Всё, что осталось (Записки патологоанатома и судебного антрополога) - Блэк Сью (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Все мы слышали о людях, переживших клиническую смерть, которые описывают, как они куда-то плыли, выходили за пределы своего тела, видели яркий свет в конце туннеля, заново проживали свою жизнь и погружались в полный покой. Эти видения дразнят нас, якобы давая возможность представить, что ждет человека после смерти, а порой и вообще ее отрицая. Но у науки имеется собственное объяснение. Все эти феномены возникают естественным порядком в результате определенного биохимического и электрического воздействия на мозговую активность. Стимуляция височно-теменного узла с правой стороны мозга создает ощущение «плавания» и «вылетания» за пределы собственного тела. Яркие видения, ложные воспоминания и проигрывание реальных сцен из прошлого возникает из-за перепадов уровня нейротрансмиттера дофамина, которые влияют на гипоталамус, мозжечковую миндалину и гиппокамп. Недостаток кислорода и повышенный уровень углекислоты приводят к зрительным галлюцинациям с ярким светом и туннельному зрению, а также к возникновению эйфории и чувства умиротворения.
Стимуляция лобно-височно-теменной зоны коры головного мозга убеждает нас, что мы уже умерли — мы можем даже чувствовать, что лишились крови, всех внутренних органов и начали разлагаться, в случае довольно редко встречающегося психического расстройства, так называемого синдрома Котара.
Человеку свойственно отдавать предпочтение мистическим и сверхъестественным толкованиям событий, а не простой логике биологии и химии. Именно на этом основана деятельность доморощенных мистиков и гадалок с их туманными зеркалами, внушающими трепет неискушенному клиенту.
Самый большой страх связан со способом смерти — собственно процессом умирания. Страшный и болезненный период, который может длиться несколько мгновений или месяцев, с момента, когда мы узнаем, что смерть уже здесь, и до того, как она действительно приходит. Будем ли мы в свои последние дни мучиться от болезни, погибнем ли внезапно в аварии или станем жертвой преступления, а может, просто тихо угаснем? Иными словами, придется ли нам страдать? Как говорил писатель и ученый Айзек Азимов, «Жизнь прекрасна, смерть — это покой. Только переход немного неприятный».
Вот бы нам всем, как дяде Вилли, повезло прожить долгую, счастливую и здоровую жизнь и закончить ее в результате внезапного безболезненного падения в тарелку с теплым томатным супом, в окружении любимой семьи! Он не боялся смерти, потому что не знал, что она за ним уже идет. Для меня это лучший вариант кончины, которого я бы желала всем, кого люблю. Конечно, для остальных его смерть стала шоком. У моей мамы не было времени подготовиться к расставанию с человеком, которого она считала практически своим отцом, или свыкнуться со скорбью. Ритуал умирания, которого она ждала, так и не состоялся, дядя в одночасье перешел от жизни к смерти. Тем не менее в долгой перспективе родные и друзья находят утешение в том, что человек, по которому они горюют, умер максимально безболезненно, физически и морально.
Веселый дядюшка, обожавший поесть, умирает за обедом; садовник, застигнутый инфарктом, валится лицом в навозную кучу… смерть и черный юмор нередко идут рука об руку. И пускай капризы и причуды смерти в самый ее момент обычно не кажутся забавными, в дальнейшем они помогают близким легче пережить ее факт. Холодная ирония куда более жестока: гордый, независимый мужчина, всегда боявшийся инвалидности, проводит последние годы жизни, запертый внутри собственного тела, в безликой больничной палате; врач, лечивший гепатиты, умирает от рака печени; женщину, боявшуюся скончаться в одиночестве, смерть настигает в госпитальном боксе, когда рядом никого нет… Все это реальные случаи, произошедшие с моими друзьями и родственниками.
Моя любимая бабушка, техтер, родом с Шотландского высокогорья, говорившая на гаэльском, верила в предсказания. Она много рассказывала про свою бабку, которая, по ее словам, могла предсказывать каохлад (конец жизни) обитателей их маленькой деревушки на западном побережье, потому что видела во сне их похороны. Прапрабабка узнавала, чьи это похороны, по тому, кто шел во главе процессии.
Одна из таких историй касалась «Кэти с Глена», дальней родственницы моей бабушки, кончину которой старуха предсказала, увидев в одном из снов похоронный кортеж, возглавляемый мужем Кэти Алеком. Для всех ее пророчество стало шоком, поскольку Кэти была еще молодой и очень здоровой и крепкой. Но когда весна сменилась летом, моя прапрабабка опять напомнила о нем, сказав, что конец Кэти близок: во сне она видела, как резали торф, а это означало что лето подходит к концу. День за днем бедняжку Кэти преследовали пристальные взгляды, но она продолжала себе заниматься своими делами и ни на что не жаловалась. Когда пришло время резать торф, Кэти вместе со всеми отправилась на выработки, где кидала бруски вверх из ямы, а потом раскладывала на просушку, прежде чем везти в сарай на телеге, запряженной быком. Ее, как и остальных, донимали мухи, и от работы постоянно болела спина.
Никто не мог потом сказать, почему бык в тот день вдруг разбушевался, но бедная «Кэти с Глена» оказалась у него на пути, и бык расплющил ее о каменную изгородь. Как в предсказании, Алек в то лето действительно прошел перед ее гробом до самого кладбища. Моя бабушка, конечно, могла выдумать эту историю — с нее бы сталось, — но если это было правдой, то в нашей семье кое-кого определенно могли сжечь на костре за ведьмовство, особенно с учетом рыжей шевелюры. Подобные суеверия лежат в корне многих ошибочных представлений о смерти, а заодно служат отличным сюжетом для страшных сказок, которыми пугают детей в холодные зимние ночи, у камина, в котором жарко горит торф.
Моя бабушка — мать моего отца — принадлежала к поколению, в котором умирали гораздо раньше, чем мы теперь, и из всех моих бабок и дедов я знала ее одну, так что она являлась очень важным человеком в моей жизни. Она была мне одновременно учителем, другом и конфидентом. Она верила в меня и понимала, как никто другой, и если только мне требовался совет, дружеский разговор или утешение от кого-то, кроме родителей, я неизменно шла к ней. Даже когда я была еще ребенком, она откровенно беседовала со мной о жизни и смерти. Смерти бабушка совсем не боялась. Я часто думала, уж не предвидела ли она, когда та за ней придет. Помню, в один из наших памятных ночных разговоров, я вдруг совершенно ясно осознала, что она не всегда будет рядом, отчего сильно опечалилась и испугалась. Я не хотела ее терять.
Бабушка посмотрела мне прямо в глаза своими глубокими черными глазами и сказала, что я обычная фаоин (дурочка). Она никогда меня не покинет, даже когда «уйдет», так она это называла. Она обещала, что всегда будет сидеть у меня на левом плече и, как только зачем-нибудь мне понадобится, мне достаточно будет повернуть голову влево и прислушаться к ней. Я ей сразу поверила и никогда не забывала ее обещания. Я на самом деле всегда жила с ним, каждый день и каждый час. Я до сих пор автоматически наклоняю голову влево, когда задумываюсь о чем-то, и до сих пор слышу ее голос, когда мне нужен совет. Не уверена даже, чем ее слова стали для той маленькой испуганной девочки благословением или проклятием, потому что мое детство наверняка прошло бы куда веселей, если бы я не помнила постоянно о своей мертвой бабушке. Много раз она не давала мне совершать вещи, которые — я и сама знала — мне не следовало совершать, но все равно хотелось. Кто-то может назвать это совестью, но я совершенно уверена, что у моей совести мелодичный голос моей старой шотландской бабки.
Тогда же она взяла с меня слово позаботиться о моем отце, ее единственном ребенке, когда придет его час. Никто, сказала она, не должен переступать порог смерти в одиночку. Она будет ждать с другой стороны, но я должна проводить его до дверей. Я не стала расспрашивать, откуда взялась эта странная просьба — в конце концов, мне было всего десять. Не спрашивала я и о том, почему там не будет моей мамы. В действительности так и оказалось — мамы не было с ним. Могла ли моя бабушка, которая к тому времени давно лежала в могиле, каким-то образом предвидеть, что мой отец останется последним из старшего поколения нашей семьи, и проводить его сможем только мы, дети?
