Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современ - Гурко Владимир Иосифович
Вообще с началом сентября 1905 год переходит в третью стадию своего революционного развития, заканчивающегося изданием Манифеста 17 октября. Стадия эта отличалась не только особою бурностью — этим свойством последние месяцы года обладали едва ли не в большей степени, — сколько наибольшей сплоченностью всех оппозиционных общественных сил и наибольшей растерянностью власти.
Поначалу революционное движение почти не выходит на улицу, а сосредотачивается в самых различных зданиях, преимущественно именно в высших учебных заведениях. Но зато здесь оно бушует вовсю.
Однако уже с половины сентября возобновляются рабочие стачки, причем предъявляются требования не столько экономические, сколько политические; во главе идут наиболее развитые рабочие, как, например, рабочие в типографиях. В Москве забастовка типографий начинается 23 сентября, но проходит она мирно и через четыре дня прекращается.
Открытый толчок к открытию явно революционных действий дает последовавшая 3 октября ратификация Портсмутского договора. Война кончена. Население, в своей массе подсознательно понимавшее, что внутренняя смута недопустима, когда родина борется с внешним врагом, перестает испытывать эту нравственную узду.
Действительно, уже с 4 октября в Петербурге начинается забастовка рабочих на определенно политической почве и очень быстро распространяется на все фабрики и заводы, захватывая все более широкие круги населения. В стачку эту постепенно втягиваются почти все общественные учреждения, обслуживающие потребности населения: трамвай, электрическое освещение, водопровод; хотя последний и продолжает действовать, но с постоянными перерывами. Приблизительно к 10 октября в забастовке участвует все рабочее население города, причем уже с 7 октября бастуют некоторые железные дороги Петербургского узла. Город с наступлением темноты погружается во мрак и вообще находится на осадном положении. Банки спешно приноравливают к своим окнам и дверям железные решетки, магазины закрывают свои металлические занавеси, а у кого их нет, заколачивают окна досками. Забастовавшие рабочие наводняют центральные части города и образуют шумные сборища. Казачьи патрули и конная полиция не в состоянии, по-видимому, предупредить скопление мятежной толпы. Разогнанная на одном перекрестке, она тотчас же собирается на каком-нибудь ином. Партийные работники разжигают толпу затверженными, однообразными, но тем сильнее действующими речами. В головы рабочих усиленно вбивается одна и та же мысль, один и тот же лозунг, которые в конечном результате настраивают их целиком на один лад. В некоторых местах появляются баррикады, при разрушении которых, например на Васильевском острове, войска вынуждены прибегнуть к действию оружием. Агитаторы стремятся проникнуть в казармы, но это им пока не удается, старослужащие унтер-офицеры их быстро вылавливают и предают в руки властей.
Общее повышенное настроение отражается и на войсках, чему, конечно, содействует и несение ими усиленной караульной службы по охране правительственных учреждений и банков. Сведения, приходящие из провинции, рисуют приблизительно ту же картину во многих городах империи: в Харькове, Одессе и Екатеринославе стачечное движение с 10 октября превращается в вооруженное восстание. Построенные восставшими баррикады берутся войсками с боя. С 12 октября железнодорожная забастовка по приказу из Петербурга распространяется на всю железнодорожную сеть и тем парализует хозяйственную жизнь страны. Организуется эта стачка по соглашению между революционными партийными центрами и крайним левым крылом радикальной общественности в лице ее органа «Союза союзов». В Москве стачечное движение распространяется несколько туже, нежели в Петербурге. Однако к 15 октября и там бездействуют все фабрики и прекращается нормальная жизнь города. Нет света, нет средств передвижения, бастуют земские и городские служащие, прекращаются занятия в некоторых правительственных учреждениях, объявляют забастовку артисты императорских театров, бастуют аптеки и доктора, присоединяются к движению ученики сред — них учебных заведений.
Власть решительно не знает, что предпринять, и не решается прибегнуть к энергичным мерам, хотя еще имеет к тому возможность. В Петербурге она ограничивается пассивной охраной города от буйства толпы. Правда, 14 октября Трепов издает пространный приказ по гарнизону, заключающий предупреждение населения, что никакие дальнейшие скопления толпами допущены не будут. Именно в этом приказе говорится:
«При оказании со стороны толпы сопротивления холостых залпов не давать и патронов не жалеть». При создавшейся обстановке приказ этот, как и следовало ожидать, никакого устрашающего впечатления не производит. 15 октября к бастующим присоединяются наборщики в типографиях, до сих пор продолжавшие набирать газеты ввиду их оппозиционного направления. Отрезанная от всей страны вследствие прекращения железнодорожного сообщения, столица лишается за отсутствием газет сведений о творящемся в ее пределах. Выходят, правда, «Правительственный вестник»[497] и «Ведомости петербургского градоначальника»[498], но их сведениям, впрочем весьма скудным, никто не верит. В зависимости от этого распространяются по городу самые фантастические слухи. Так, например, утверждают, что рабочие с расположенного в 15 верстах от города огромного Коломенского завода всей толпой идут на столицу с намерением громить все, что попало. Слух этот распространяется в особенности в богатом Литейном квартале и порождает среди его жителей немалый страх. Тем временем еще 13 октября в Петербурге образуется «Общегородской совет рабочих депутатов» (по одному от каждых 500 рабочих), представляющих 147 заводов и фабрик и более 50 мелких предприятий. Председателем его избирается помощник присяжного поверенного Хрусталев-Носарь. Совет тотчас приступает к образованию боевых рабочих дружин, причем по его примеру на некоторых заводах рабочие принимаются за изготовление холодного оружия.
Буржуазные партии исчезают с политической арены за исключением, однако, собравшейся 14 октября на свое учредительное собрание кадетской партии. Ею принимается следующая, предложенная Милюковым, резолюция: «Народ требует основных свобод, свободного избрания народных представителей в Учредительное собрание на основании всеобщего, равного, прямого и тайного голосования и общей политической амнистии. Цели эти общие с конституционалистами-демократами, а потому съезд заявляет свою полнейшую солидарность с забастовочным движением. Съезд приветствует крупнейший шаг народа, организованное, мирное и в то же время грозное выступление русского рабочего класса, политически бесправного, но общественно мощного».
Проявив принятием этой резолюции свое необычайное мужество и исключительный государственный разум, кадеты расходятся по домам и дальнейшего участия в народном движении октябрьских дней не принимают и вообще ничем себя не проявляют.
Наконец, 15 октября в редакции консервативной газеты «Новое время» собирается комитет прессы и постановляет «не считаться более с запретами цензуры», чего, впрочем, осуществить не может, так как рабочие лишили вообще прессу возможности что бы то ни было печатать.
Но что же в это время делает власть, кроме выпуска грозных на бумаге и не осуществляемых на деле приказов?
Власть ищет выход из положения и сосредоточивает все свои надежды на только что вернувшемся из Америки, увенчанном лаврами Портсмутского договора, возведенном в графское достоинство Витте. Но Витте знает себе цену и ставит свои условия. Разыгранная им в то время роль ясна до чрезвычайности. Преисполненный веры в себя самого, не задумывающийся громко заявить: «Я знаю, как спасти Россию», он желает всю власть сосредоточить в своих руках на таких условиях, при которых лишить его этой власти корона бы не имела возможности. Способ этот очень простой. Он состоит в том, чтобы убедить общественность, что он в полной мере разделяет мнение передовых слоев о необходимости для дальнейшего развития государства установления в нем твердого правового порядка, имеющего в основе население, облеченное всеми правами свободных граждан. В соответствии с этим между 10 и 17 октября он ведет определенный торг с верховной властью. Государь желает вручить ему права главы исполнительной власти, не связывая себя никакими обязательствами. Витте утверждает, что взять в свои руки бразды правления он может лишь при удовлетворении основных требований общественности, желает, чтобы осуществление этих требований произошло путем высочайшего утверждения его доклада, в котором признается необходимость немедленного осуществления гражданских свобод. Правда, он одновременно повторно заявляет на происходящих у государя заседаниях, что есть и другой способ водворения порядка в стране, а именно введение диктатуры и механическое подавление народных волнений, осуществить который он, однако, не способен, и что он не решается высказаться определенно за выбор одного из предлагаемых им способов. Но это простая диверсия или, вернее, желание снять с себя ответственность за принимаемое решение. Что это решение будет принято в соответствии с его желанием, он ни на минуту не сомневается, настолько он убежден в том, что без его помощи власть не в состоянии выйти из создавшегося положения.
