Солдаты, которых предали - Вельц Гельмут (читать книги полные .TXT) 📗
Приказываю нужным мне командирам явиться на следующий день в четыре часа в определенный пункт, с которого мы все вместе осмотрим территорию завода. Еще раз прикидываю свои силы. Устрашающе слабы боевые порядки, которые завтра пойдут в атаку на укрепленную позицию. Последняя моя надежда – полк хорватов. Надеваю фуражку и ремень и отправляюсь на командный пункт хорватского полка.
Полковник Паварич сидит вместе со своим адъютантом за столом. Денщик как раз накрывает к ужину. Полковник встает и дружески приветствует меня по-немецки почти без акцента:
– Прошу садиться. Мы сегодня получили посылочку. Не желаете ли хорватскую сигарету?
Усаживаюсь поудобнее и начинаю высказывать свои просьбы. Полк уже в курсе дела. Узнаю, что кроме артиллерийского дивизиона от всего «легиона», насчитывавшего пять тысяч человек, остался всего один батальон. В нем 300 человек, он занимает позицию у северной части территории завода. Командует им майор Брайвиков.
– Обращайтесь к нему и отдавайте приказы ему. Заранее со всем согласен, – говорит командир полка. – Только меня оставьте в покое! С меня хватит. Мне бы сейчас оказаться в своей Хорватии – вот чего бы хотелось больше всего! Все равно достойной задачи на фронте для меня в данный момент нет. Вот видите – и он показывает мне томик Ницше, – занялся философией. А кроме того, я сейчас занят наградными делами. Вот, смотрите, ордена у нас красивые, правда?
Полковник кладет передо мной изображения орденов и с возрастающим воодушевлением начинает распространяться о своих крестах и медалях. Я пытаюсь спастись от этого неудержимого потока слов, все-таки оставаясь в рамках вежливости. Мне удается, и наконец я снова топаю к себе. Я возмущен этим полковником, его безответственным поведением, его равнодушием к своим солдатам, его детской забавой. И такой человек – командир целого хорватского легиона! Я начинаю сомневаться в принципах так называемого естественного отбора лучших. Но – так уж происходит все эти три года – суровая действительность войны прерывает ход моих мыслей, не дает додумать до конца. Черт возьми, всего 300 человек, один-единственный батальон и больше ничего – вот все, на что я могу рассчитывать! Да и кто знает, в каком состоянии находятся сейчас мои подразделения.
Вечером долго сижу с командиром 3-й роты. Перед нами план города, обсуждаем все варианты. Фидлер настроен крайне пессимистически.
– Нет, так не годится. На других не надейся. Рассчитывать можешь только на наших людей., И подумай о том, какие резервы там, у противника. Место каждого погибшего русского занимают двое других.
Спорить не приходится. Именно потому я и возражал против этого наступления. Не помогло, и теперь мы должны атаковать, несмотря ни на что. А если уж идти в атаку, так для того, чтобы в дальнейшем здесь было спокойно. Но сейчас я должен убедить Фидлера в возможности успеха:
– Все это верно, Пауль. Методом «08/15» здесь ничего не добиться{16}. Мы должны найти новые пути.
– Ты все о том же! Думаю, этого метода ведения войны с нас хватит по горло. До чего он нас довел? На переднем крае тонюсенькая стрелковая цепочка, каждый солдат – ну прямо жемчужина на ниточке, а позади, там, где раньше у нас были резервы, – пустота. Дерьмо – вот как это называется!
– Ты прав, Пауль. Но какое это имеет к нам отношение? Я возьму цех № 4 при помощи подрывных зарядов.
Объясняю ему свой план. Брошу четыре сильные ударные группы по 30-40 человек в каждой. Каждая подразделена на штурмовую группу и группу боевого охранения. Набрасываю схему, намечаю пункты приказа на наступление. Артподготовка силами артполка и орудий непосредственной поддержки пехоты должна длиться всего несколько минут, чтобы не лишить нас полностью момента внезапности. Врываться в цех не через ворота или окна– Нужно подорвать целый угол цеха. Через образовавшуюся брешь ворвется первая штурмовая группа. Рядом с командирами штурмовых групп передовые артнаблюдатели. Вооружение– штурмовых групп: автоматы, огнеметы, ручные гранаты, сосредоточенные заряды и подрывные шашки, дымовые свечи. У группы боевого охранения: пулеметы, автоматы, подрывные заряды и мины. Дистанция между обеими группами – 30 метров. Отбитая территория немедленно занимается и обеспечивается идущими РО втором эшелоне хорватскими подразделениями.
Филлер слушает спокойно. Поясняю на схемах, показываю по карте. Наконец он кивает головой и говорит:
– Если орешек вообще можно разгрызть, то только так. Должен сказать, что помаленьку начинаю верить в успех. Главное – идея насчет взрыва угловой стены цеха. Дело может выгореть. Что ты там набросал? Приказ на наступление?
– Да так, в общих чертах. Многое еще придется изменить.
– Все равно читай
– Ну, если хочешь… Но повторяю: на основе данных завтрашней – разведки многое придется изменить. А лучше посмотри сам!
Фидлер читает:
«Приказ на наступление 11.11.42.
1. Противник значительными силами удерживает отдельные части территории завода «Красный Октябрь». Основной очаг сопротивления – мартеновский цех (цех № 4). Захват этого цеха означает падение Сталинграда.
2. 179-й усиленный саперный батальон 11.11 овладевает цехом № 4 и пробивается к Волге. Ближайшая задача – юго-восточная сторона цеха № 4…»
В приказе перечислены участвующие в наступлении подразделения, средства артиллерийской поддержки, резерв, указаны разграничительные линии, местонахождение КП и перевязочного пункта, установлены световые сигналы и т. д.
«7. Исходную позицию приказываю занять к 3.00Доложить кодовым наименованием „Мартин“…»
Пауль расстегнул пуговицы своего мундира. Это хороший признак.
Три часа утра.
Тони резко нажимает на тормоз:
– Черт побери, чуть не наскочили!
Машина останавливается в нескольких сантиметрах от разбитого снарядом мотоцикла. Рядом лежит мотоциклист, в двух метрах от него валяется каска. Фидаер и я выскакиваем из машины. С первого взгляда ясно: помощь уже не нужна. Шинель разорвана и пропитана кровью. Относим убитого на обочину, отодвигаем искореженный мотоцикл в сторону. Надо ехать дальше.
В зеленовато-холодном лунном свете машина пробирается сквозь темнеющие низины, поднимается по крутым склонам, объезжает свежие снарядные воронки и мчится дальше. Перед нами зарево. Это Сталинград. Днем он тлеет и дымится, ночью пылает ярким пламенем. Над руинами непрерывно висит огромное облако удушающей гари, на все кругом ложится копоть. Это зловещее облако словно предостерегает каждого новичка: «Поворачивай назад, здесь сущий ад!»
Но наши чувства уже притупились за последние недели. Мы уже глухи к голосу пылающего огня и уничтожения, смотрим на окружающее словно, через какие-то особенные очки: то, что вблизи – дымящиеся развалины и умирающие камрады, – расплывается, теряет четкие контуры. Ясно видна только огромная цель вдали: выход к Волге и отдых. Мы похожи на игрушечный заводной паровозик: он слепо мчится по комнате, невзирая на стулья, ковры и ноги, пока не опрокидывается, наткнувшись на непреодолимое препятствие.
Подъезжаем к белым домам. Тони ставит машину под прикрытие надежного фасада, где она не просматривается русскими. Пусть ждет нас здесь. Одеваем каски, берем автоматы и двигаемся в направлении «Красного Октября». Над нашими головами строчат пулеметы.
– Швейные машины, – говорит Бергер. Вдруг становится светло как днем. В небе, осветив выжженную местность, вспыхивает желтый факел. Завывание приближающейся мины.
– Укрыться!
Разрыв. Один, другой, пятый, восьмой. Осколки мелкие, но вполне достаточные, чтобы пробить голову. Снова противный звук. Еще несколько разрывов. Минометный налет кончился. Становится тихо. Осветительные ракеты тоже догорели. Хочу встать. Легко сказать! Я почти засыпан, но даже и не заметил этого. Разгребаю землю, отряхиваюсь.
– Пауль, Бергер, Эмиг!
Все здесь. У Эмига кровь. Он не успел броситься на землю, и его швырнула взрывная волна, разбиты нос и подбородок.
