Горизонты и лабиринты моей жизни - Месяцев Николай Николаевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
В главной студии телевидения на Шаболовке, студии «Б» соорудили высокую стену. На экране она выглядела сложенной из массивных плит гранита. На стене выбили надпись — ПАМЯТИ ПАВШИХ. Около стены поставили гипсовую чашу, которая также смотрелась сделанной из гранита. К чаше подвели газовую горелку и зажгли огонь. Начались бесконечные репетиции. Вьющийся во весь экран огонь производил неизгладимое впечатление. Работники телевидения, проходя мимо экрана, останавливались и завороженно смотрели на живое пламя. Мы понимали, что точнее изображения не придумаешь, потому что именно огонь сосредотачивает на себе все мысли, полностью концентрируя внимание. Молитва и музыка сливались с огнем в волнующее до глубины души единство.
Режиссер Наталья Левицкая на всякий случай сняла огонь на кинопленку, сделав «кольцо» из повторяющихся кадров. Она как в воду смотрела.
Близилось 9 мая 1965 года. Степень нашего волнения подходила к предельному градусу. Передача была объявлена на 18 часов 50 минут.
9 мая все приехали на студию задолго до начала. Режиссер проверяла и проверяла готовность — такая ответственная передача шла в прямой эфир. К назначенному времени в студии собралось руководство телевидения и члены коллегии Комитета по телевидению и радиовещанию. У пульта были режиссер, ассистент режиссера, Николай Николаевич Месяцев, редактор передачи и я как представитель авторского коллектива.
Наконец зазвучали позывные. Сердце билось где-то у горла. Ассистент по команде режиссера нажала кнопку, и раздался голос Левитана: «Слушайте Москву! Слушайте Москву!» В кадре появилась гранитная стена и крупно слова — ПАМЯТИ ПАВШИХ. С первых же звуков мелодии «Грез» Шумана в кадре во весь экран заполыхал огонь. Величественный и негасимый, он бился как сердце, как сама жизнь. «Товарищи! Мы обращаемся к сердцу вашему. К памяти вашей…» Все замерли.
Мы не чувствовали времени, оно нам казалось вечностью. Шла молитва памяти павших в Великой Отечественной войне. И вдруг раздался истерический крик режиссера: «Кольцо!» Мгновенно заработала кинопроекционная камера. Случилось то, чего мы все больше всего боялись. Огонь в чаше стал угасать. В долю секунды режиссер заметила это и успела дать команду включить кинопленку. В кадре уже бился киноогонь. А в студии к чаше с огнем по-пластунски полз помощник режиссера, чтобы поправить случившуюся неполадку. Мы все вытянулись к стеклянному окну, отделявшему пульт от студии. «Спокойно товарищи!» — сказал Месяцев. Огонь в чаше набирал силу. И вот снова включена студия. Молитва подходила к концу. Раздался голос Левитана: «Минута молчания». На пульте все окаменели. Из какой-то далекой глубины зазвучали колокола: «Вы жертвою пали в борьбе роковой…» И снова мертвая тишина. Только мощные фортепианные аккорды остановили эту торжественно-траурную минуту. Дальше зазвучала музыка Чайковского, Баха, Рахманинова, а мы всё не отрывались от огня, каждый уже думал о своем, о своих погибших, о страшных пережитых годах и о Дне Победы 9 мая двадцать лет назад.
Передача закончилась. Все молчали. Сидели опустив головы. Не было сил встать. «Спасибо, товарищи, спасибо!» — прервал молчание Николай Николаевич Месяцев. Стали потихоньку расходиться.
Все качалось утром. Первым в студии я встретила одного из телевизионных инженеров, Героя Советского Союза. Он подошел ко мне, взял мою руку и сказал: «Вы не знаете, что вы вчера сделали. Наш танковый корпус праздновал День Победы в гостинице «Советская». Собрались в 16 часов, вспоминали товарищей, выпили, хорошо поужинали. И вдруг на весь зал — позывные колокольчики. Танкисты встали. И семнадцать с половиной минут стояли не шелохнувшись. Эти закаленные боями люди, не знавшие слез, плакали. От нашего танкового корпуса великое вам спасибо».
Оказывается, в этот час во многих театрах Москвы были прерваны спектакли. По стране у уличных репродукторов стояли толпы. Останавливались автобусы и троллейбусы. Люди выходили и присоединялись к слушающим.
Почту понесли пачками. Мы читали взволнованные строки и понимали, что тронули сердца людей.
Воздали должное тем, кого унесла война. Из всех писем, которые пришли на телевидение и радио, я до сего дня храню одно. Это — простая желтенькая открытка. На ней размашистый адрес — Москва, Центральное телевидение, «Минута молчания». А на обороте текст всего в два слова: «Спасибо. Мать». Это была самая высокая награда всем нам, кто сделал эту передачу.
С тех пор, вот уже почти без малого тридцать лет, каждый год 9 мая по радио и телевидению в 18 часов 50 минут звучит ритуал памяти павших «Минута молчания». За эти годы много ударов пришлось на долю этой передачи.
Вскоре после того, как расправились с Николаем Николаевичем Месяцевым и освободили его от работы в Госкомитете по телевидению и радиовещанию, мне пришлось встать на защиту нашей передачи. Незадолго до 9 мая новый председатель Комитета Сергей Георгиевич Лапин приехал на Шаболовку принимать «Минуту молчания». Можно было подумать, что народ еще не вынес своего суждения об этом ритуале или Лапин не видел в эфире «Минуту молчания». Снова студия «Б», снова в ее холле собрался весь руководящий состав телевидения. Из представителей авторского коллектива оказалась почему-то я одна. Закончился просмотр, и воцарилась тишина. Все повернулись в мою сторону. Должна сказать, что в ту пору в Москве уже зажгли Вечный огонь. Он был отснят на пленку, и передача, утратив великий эффект сиюминутности действия, шла в киноварианте. Итак, я осталась один на один с Лапиным. Его почему-то все страшно боялись.
Пауза длилась долго. Наконец Лапин сказал: «Но ведь минуты молчания у вас нет. У вас звучат колокола, какое же здесь молчание?» Я чуть не взревела, взяла себя в руки и четко сказала: «Вы старый радист, вы же понимаете, что минутное молчание в эфире — это дыра. Колокола только усиливают драматизм этой минуты». Снова пауза. «Пожалуй, вы правы, — изрекает председатель. — А почему так долго звучит музыкальная концовка передачи?» — спрашивает он. «А потому, что людей надо вывести из состояния печали. 9 мая ведь праздник. Люди, почтив память погибших, остаются наедине со своим сердцем. Музыка, да такая, какая звучит в передаче, помогает им в этом». «Наедине с чем, с кем?» — переспрашивает Лапин. «Со своим сердцем», — резко отвечаю я. «Пожалуй, вы правы, — говорит Лапин. — Ну а вот у вас нет в передаче никакого обращения к нынешней молодежи, — продолжает председатель. — В будущем вы посмотрите и добавьте это». Лапин сделал самое страшное: он одобрил передачу, но в умы руководителей впустил бациллу перекройки «Минуты молчания». И началось.
Первый удар был почти смертельным. Эмигрировала Вера Енютина. По тогдашним временам, ее имя должно было быть стертым не то чтобы с лица земли, но голос с магнитной пленки исчез мгновенно. Текст молитвы попросили прочитать Юрия Левитана. При всем нашем преклонении перед голосом Юрия Левитана мы понимали, да и он сам понимал, что для молитвы его голос не подходит. Надо было выполнять указание. Когда умер этот великий диктор, «Минута молчания» перешла в руки Игоря Кириллова, голос его звучал ежедневно со всех экранов телевизоров, и любое время.
Но главное — замахнулись на текст. Попробуйте изменить хоть одно слово в молитве последних оптинских старцев. Невозможно. С первой же советской молитвой можно было делать все. У нового главного редактора редакции информации Юрия Летунова чесались руки по поводу «Минуты молчания». Он не мог пережить своей непричастности к чему-либо значительному на телевидении. Он вызвал вездесущих журналистов Галину Шергову и Евгения Синицына. Началась перекройка текста. Естественно, появился фрагмент, связанный с Малой землей. Его писала Шергова. В тексте Синицына мне запомнились колоски пшеницы, которые хранят память о павших. Ритуал приобрел всю ту необходимую кондовость, которая была по сердцу во времена Леонида Ильича Брежнева. Со смертью Брежнева исчез лишь фрагмент с Малой землей. Все остальное осталось. Так и читает до сего дня «Минуту молчания» Игорь Кириллов. Творчество ушло, осталась обязаловка. Признаюсь, я больше никогда не смотрю этой передачи.
