На плахе Таганки - Золотухин Валерий Сергеевич (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
В театре кто-то сеет панику — придет Губенко и всех, кто за Любимова, выгонит.
17 апреля 1993 г. Суббота, великая суббота
Кончилось мое администрирование — завтра Любимов прилетит.
21 апреля 1993 г. Среда, мой день, без молитвы, без зарядки
А с «Чонкиным» вроде бы всерьез начинается дело. Сегодня отвезу на «Мосфильм» фотографии. Тамара сказала, что директор согласен платить по 300 долларов за съемочный день в пересчете на рубли. А если они 50% выплатят в мае — совсем будет хорошо. Тамаре доверенность... и путевку в Крым.
К молодым:
— Вы пропускаете уроки Любимова, режиссерские, актерские, человеческие. Ведь этого вы никогда не увидите, ведь это вам подарок на всю жизнь. Сейчас вы этого не поймете, может быть, но это всплывет, нахлынет, затопит вас когда-нибудь. Репетиции идут напряженные, нервные, многослойные — он занимается и светом, и балетом, и музыкой, но ведь и мы не самое последнее выразительное средство в спектакле...
24 апреля 1993 г. Суббота. № 307
«23 апреля 1993 г. исполняется 29 лет Театру на Таганке. Благодарю тех, кто сумел в меру своих сил сохранить театр. Надеюсь что наша компания отпразднует в своем кругу 30-летие театра». Ю. Любимов
Большая мера и, может быть, главная в сохранении театра как организации духовной и как производственного монолита принадлежит А. Эфросу. Даже вынужденная и, тогда казалась, дикая мера — никого не отпускать ни на какую сторону, эта его сговоренность со всеми административными точками — принесла, как теперь понятно, наиположительнейший результат. Вечная память вам, дорогой Анатолий Васильевич!
30 апреля 1993 г. Пятница
Любимов вчера на результат решения Моссовета о разделении театра и передаче Губенко новой сцены:
— Не расстраивайся, Валерий. Здесь, я думаю, мы отвоюем. Главное — смотрели люди прогон «Живаго» и говорят: «Хорошо, так хорошо, что страшно!»
Я готов был разреветься и застучал по дереву, он — по кирпичам. И пошел он, уставший и обремененный ожиданием ответа на телеграмму президенту, к студентам.
1 мая 1993 г. Суббота. Самолет
Разобраться — отчего, к примеру, тухлое настроение после прогона. И плохо ли это или наоборот. Смотрел я как в воду: раз Любимов после I акта похвалил: «Ты начал мыслить, все видеть, слышать», то после II акта должен был ругать и быть недовольным. Я даже это высказал в антракте и получил:
— Зря я тебя похвалил. Ты пережал... ну, это понятно.
Но настроение и квас не от того. Были у меня победы и во втором над собой. Я взял высоко в псалме, и спел, и выиграл, и был доволен, как ответила глотка.
Шацкая радуется — наконец-то разделили наш театр. Ой ли, ой ли?.. Как не хочется доставить им радости.
2 мая 1993 г. Воскресенье. Вена, отель «Табор»,
№ 504
Приехал шеф. Страшные вести с первомайской демонстрации коммуняк — кровь, жертвы... И все это где-то в моем районе, были бы живы дети мои.
3 мая 1993 г. Понедельник. Молитва, зарядка
— Неру, — сказал Любимов, — 20 минут на голове стоял... И вы стойте, может, поумнеете.
Услышав и восприняв это, я к своей двухминутной норме прибавил еще 100 единиц. И у меня получается: Иисусова молитва + 300 единиц счета, 3 или 5 молитв пушкинских, — это минуты 4. Итого — 7 минут.
После репетиции пили с шефом чай — я принес кипятильник, чай и сахар. Быт у шефа не налажен. Надо бы кого-то за ним приставить, какую-то девчонку или мальчишку. Но он ведь так... никого из подпустит. Галина старая, и ее нет с нами. Марья Полицеймако... Надо ее селить где-то поблизости от шефа. Я увлекся «Красным драконом».
7 мая 1993 г. Пятница. Молитва, зарядка, обжорка
Какая-то странная летучка перед репетицией.
— Я вам гарантирую по 90 марок суточных. С каждым у меня будет отдельный расчет. В конверте. И все претензии ко мне. Это не японская фирма, для которой наши гастроли так, пустяк, мелочовка. Здесь фестиваль, и деньги здесь личные.
8 мая 1993 г. Суббота. Молитва, зарядка, кофе
Легенда уехала в эмиграцию, умерла, чтоб ожить в потомках. Легенду трудно родить, а обгадить ее невозможно. Я проехал 20 городов в Америке, и на каждом концерте были записки или устные слова: «Самое дорогое, что мы оставили в Советском Союзе, — Театр на Таганке».
9 мая 1993 г. Воскресенье. Молитва, зарядка, завтрак
Но... ребята, знаете ли — сон-то в руку. С утра шеф сообщил:
— Звонили из Москвы. Есть решение, распоряжение мэра Москвы Лужкова сохранить Театр на Таганке как единый и неделимый.
— Там Моссовет решал... а тут какой-то мэр, тоже мне генерал-губернатор. Театр принадлежит Моссовету. Кто сказал, что он принадлежит Лужкову?
— А что, если Любимов плюнет и не станет подписывать контракт на 94-й г.?
— Ну... театр приносит ему доход, опричь его контрактов, и пока он приносит доход, так просто взять у него... Ведь каждые гастроли театра... ты посчитай, Таня Сидоренко.
— А если с ним не подпишут?
— Такого быть не может — раз. Во-вторых, если будут заделаны гастроли, ему будут платить авторские за его спектакли. Сейчас его задача — продать, прокатать «Живаго» во всем ему доступном мире. Более того, авторство спектаклей наследуют жена и сын.
Каждая роль актера (хорошего) — это повесть, рассказ, новелла. Спектакль (удачный) — это уже и на роман тянет. И хорошо, что с нашей смертью никто не читает наши романы-роли, они чаще становятся легендами и не мозолят глаза в библиотеках иному поколению зрителей-читателей. Так что наша работа, если с другой стороны глянуть, даже и привлекательнее, чем писательская, которая оставляет после себя документ, подтверждающий, что автор — бездарность, зря изводил бумагу и домашних и утруждал современников чтивом своим.
А главное, Валерик, это не относиться к себе слишком серьезно и уметь смеяться над собой и тобой сделанным, сыгранным, сочиненным. Не можешь не писать — пиши, но относись к этому соответственно и не обижайся на сыновей, что они тебя не читают. Еще прочитают — слава Богу, написал ты так мало, что за вечер все твое можно пролистать.
10 мая 1993 г. Понедельник. 9 час., молитва, зарядка, завтрак
Шеф, увидев «Мерседес»:
— У меня такой же, только цвет другой. Первый раз, я помню, получил кайф, когда сел за руль, посадил Катьку — поехали! После удачной премьеры в Штутгарте — 180-200 км в час. Через 4 часа мы были в Болонье. Дурак! Вспомнить страшно — зачем так гнал? Но кайф!
И я его понимаю — самая дорогая машина, удачная премьера, молодая жена.
Господи! Сегодня приезжает гениальный композитор! Пошли мне спокойствия, достоинства и музыкальности на показ ему. Это очень важно — не разочаровать Альфреда. Он хорошо ко мне относился до сегодняшнего дня и, думаю, в какой-то степени надеется на меня тоже. И голоса свежего дошли. Конечно, я уставший, но вдруг снисходит какая-то сила на тебя, и прет звук чистый и сильный. Впрочем, на все твоя воля, Господи! Так ли, сяк ли — Любимову пошли удачи и не забудь про меня!
В 18 часов Альфред обещал посмотреть наше произведение. Я нарочно не лез «гению» на глаза, как-то даже и не поздоровался. Композитор с самолета еле двигается. Озаботить его еще какими-то словами или выражать почтение и ждать комплиментов... Все я узнаю потом. Но шеф опять меня похвалил после 1-го акта — значит, жди втыка после 2-го.
11 мая 1993 г. Вторник. Утро раннее, молитва, зарядка
А вот этот вечер мне теперь уж запомнится до конца дней — как мы с Любимовым пили чай у него в номере, разложив куски бородинского хлеба с сыром на гигиенических дамских пакетах. Видно было по всему, что Любимов отвык от пользования кипятильником. Пока я ходил за чайными ложками в свой номер, один стакан вскипел, и шеф не без некоторой гордости сообщил, что вот он догадался сначала кипятильник вытащить из розетки, а уж потом вынуть его и перенести в другой стакан. В белом халате с желанием похудеть (и похудел) — одинокий лось. Пойти добрести до Дуная, что ли?
