла учуять этого зайца.
Моя хозяйка испекла тыкву. Сели мы за стол и начали ее резать. На мою долю попалась как раз та сторона, где осел прогрыз дырку. Тут-то и нашелся заяц — он был запечен, и я смекнул, что он нашел себе здесь приют.
КОБЛУХ И ЧЕРТ
Как-то на дороге встретились Коблух и Чёрт.
— Что нового на свете, Коблух-краснобай?
— А вот, говорят, комариную ляжку не смогли съесть восемь собак.
Чёрт: Вероятно, это были махонькие собаки.
Коблух: Ничего сказать — махонькие! Они съедали орлов, садившихся на вышку княжеского дворца.
Чёрт: Ну так, видно, орлы были крохотные...
Коблух: Что ты, какие крохотные? Когда они садились на верхушку дворца, то крыльями касались земли.
Чёрт: Что-то ты врешь! Или, может быть, дворец был низенький.
Коблух: Ничуть! Разве скажешь, что дом низенький, если в его кладовой можно уместить восемь верблюдов с кладью.
Чёрт: Тогда, выходит, верблюды были карликовые.
Коблух: Ничего подобного! Верблюды были такого роста, что срывали листья с верхушек чинар.
Чёрт: Значит, чинары были низкорослые.
Коблух: Как низкорослые? Когда мой брат глядел на их вершины, с его головы спадала папаха.
Чёрт: Ну так брат твой был с ноготок.
Коблух: Что ты, он был такой рослый, что, запустив руку в колодец, доставал со дна камни.
Чёрт: Что ж такого, если колодец был совсем неглубокий.
Коблух: Он был очень глубокий. Если рано утром бросали в него камень, то он лишь вечером достигал дна.
Черт: А может быть, день был короткий?
Коблух: Ничуть! Корова, погулявшая с быком утром, возвращалась вечером домой с теленком.
Чёрт: Ну, Коблух, признаюсь, мне тебя не перемудрить, ты меня за пояс заткнул.
КОЗА ПАСТУХА
Я пас в горах стадо коз и овец. В тот год погода стояла плохая: все время ручьем лил дождь. Дикие звери осмелели. Всю ночь напролет в короткой бурке, с алабашей в руках я вынужден был ходить вокруг моего стада. Стоило мне хоть немного вздремнуть, как тотчас медведь или волк набрасывались на стадо. Не раз бывало волк хватал козу, но я заставлял его бросить.
Каждый день приходилось выгонять скот на пастбище, пригонять обратно, доить коз, делать из молока сыр. Одному человеку
это не под силу, но помощи ждать было неоткуда. Я решил срубить самое высокое дерево, выдолбить его, чтобы получился большой желоб, и продолжить этот желоб от места стоянки скота до моего домика в деревне.
Задумано — сделано. Подоив коз, я выливал в желоб все молоко, и оно, как горный ручей, с шумом текло в село, в большой котел моей матери. Она клала в него сычужок и делала сыр.
Однажды, когда я доил коз, волк схватил одну козу и поволок. Я стал кричать, но волк, не бросая козы, бежал с ней в сторону желоба. Я подумал: «Куда он денется, если не перепрыгнет через желоб?» Схватил медный большой котел с молоком и вылил все, что в нем было, в желоб. Молоко с шумом потекло вниз, а волк как раз перескакивал через желоб. Но потом волк и коза исчезли.
Кончилось лето. Я со своим стадом отправился домой, но очень горевал о пропавшей козе.
Мать сварила мамалыгу, достала из плетеной корзины, висевшей над очагом, кружок сыра и стала резать его. Вдруг из сыра выскочил волк вместе с козой и прыгнул во двор. Я схватил свою кремневку и выстрелил. Волк упал, сраженный моей пулей, а коза была цела и невредима. Теперь мне стало ясно, что когда волк хотел перепрыгнуть через желоб, он упал в молоко вместе с козой и молочная струя его повлекла к котлу моей матери.
Коза, которую я спас от волка, дала большой приплод, и я разбогател.
ПРОПОВЕДНИК И СТАРУХА
Священник Илорскои церкви имел привычку проповедывать очень громко. Одна из старух, присутствовавшая на проповеди, слушая его, плакала.
Однажды священник заметил это и, думая, что старуха растрогана его словами, которые зовут к богу и к голосу совести, призвал её к себе и спросил, почему она плачет на его проповедях. Не его ли слова растрогали её душу и заставили пролить эти благочестивые слезы?
Старуха ответила, что её действительно очень трогают его проповеди. Она — вдова, от покойного мужа остался холощеный козел, который имел привычку реветь по утрам и вечерам. Козла съели волки, и старуха осталась без всякой поддержки в жизни. И теперь, когда она слушает громкие восклицания проповедника, они напоминают голос её погибшего козла, и это её доводит до слез.
