Реквием (СИ) - Единак Евгений Николаевич (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
Ни одна встреча Нового года в школе и клубе не обходилась без карнавала. Одевались, кто во что горазд. Флорик, активный участник всех встреч, вечеров, карнавалов всегда был оригинален. Он никогда не повторялся. Маски, которые он одевал, всегда были неожиданны и поражали новизной. Большинство масок он делал сам, не дожидаясь Нового года. Великолепно лепивший и рисовавший, летом он вдруг начинал делать очередную маску.
У меня. часто бывавшего у него, до сих пор перед глазами стоит выполненная им маска «Квазимодо». Просмотрев накануне фильм «Собор парижской Богоматери», Флорик загорелся идеей сотворить такую маску.
Глина в селе никогда не была проблемой. Придя однажды к Флорику, я застал его, склонившимся над старым выдолбленным корытом для теста. Флорик тщательно вымешивал глину, периодически то доливая воду, то потряхивая небольшим решетом с порошком глины. Вымешивал глину он довольно долго.
Огромный, как выпекаемый в деревне хлеб, батон глины Флорик с силой бросил на кусок старой широкой доски. Разминал её, уплощая. Затем кулаками стал уминать всё более вдавливающийся центр. Потом в дело пошёл макогон, которым Флорик уже формировал поверхность, похожую на отпечаток большой дыни. Указательным пальцем стал продавливать глину по центру. Меня, семи — восьмилетнего тогда, внезапно охватило волнение. Я понял, что это место для носа, большого, несуразного, с широкими ноздрями.
Затем выдавил, почему-то очень толстые, неровные брови. Потом я узнал тонкие, уродливые в своей неправильности губы. Ноздри и края губ соединил двумя глубокими канавами. Я еще ничего не понимал. То, что делал Флорик, мне совершенно не нравилось. Я бы сделал всё это гораздо красивее. Но Флорик уже отчертил маленькие, почти свиные, близко посаженные глазки. Потом настала очередь, я это уже понял, безобразных в своей уродливости, ушей. Череп Флорик почему-то оставил голым.
Потом, сделав из вишнёвых веток лопатки и заострённые палочки, стал скребать и приглаживать в одних местах, и делать глубокие рытвины и канавки по всему лицу и подбородку. Я тогда перестал понимать что-либо. А Флорик продолжал работать. Ровно срезав ножом и суровой ниткой края своего изделия, Флорик отнес доску с глиной, в которой угадывались контуры будущей маски, в сарайчик позади дома. Оставил сушиться в тени. А я с неохотой ушёл домой.
Через несколько дней, проходя мимо нашего двора, Флорик велел взять старые газеты и подойти к нему домой. Набрав побольше газет «Советская Молдавия», которую нам тогда регулярно приносил почтарь, я побежал к Флорику. Он задумчиво рассматривал своё детище. Взглянув на его глиняное творение, мне стало жаль Флорика. Лицо маски было рассечено несколькими глубокими трещинами на высохшей глине.
Но Флорик не унывал. Вытащив белые тетрадные листы из тазика с какой-то жидкой мутью, он стал их рвать. Мелкими лоскутками бумаги стал устилать и обклеивать всю внутренность глиняной формы. Потом замочил порванную на мелкие лоскутки газету. Подсыпал муки и налил в тазик немного воды. Оказывается Флорик вымачивал бумагу в жидком мучном клее. Потом снова клеил. Клеил он долго. Даже мне надоело.
Когда я пришел к нему в следующий раз, понял, что пропустил несколько важных этапов работы Флорика. Разбитые куски глины валялись под стенкой сарая. А маска исчезла.
Я не заметил, как Флорик покинул меня. Вдруг через окно раздался его голос:
— Зайди до хаты!
Я обошел дом и вошёл в сени. Никого. Налево комната с большой русской печью справа. Вдруг из-за печи на меня надвинулось существо, страшнее которого трудно было бы представить в самом кошмарном сне. Оскалив безобразный, приоткрытый рот с неровными, искривленными в гримасе злобы и отчаяния кровавыми губами, ко мне приближалось страшилище. Низкий покатый лоб, неестественно сильно выдающиеся надбровные дуги, глубоко посаженные щели, из которых на меня смотрели живые ужасные глаза.
Седловидный в переносице, горбатый и искривленный книзу, широкий синюшный нос. Раскрытый в горьком отчаянии безобразный рот, прикрытый сверху карикатурными толстыми носо-губными складками. Складки спускались на массивный, выгнутый вперёд и вверх тяжёлый подбородок. Всю эту мерзкую физиономию венчали, торчащие во все стороны распатланные седые, из конопляного клоча (пакли), волосы. Вероятно, утащенные из запасов старого Пилипа, живущего недалеко напротив.
В моей голове мгновенно стало пусто. Все мысли вытеснил, леденящий душу, ни с чем не сравнимый ужас. В немом страхе я провел несколько секунд. Ноги отказывались повиноваться, несмотря на то, что я хотел как можно быстрее скрыться от надвигающегося чудища. Мои руки мгновенно вспотели и стали холодными. А когда мне показалось, что страшилище мне подмигнуло и щелкнуло зубами, меня затошнило.
Наконец я заверещал. Как рассказывали потом тётке Марии всё слышавшие старый Михасько Калуцкий и бывшая в тот момент у них баба Сивониха, мой крик больше напоминал пронзительный писк, внезапно пойманного за задние ноги, зайца. Потом они увидели меня, убегающего из хаты. За мной, уже без маски, бежал Флорик и кричал вдогонку:
— Остановись, это я!
До меня не доходило его признание. Я бежал к калитке, соединяющей дворы Калуцких и Полевых. У самого частокола я остановился, увидев застывших на низкой лавке стариков.
— Що трапилося (Что случилось)? — вопрошала Сивониха.
Флорик вернулся в хату и вскоре вышел с маской на лице. Я уже не верещал. Страх мгновенно улетучился и я уже с интересом наблюдал за развивающимися событиями. Увидев Флорика маске, родной брат его деда замер с открытым беззубым ртом. А баба Сивониха долго и мелко крестилась. Потом перекрестила меня. Немного подумав, перекрестила и Флорика в маске. А я, глядя на эту немую сцену, уже смеялся, показывая пальцем на маску чудовища. Мне уже совершенно не было страшно. Стало весело и очень забавно.
Отошедшие от увиденного непотребства, старики стали громко возмущаться. Потом стали вдвоём обсуждать, к какой ворожке меня следует отвести, чтобы снять порчу от страха: к старой Тарнавской из Брайково или ждать цыган? А старый Михасько всерьёз предлагал поймать Флорика, состричь с него клок волос, поджечь и обкурить меня дымом.
— Ловить Флорика нужно вечером, — неспешно продолжал рассудительный Михасько, — когда он хоть немного уморится. А, чтобы поймать его, надо собрать не менее трёх человек. Двоим Флорика не удержать.
А меня не надо было обкуривать. Мне вдруг захотелось снова увидеть отвратительную, угрожающую физиономию, испытать, леденяший душу, страх, пригвоздивший меня к полу и отнявший у меня голос. Чтобы тело моё опять оцепенело в немом ужасе. Мне захотелось, чтобы сердце моё вновь остановилось. Чтобы потом вдруг оно проснулось и начало бешено колотиться в моей детской груди.
Адреналиновый шок. Сейчас, вспоминая и анализируя неоднозначные, зачастую непутёвые моменты моей жизни, каюсь: Я сам искал, как говорила мама, дидька (дьявола) на свою голову. Особенно много рисковал в детском и подростковом возрасте. Подсознательно и сознательно я искал или создавал ситуации, стимулирующие выброс адреналина. Почти всегда был поиске острых ощущений. Искал и создавал такие ситуации, которых обычный среднестатистический ребенок, как правлило, благоразумно избегает. Вкупе это называется адреналиновой зависимостью.
Мои сыновья в их детстве были благоразумнее своего отца. А может это мне кажется и хочется, чтобы было именно так?
Должен сказать, что маску Квазимодо и не только, Флорик делал в двенадцать-тринадцать лет. Без художественного образования. навыков, учебников, руководств и интернета, ранее никогда не наблюдая, как это делают другие.
Спустя много лет Флорик — уже отец почтенного семейства сотворил оригинальную маску на Новогодний карнавал. Его старшая дочь Альбина декламировала, экспромтом сочинённые Флориком стихи, в невиданной доселе маске «Космический пришелец».
