Дружба, скрепленная кровью (Сборник воспоминаний китайских товарищей — участников Великой Октяб - Юн-нянь Лю "Редактор"
Я дополз до середины моста и на какой-то момент заколебался, не зная что делать: продвигаться вперед или отступать. Вдруг я увидал, как находившийся впереди меня боец, крепко сжав руками винтовку, бросился вперед. Я немедленно последовал его примеру: крепче сжал в руках винтовку, перебежал оставшийся участок моста и устремился на вражеские окопы. Враг, охваченный паникой, ослабил огонь. Наши бойцы, воспользовавшись тем, что вражеские пулеметы умолкли, поднялись во весь рост и с криком «в атаку!», быстро преодолев оставшееся расстояние, устремились на врага. Позиции противника были захвачены.
Когда бой закончился и мы проверили наличие людей, то оказалось, что из 800 с лишним бойцов было убито и ранено более 600, живых и не имеющих ранений осталось 160 человек. Хотя наши потери были очень велики, этот бой принес нам славу. Белогвардейцы начали бояться китайских красноармейцев; стоило им только услышать, что поблизости китайское подразделение, как они в панике разбегались. А местное население после этого боя стало называть нас не иначе, как «китайскими героями».
Командование Красной Армии предоставило нам время для отдыха и переформирования, а затем перебросило наш отряд в степь близ города Кургана (в то время это была маленькая железнодорожная станция). Вместе с другими частями Красной Армии мы преследовали отступающие белогвардейские войска. Рота, в которой я служил, была в авангарде. Когда она в погоне за врагом зашла далеко в степь, отступающие белогвардейцы внезапно остановились и повернули против нас оружие. Командир роты приказал немедленно окопаться. Сделать это оказалось невозможным, так как стояло самое холодное время года и земля промерзла почти на метр. Тогда командир приказал вырыть в снегу временные укрытия. В то время, когда бойцы были заняты сооружением укрытий, дозоры внезапно обнаружили, что с обоих флангов нас окружают вражеские кавалеристы. Командир роты, человек очень умный и находчивый, понял, что наше положение становится трудным, и приказал немедленно отступать.
Почти все бойцы роты благополучно отступили, а я и еще один товарищ оказались окруженными вражескими кавалеристами. Со всех сторон надвигались белогвардейцы с саблями наголо; отступать было некуда. В этот критический момент мы мгновенно сообразили, что надо спрятаться в снегу. Очень кстати поднялась сильная метель, и через каких-нибудь 10–15 минут нас покрыло толстым слоем снега. Так мы остались незамеченными.
Над степью опустилась ночь, подул холодный северный ветер. Мы промерзли до костей и страдали от голода, но боялись пошевельнуться. Невозможно выразить словами безвыходность положения, в котором мы тогда находились. Даже сейчас, вспоминая этот случай, я не могу удержаться от дрожи. Мы лежали и думали про себя: «Наверное, замерзнем». Смерти мы не боялись, страшнее был плен. Белогвардейцы люто ненавидели красноармейцев-китайцев. Если китайские бойцы попадали им в руки, с ними зверски расправлялись: отрезали уши, выкалывали глаза, после жестоких пыток их расстреливали. Поэтому мы твердо решили, что если враги обнаружат нас, будем биться до конца.
Так мы лежали в снегу в течение полутора суток. К утру третьего дня наши руки и ноги совсем одеревенели, глаза не видели, мы были совершенно беспомощны.
К счастью, в это время части Красной Армии начали контрнаступление. Нас обнаружили и отправили в тыловой госпиталь. Если бы приход наших задержался еще немного, мы, безусловно, замерзли бы в этой бескрайней степи.
После выздоровления я вернулся в свой отряд, он в то время находился в тылу на отдыхе. Однажды бойцы, собравшись вместе, вспоминали прошедшие бои. Все сошлись на том, что презрение к смерти — гарантия победы и что именно благодаря этому мы завоевали почетное название «китайские герои». Такие беседы воодушевляли бойцов.
Случай в Курганской степи подорвал мое здоровье, и я не мог больше участвовать в трудной боевой жизни отряда.
Меня направили в Омск на работу в органы ВЧК. Я думал, что буду выслеживать и вылавливать бандитов и шпионов, а мне поручили сопровождать эшелоны с каменным углем на линии Омск — Ново-Николаевск (ныне Новосибирск).
Однажды я случайно встретил на улице в Омске товарища Гао Хай-фына — командира батальона одной китайской части Красной Армии и рассказал ему о себе. Гао пообещал попросить Управление ВЧК перевести меня к нему писарем. Его батальон целиком состоял из рабочих, грамотных не было, а я умел читать и писать. Здоровье мое к тому времени несколько улучшилось, и я справился бы с этой работой. Тогда существовало такое положение, что учреждение не должно задерживать человека, которого запрашивает воинская часть, и меня откомандировали в батальон Гао Хай-фьгна.
Вскоре командование Красной Армии отдало приказ сосредоточить в Иркутске все китайские подразделения, находившиеся в Сибири, привести их в порядок и сформировать из них 3-й интернациональный полк под командованием Сунь Фу-жэня. Сформированный полк сразу же начал преследование белогвардейских войск, отступавших на восток, освободил Верхнеудинск (ныне Улан-Удэ), где и был расквартирован.
Когда наша часть двигалась на Верхнеудинск, у меня неожиданно обострилась старая болезнь, и я попал в Беляшинский военный госпиталь. Болезнь протекала тяжело, температура доходила до 40°. Я думал, что не избегу смерти, однако через некоторое время начал поправляться. После госпиталя я подал рапорт о демобилизации из армии по состоянию здоровья и вскоре получил согласие командования.
Мне выдали на полгода бесплатный проездной билет, по которому я мог съездить в любой уголок Советской России. Я по-прежнему получал денежное и провиантское довольствие. Оставив Сибирь, я отправился в Москву, затем на Украину, в общем, поездил много.
Шел 1920 год. Затянувшаяся война поставила молодую Советскую республику в крайне тяжелое положение. Народ бедствовал. Например, на Украине, житнице страны, основным продуктом питания была свекла.
Но несмотря на все эти трудности, новое утверждалось в сознании народа. Люди ощущали, как после революции совершенно изменились отношения между национальностями. Помню, в царской России мне приходилось наблюдать множество фактов угнетения нерусских национальностей, например, татарам и евреям запрещалось говорить на своем родном языке; нарушители установленного царскими властями порядка имели дело с полицией, подвергались оскорблениям и даже избиениям. В городах им запрещалось жить в больших домах. Даже богатые евреи и татары селились в маленьких деревянных домиках или землянках. И только после победы революции исчезла всякая дискриминация в отношении нерусских национальностей.
Что касается нас, китайцев, то в прошлом дворяне и помещики именовали нас не иначе, как «темными людьми». После революции отношение к нам совершенно изменилось. Многие китайцы, проживающие в СССР, женились на русских девушках, что до революции было неслыханно. Я растрогался до слез, когда увидал на выпущенных Советским правительством денежных знаках несколько китайских иероглифов, обозначающих лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Такие, как я, китайцы, служившие в Красной Армии, повсюду пользовались огромным уважением.
Во время поездок по стране я слышал много рассказов о китайских красноармейцах. Особенно мне запомнился один — о том, как под Пермью рука об руку сражались с врагом китайский боец по фамилии Нин и шестнадцатилетний русский красноармеец. Этот красноармеец отличался большой храбростью. Как-то во время боя он, невзирая на смертельную опасность, выскочил из окопа и открыл стрельбу по белогвардейцам. Китайский боец Нин, имеющий больший боевой опыт, увидев, в каком опасном положении оказался его товарищ, тотчас же выскочил из окопа и прикрыл красноармейца собой. Русский юноша остался невредим, а китайский боец был тяжело ранен в правый глаз осколком вражеского снаряда. Этот случай в те годы был широко известен русским и китайцам.
Многие из китайских добровольцев боролись против иностранных интервентов и белогвардейцев на Украине. В свое время мне пришлось побывать в украинской деревне Олисяны, в которой, по рассказам жителей, неоднократно останавливались китайские красноармейцы. Все жители деревни, кроме кулаков, ненавидевших китайские красные отряды, с восхищением отзывались о храбрости и дисциплинированности китайских бойцов.
