«Шоа» во Львове - Наконечный Евгений (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
— Знаете, скоро немцы уничтожат всех евреев.
В шумном жилище Самуэля Валаха повисла напряжённая тишина. Ида повторила:
— Я вам говорю, скоро всех евреев поубивают.
— Как всех? — опомнились присутствующие.
— А детей? — переспросила жена портного Фрида, мать пятерых малолетних детей.
— Истребят всех без исключения. Немцы — безжалостны. Они уничтожат и детей.
— Такого не допустит Америка, — выразил кто-то надежду.
— Америка далеко, — ответила Ида, — пока опомнится, нас не будет.
— Вот так вот пропадём и никто, никто в мире не узнает о нашей гибели? — спросила дрожащим голосом средняя дочка портного Туська.
— Нет, почему не узнает? Узнает — возразила Ида Штарк и вдруг показала пальцем на меня.
— Он об этом напишет, и это будут читать евреи во всём мире, — с этими словами она достала из сумочки серебристую авторучку и вручила мне, добавив, — Запомни, должен обо всём написать подробно.
В военное лихолетье серебристая ручка куда-то затерялась, но предсказание Иды Штарк запало в мою душу. При первой возможности, а возможность случилась не раньше, как наступила выстраданная, желанная независимая Украина, я опубликовал в первой бесцензурной львовской газете «Вече» воспоминания очевидца Катастрофы львовских евреев. Спустя еврейская газета «Шофар» перепечатала оттуда сюжет об Асе Валах и длинный отрывок «В оккупированном Львове» о некоторых обстоятельствах Катастрофы. Потом в трёх номерах газеты «Поступ» была опубликована моя развёрнутая рецензия на книгу известной еврейской исследовательницы Жанны Ковбы об Шоа в Западной Украине под названием «Галиция во времена страха и печали». Понятно, что газетные публикации не могли быть обширными — этого не позволяет формат газетных колонок. Обращаю внимание, что я пишу воспоминания, а не историческое исследование. Сейчас предлагаю более полную версию воспоминаний о львовской Катастрофе, какой я её видел и запомнил. Конечно, мои воспоминания не будут читать евреи во всём мире, но надеюсь на определённую категорию украиноязычных читателей, которые интересуются украинско-еврейскими отношениями вообще и, в частности, во Львове в период Второй мировой войны. Надеюсь что они найдут в моих записках частичку полезной для себя информации.
Магистратура Львова исходя из соображений противопожарной безопасности никому не разрешала строить на территории города деревянные дома. Поэтому центральная часть города в основном застроена трёх- и четырёхэтажными кирпичными домами. Наша Клепаровская улица до городской пивововарни тоже ещё с австрийских времён была застроена трёхэтажными кирпичными домами.
Из четырнадцати квартир нашего дома только в трёх проживали неевреи. Аналогичные пропорции наблюдались и в соседних кварталах старого Краковского района Львова. Эти северные кварталы города находились в районе, наиболее населенным евреями.
В общем перед Второй мировой войной во Львове проживало 110 тысяч евреев, или 32 % от всего населения львовян. Иначе говоря, каждый третий львовянин был евреем. На городских улицах часто можно было встретить ортодоксальных евреев с длинными бородами, пейсами, одетых в чёрные кафтаны. Они носили традиционные чёрные круглые шапочки или ермолки. Галстуки не одевали, наверно, из принципа, потому что они напоминают крест. Для сравнения, поляков в предвоенном Львове насчитывалось немного более половины — 131 тысяча (54 %), а украинцев — всего 52 тысячи, то есть около 14 % от общего числа жителей города. К тому же украинцы были социально и политически униженной частью населения. Их не допускали ни к одной административной должности, ни к престижным местам работы во всех сферах деятельности, и редко кто попадал на учёбу в высшие учебные заведения. А всего накануне Второй мировой войны на украинских землях проживало свыше трёх миллионов лиц еврейского происхождения, что составляло 20 % мирового еврейства (в 1887 г. — 30 %). В разрезе приведённых цифр кажутся нелогичными утверждения, которые к сожалению стали хрестоматийными, о как-будто «традиционной ненависти украинцев к евреям». Скорее можно говорить о традиционной толерантности. Сколько и что бы не говорили, но та земля, на которой живут украинцы, всё таки чем то привлекала евреев и не была для них каким-то адом. Именно тут зародился хасидизм, расцвела литература на идиш. Отсюда вышли основоположники современной еврейской исторической мысли, известные писатели, художники, учёные. Тут находятся многие памятки еврейской религиозной культуры, тут могилы великих раввинов и мудрецов. Тут и поныне, несмотря на все былые трагедии, еврейская диаспора является пятой по численности в мире. Даже такой неприязненный к украинцам еврейский автор, как Элиях Йонес, вынужден признать, что в еврейском фольклоре, в народных песнях, отображено нормальное взаимоотношение с галичанами, на которое, безусловно, оказало влияние соседства с украинцами. Мотивы многих хасидских напевов позаимствованы из украинского фольклора.
Еврейские историки, которые отслеживают Катастрофу своего народа в Галиции, начинают исследования, как правило, с момента начала мировой войны. Такой подход исторически мотивирован, потому что обусловлен тем очевидным фактом, что именно с того времени в Галиции началось на организованном государством уровне массовое преследование и физическое уничтожение «враждебных элементов» тоталитарными репрессивными органами или иначе говоря — государственный террор, самый страшный из всех других форм преследования. Поэтому, чтобы понять отношение львовян, в частности и львовских евреев, к существующим в период Шоа режимам, необходимо начать рассмотрение трагических исторических событий не с июня 1941 года, как это делали советские «постгалановцы», а с сентября 1939 года, как это делают еврейские историки.
Первого сентября 1939 года, вместо того, чтобы, как положено школьнику пойти в школу, под невыносимо неистовые завывания заводских сирен и взрывы бомб, от которых ужасно содрогалась земля, я очутился в тёмном подвале. В этот день началась Вторая мировая война, которая длилась шесть долгих лет и которая грубо перевернула страницу львовской истории, полностью изменив устоявшуюся столетиями демографическую картину города: почти каждый второй львовянин погиб насильственной смертью, а большинство тех, кто выжил, должны были покинуть родные жилища.
Как-то сразу, с первых часов войны, сбитыми с толку бурными военными событиями жителями нашего дома инициативно взялся руководить Мойсей Блязер. Этот невысокого роста тридцатилетний собственник маленького мануфактурного магазина имел врожденные задатки лидера-организатора. Он быстро стал неформальным комендантом дома. Напуганные первыми разрывами бомб соседи беспорядочно, словно стадо овец, спускались в подвал — бомбоубежище. Благодаря энергичному, уверенному руководству Блязера удалось избежать паники, опасного в таких обстоятельствах явления. Он определил для каждой семьи место для размещения в подвале, мужчин проинструктировал об их действиях в случае разрушения дома или пожара, указав каждому его конкретные обязанности, и это обыкновенное организационное мероприятие успокоило, утихомирило людей.
В лексиконе взволнованных войной львовян начало звучать до этого неупотребляемое слово «алярм» (тревога). В первый день войны алярм длился недолго. Но с каждым последующим днём длительность тревог увеличивалась. Увеличивались потери гражданского населения от воздушных налётов, о чём постоянно говорили с преувеличением и опаской. Вскоре алярм стал постоянным — непрерывным. Самые пужливые жители дома почти круглосуточно находились в подвале. Они притянули из квартиры раскладушки, а некоторые сколотили дощатые нары. Женщины с детьми находились в подземелье почти постоянно, выходя наверх только при крайней необходимости.
До начала Второй мировой войны господствовало общее убеждение, что счастье привратно, что в случае большого конфликта воюющие стороны обязательно будут применять химическое оружие. Польская армия, в отличие от гражданского населения, имела необходимые средства защиты от газов. Для гражданского населения в продаже противогазы появились накануне войны в ограниченном количестве и стоили дорого. (В нашем доме такой гражданский противогаз имел только Блязер). Гражданскому населению рекомендовали спасаться от ядовитых газов с помощью марлевых повязок, пропитанных аммиаком. Хранились повязки сумочках из плотного материала. Достаточно было в первые дни войны кому-то в нашем подвале подозрительно покрутить носом и крикнуть страшное слово «газы!», как люди хватались за свои сумочки. Резкий запах аммиака усиливал переполох. Блязеру не без труда удавалось успокаивать волнение слишком эмоциональных и темпераментных жителей дома. Через несколько дней о ядовитых газах забыли, а повязки с аммиаком выбросили в мусорник. Как не удивительно, гражданское население очень скоро привыкло к бомбардировкам, обстрелам и другим опасностям, рождёнными войной, хотя, казалось бы, такое положение является нормальным только для военных. Однажды после обеда, когда на редкость было спокойно и тихо, мы выбрались из бомбоубежища в свои квартиры, чтобы съесть горячего и, главное, помыться. Через недостаток воды в кранах дело с мытьём затянулось. Необходимо было принести воду из колонки на улице, которую мы называли «помпой» (насосом). Такие металлические «помпы» стояли почти на каждой улице, но спустя, в советские времена, они были бездумно ликвидированы. Установленная на улице Клепаровской ещё в австрийские времена колонка к удивлению уцелела и стоит поныне на прежнем месте. Пользуясь задержкой, я выскользнул за порог на улицу, посмотреть на белый свет. На лестничной площадке меня встретил сосед — торговец молочными продуктами по фамилии Мормурек. Этот всегда приветливый, улыбающийся пожилой еврей с большой седой бородой отличался ревностным хасидским набожеством. Каждую пятницу Мормурек выносил во двор (жил он в тесной комнатушке) живую курицу с завязанными лапами. Птицу держал он головой вниз. Затем Мормурек очень быстро раскручивал по широкому кругу птицу, пока, словно спелая вишня, не краснела голова от накопившейся там крови, а затем он резал курицу. Говорили, что таким способом Мормурек придерживается иудейского ритуала, который запрещает употреблять в пищу кровь.
