Григорий Распутин-Новый - Варламов Алексей Николаевич (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
«Как было бы радостно, если бы мы, почитатели Святителя Иоанна, в предстоящий торжественный день смогли бы воспеть Святителю не „вечную память“, а „величаем тя, Святителю отче Иоанне…“» – говорил в 1912 году протоиерей Тобольского кафедрального собора Дмитрий Смирнов – тот самый священник, который принимал участие в расследовании Тобольской консистории в 1907 году и готовил рапорт о принадлежности Распутина к хлыстам, а в 1913 году был назначен по предложению епископа Тобольского и Сибирского Алексия (Молчанова) председателем Комиссии по подготовке празднеств в связи с 200-летней годовщиной блаженной кончины Иоанна (Максимовича).
Среди наиболее деятельных членов этой комиссии был протоиерей Александр Иванович Юрьевский, главный архивариус Архивной комиссии при Тобольском братстве святого Дмитрия Солунского, известный своим крайне отрицательным отношением к Распутину. Упоминание о нем можно найти в книге О. А. Платонова:
«В 1912 году против Распутина пытаются сфабриковать еще одно дело о хлыстовстве. Содержание этого дела передают воспоминания семинариста, учившегося в Тобольской семинарии в 1907—1913 годах, некоего М.В.Андреева. В 1913 году он был семинаристом выпускного курса, на котором вел занятия некто священник Юрьевский. И вот однажды этот Юрьевский пришел к семинаристам очень расстроенный и начал жаловаться, что Владыко Алексий бросил в горящую печь его трехмесячный труд о Распутине, выполненный им по заказу епископа Евсевия.
Юрьевский пересказывает семинаристам свой доклад, содержащий откровенно фантастические сведения, 30 молодых людей, затаив дыхание, ловят каждое его слово.
Начал он с того, что Распутин был конокрадом, его поймали, избили и только после этого он стал ходить по богомольям. <…>
«Странствовал Распутин вместе с Варнавой года три, а впоследствии он сделал его епископом», – продолжал свой рассказ Юрьевский. <…>
Далее Юрьевский рассказывает семинаристам настоящие скабрезности, фантастические детали, не имеющие никакой документальной основы. Об этих выдумках и говорить бы не стоило, но они настойчиво распространялись определенными силами. Причем с многозначительными намеками, что это истинная правда, которую хотят скрыть от народа подкупленные царским правительством чиновники. Эта «версия» обсуждалась как серьезная и достоверная в кругах российской интеллигенции, лишенной национального сознания, выслушивалась с понимающей улыбкой. <…>
Юрьевский один из первых придумывает фантастическую процедуру «изгнания беса» путем половых сношений, которую активно приписывали Распутину. Не исключено, что именно Юрьевский, а не Илиодор (Сергей Труфанов) первый придумал эту подробность, которая впоследствии была «творчески развита» Сергеем Труфановым. И которая на полном серьезе обсуждалась в интеллигентских кругах и в широкой печати.
Кто был заказчиком этой истории – сегодня мы можем только предполагать. Но одно определенно ясно: она сильно способствовала развитию мифа о Распутине, внеся в него множество новых, неприличных деталей, ставших объектом самого широкого обсуждения».
И тем не менее именно этот «некто» Юрьевский в 1913 году сделал сообщение «О предстоящей 10 июня 1915 года 200-летней кончине Иоанна Максимовича (1651—1715)» и о «Путешествии митрополита Иоанна Максимовича в 1713 году в Тюмень», а в 1914-м – доклад на тему «Хиротония Иоанна Максимовича в архиерейский сан», а также сообщение по вопросу «Когда прибыл в Тобольск митрополит Иоанн Максимович?», очерк «Погребение митрополита Иоанна Максимовича» и, наконец, подготовил реферат на тему «Отношение Петра Великого к митрополиту Иоанну Максимовичу».
Однако в Синоде значения всем этим нюансам не придали. Обжегшись на деле о епископе Гермогене и имяславцах, Синод видел распутинский след и там, где он был, и там, где его не было. Снова находила на камень коса, и снова разрушалось доверие. В сентябре 1915 года Варнаву вызывали в Синод давать ответ за самодеятельность и грозили лишить сана и сослать, о чем он сам писал в письме к Государю, которое было найдено в бумагах последнего: «…7 числа я предстал как преступник перед этими синодскими бейлисами кровопийцами родной государь это было сплошное глумление циничный смех и особенно злобствовали Ярославский Аганфагел и Финляндский Сергий подойдут к оберу и вполголоса говорят, но так что мне слышно пора спросить как Григория руку целовал, а тот говорит это на следующий раз. Это была пытка надо мной, я не выдержал и так их отчитал оберу сказал, что Вы не судебный следователь и не обер еще за чем же Вы так меня хотите с толку сбить и глумитесь надо мной ведь я епископ православной церкви, а он обер добавляет и дружу с Распутиным тут все эти архиереи прыснули со смеху».
И далее в этом же письме уже не просто жалоба, но прямая директива:
«…они хотели вызв меня по пов дружбы с Гр Еф и на сем Сам (Самарин. – А. В.) хотел создать себе славу, но, верно, еще не покинул Господь. Ваше Величество, до чего дошло дело: Митрополит Владимир выразился, что царь глупую телегр послал, этому челов 50 было свидетелей. Пора, Родной, показать им власть Царскую. Думу не побоял разогнать, и утихли все, а этим одного да другого махнуть.
Пошлите Владимира в Киев, а того старика в Питер. Родной Государь, а этих разбойников – Аганфагела Ярославского и Сергия Финляндского – строго накажи да Никона Косого, так скоро будут смирны, иначе поздно будет. Они теперь бесятся, что ускользнуло дело о дружбе с Распутиным и теперь удобно их турнуть, а нет – все газеты опять будут гудеть, что Суд Архиереев за хлыстовскую дружбу. Ну, да Вы Сами поймете, что чем скорей, тем лучше».
«Сделали по всей земле праздник, а сатана газету и посеял страх, добро у него не пропадет», – несколькими днями раньше писал Распутин в телеграмме на имя Вырубовой.
«Митрополит Иоанн Максимович прославил себя чудесами. Напрасно отцы наши препятствуют, засиделись. Твое намерение Господь благословил. Твое слово для всех мир и благоволение а рука Твоя гром и молния покроит вся», – обращался он к Государю позднее, опять-таки намекая на «профнепригодность» епископата, а возмущенная всем происходящим Царица слала в Ставку свои письма и телеграммы с целью оказать влияние на Императора:
«Этот маленький человечек вел себя с замечательной энергией, защищая нас и нашего Друга, и резко отвечал на все их вопросы. Хотя митрополит очень недоволен С. (Самариным. – А. В.), все же он во время этого расспроса был слаб и – увы! – молчал. Они хотят выгнать Варнаву и поставить Гермогена на его место [49] – видал ли ты когда-нибудь такую наглость! <…> С. Финлянд. и Никон (этот злодей с Афона) в течение трех часов нападали на В. (Варнаву. – А. В.) по поводу нашего Друга. Сам. поехал в Москву на 3 дня, – наверное, чтобы повидать Гермогена. Посылаю тебе газетную вырезку о том, что ему разрешено, по приказанию Н., провести 2 дня в Москве у Вост., – с каких пор он имеет право вмешиваться в эти вопросы, зная, что по твоему приказанию Гермоген был наказан? – Как они смеют идти против твоего разрешения насчет величания? До чего они дошли! <…>»
Они – это Синод. Конфликт между ним и Императрицей разгорался с неслыханной силой. Оценивать правоту спорящих сторон значило бы очень много на себя брать, но одну вещь стоит отметить: в Царском Селе слишком часто ошибались, когда речь шла об управлении Церковью, и в Синоде это хорошо знали. С другой стороны, и Синод не всегда оказывался на высоте, вспомнить хотя бы дело об имяславцах.
Но вернемся к письмам и телеграммам Александры Федоровны.
«Забастовка Синода в такое время ужасно непатриотична и нелояльна. Почему они во все это вмешиваются. Пусть они теперь поплатятся за это и узнают, кто их повелитель!»
«Сегодня я видела бедного Варнаву! Милый мой, это отвратительно, как С. обращается с ним, сначала в гостинице, а затем в Синоде. Это прямо неслыханный допрос, и он так гадко отзывается о Григ, и назвал Его самыми ужасными словами <…>. Как преступны его слова насчет величания – что ты не имеешь права разрешать такой вещи, на что В. благоразумно ему ответил, что ты главный покровитель церкви, а С. дерзко возразил, что ты ее раб. – Как безгранично нахально и более чем неприлично, развалившись в кресле, скрестив ноги: расспрашивал он епископа про нашего Друга! <…> Дружок, ты должен быть тверд и заявить Синоду категорически, что ты настаиваешь на исполнении твоего приказания и величание должно продолжаться! <…> …прошу тебя не допусти, чтобы прогнали В. – Он великолепно постоял за нас и Гр. и доказал им, что они намеренно действуют в этом против нас».
49
Такие планы были вполне возможны. В 1915 году в связи с тем, что Жировецкий монастырь был занят немцами, Гермоген с разрешения Самарина приехал в Москву. «Он (Самарин. – А. В.), вероятно, видался с Гермогеном в Москве, – во всяком случае, он посылал за Варнавой, оскорблял и бранил при нем нашего Друга, – сказал, что Гермоген был единственный честный человек, потому что не боялся говорить правду про Григория, и за это был заключен, и что он, Самарин, желает, чтобы В. пошел к тебе и сказал бы тебе всю правду о Григ., но Варнава отвечал, что не может этого сделать, только если тот ему сам скажет и пошлет от себя» (Письмо А. Ф. Романовой от 7 сентября 1915 года. – См. в кн.: Николай в секретной переписке. С. 215).