Шопен - Оржеховская Фаина Марковна (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Глава четвертая
В молодости мисс Стерлинг была недурна, и если она так и не вышла замуж, то этому помешало одно – ее богатое приданое. Как это ни странно, но богатство Джейн было единственной преградой к ее счастью. Это была крепость, охраняющая ее, ибо наследница миллионного состояния не могла поверить ни в чью любовь. Приданое обесценивало самые пылкие клятвы, самые горячие признания. Если бы она еще влюбилась в кого-нибудь! Но она была слишком осторожна, мысль о том, что ее не могут любить ради нее самой никогда ее не покидала.
Ее сестра допустила ошибку: вместо того, чтобы убедить Джейн, что она вполне может внушить любовь к себе, независимо от своего приданого, она втолковывала ей, что необходимо выйти замуж независимо ни от чего, даже от взаимного чувства. – Зачем? – спрашивала мисс Джейн. – Затем милочка, чтобы продлить свой век! – отвечала Кэт. – разве ты не знаешь, что женский век короток, а девичий еще короче? Тебе не будет и сорока, а тебя уже будут считать в определенном отношении умершей… – Но почему же, если я буду полна жизни? – Не знаю, – сказала Кэт, – но так принято в обществе, и не нам это менять!
Эти слова устрашили Джейн, но она ничего не могла с собой поделать. Мысль о браке с человеком, которого она любит и который не любит ее, а женится только из-за денег, была еще страшнее, чем перспектива быть похороненной заживо жестоким и непонятным законом общества. Но она ухватилась за религию и за благотворительность как за спасение. С тех пор библия постепенно вытеснила из ее библиотеки все остальные книги и особенно романы, где говорилось о соблазнах, о сердечных заблужденьях, обо всем, что для нее недоступно.
Лет одиннадцать тому назад, когда мисс Джейн исполнилось тридцать четыре года и ее уже начали «в определенном отношении» считать «умершей», к ней неожиданно посватался сэр Бенджамен Лирайт, бывший на два года старше ее, наследник поместья Лирайтов, одного из лучших в Англии. Он сам был достаточно богат и родовит, так что о корыстных побуждениях с его стороны не могло быть и речи. Немало молоденьких девушек мечтали о браке с сэром Лирайтом. Но он решительно предпочел мисс Стирлинг. Стало быть, он мог возродить ее к жизни. Джейн была бесконечно благодарна ему за это, и леди Кэт, искренне любившая сестру, молилась богу, чтобы это счастье устроилось.
Но тут ей пришлось столкнуться с совершенно неожиданным препятствием. Джейн долго медлила с ответом, а когда Кэт напрямик спросила ее, что это значит, странная девушка смущенно заявила, что ей трудно принять предложение мистера Лирайта оттого что он ей не нравится! Она тронута его отношением к ней, но он кажется ей угрюмым, неинтересным, прозаичным. Ей невыносимо скучно с ним уже теперь, – что же будет дальше? Она не понимает, зачем он выбрал ее: человек такого склада не должен был остановить на ней свое внимание. Одним словом, ей не хочется.
Леди Эрскин только руками развела. Разумеется, она не поскупилась на увещевания и добилась того, что Джейн обещала не отказывать сэру Лирайту и подождать некоторое время. Но уже через два дня со сватовством было покончено. Мисс Стирлинг не пожелала связать себя браком. Может быть, этому содействовал нечаянно подслушанный разговор. Он происходил на террасе, рядом с комнатой Джейн. Ее дядюшка, сэр Иллингтон, эпикуреец и циник, пил чай в обществе супругов Эрскин и говорил с легким смешком:
– Как же теперь сэр Лирайт поступит со своей красоткой? Женитьба положит конец его старой привязанности!
– Не жениться же ему на собственной экономке! – воскликнула миссис Эрскин. – Тем более что ее поведение небезупречно!
– Э! – сказал лорд Иллингтон. – Мужчины прощают это! Есть две категории женщин: одних мы покупаем, другие покупают нас. К первой категории принадлежат также и распутницы… Прости, милочка, Кэт, ты сверкаешь глазами от негодования! Больше не буду… Во всяком случае, сэр Лирайт настолько… практичен, что предпочтет владеть двумя имениями, чем одним!
И лорд Иллингтон засмеялся своим жирным смехом.
Мисс Джейн слышала все это, остановившись в смежной комнате. Что ж! Она не собиралась сделаться распутницей в угоду своему дяде и другим мужчинам– это также вынужденное положение. СлаЕа богу, она не бедна. Но и покупать себе мужа она не намерена… Ей стало даже легче. Сэру Лирайту был послан окончательный отказ. И в ожидании, что пошлет судьба, вернее – без всяких ожиданий, мисс Джейн принялась за библию и стала читать ее про себя, а затем и вслух, другим.
Все это было в ту осень, когда Шопен и Аврора уезжали на Майорку.
Глава пятая
На другой день, выйдя к утреннему чаю, после ночного дежурства в комнате Шопена, мисс Джейн держала себя совсем по-другому. В ее лице не было скованности, глаза смотрели весело, даже складки платья располагались не так неподвижно вокруг ее стана, как обычно. Она молчала, но без усилия над собой. Это было большим достижением, ибо всегда она чувствовала себя почему-то виноватой в молчании, наступающем между нею и собеседником, и всегда торопливо начинала говорить что-то, не нужное ни ей, ни ему.
Она не спросила Шопена о том, как он спал. Она знала, что он скажет и что было на самом деле – зачем еще спрашивать? Ее сестра, конечно, задала этот обычный вопрос, и в первый раз Джейн заметила, что Кэт не очень внимательно выслушала равнодушный и обязательный ответ Шопена.
И в наружности мисс Джейн произошла перемена. Шопен несколько раз взглянул на нее, словно не узнавая. Она была гораздо симпатичнее, чем обычно, естественна, даже мила. Весь день она не показывалась, но он охотно провел с ней вечер, и еще несколько дней после того она нежилась в лучах искренней дружбы, которую он питал к ней.
Он получал много писем и читал их с жадностью. Некоторые расстраивали его; он опускал руку с письмом и долго сидел так, удрученный. Играть ему было трудно, он садился за рояль с большими перерывами, зато очень много читал и все требовал книг, самых различных. Желая усовершенствоваться в английском языке, он пробовал читать в подлиннике Байрона и Шекспира.
Он легко усваивал язык, но мисс Джейн замечала, что чтение утомляет его. Она спрашивала: может быть, достать французскую книгу? Он отвечал: дело в самом авторе. Шекспир утомлял его необузданностью страстей, чрезмерной выпуклостью и многогранностью характеров, площадными шутками простонародья, которые сменяются рассуждениями, достойными величайшего философа; его ужасали убийства и жестокости, которые происходили тут же, на сцене, на глазах у зрителя.
Он признавался Джейн, что не видит необходимости, чтобы в трагедии все до единого действующие лица умирали, да еще насильственной смертью. Многое в их поведении казалось ему нелепым, неоправданным. Непонятные поступки Гамлета можно было объяснить тем, что, разыгрывая сумасшедшего, он и сам в это время немного повредился в уме, но Леонард Постум и Петруччио, и сам Макбет, и целый ряд других шекспировских любимцев поступали совершенно бессмысленно, соединяя в своих поступках дикость варваров с утонченностью цивилизованного человека далекого будущего, чуть ли не восемнадцатого или девятнадцатого столетия. Делакруа сердился на Шопена за непонимание великого драматурга и с азартом спрашивал: – А в самой жизни, по-вашему, нет ничего нелепого, все мотивировано? Везде торжествует здравый смысл? – Увлекшись полемикой, Делакруа заявил однажды, что вся человеческая жизнь – сплошная бессмыслица. – В таком обществе, как наше, все происходит навыворот! – Но Шопен в свою очередь уверял, что если где-нибудь и должны торжествовать законы разума, так это в искусстве!
Мисс Джейн, конечно, не соглашалась со всеми рассуждениями Шопена. Она могла отбросить библию, но не самого бога. Шекспир – это Шекспир, как Бетховен – это Бетховен! Но она была счастлива, что Шопен поверяет ей такие мысли. Значит, считает ее своим другом!
Это счастье скоро омрачилось, гораздо скорее, чем мисс Джейн могла привыкнуть к нему. Зайдя однажды к Шопену перед ужином – он как раз прочитывал полученные письма, – она была поражена его холодностью и подчеркнуто изысканной вежливостью. У нее замерло сердце, когда она убедилась, что эта перемена не была случайностью, и, совершенно потерявшись, она вышла из комнаты раньше, чем позволяли приличия.
