«Шоа» во Львове - Наконечный Евгений (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
— Загляни на минутку ко мне, покажу тебе что-то интересное, — ласково обратился ко мне молочник.
Заинтригованный, я вошёл. Дверца кухонной плиты в его квартире была открыта настежь, в глубине плиты между дровами белела скомканная бумага, поверх бумаги желтела кучка аккуратно сложенных деревянных чурок, которые в быту называли «смоляками». Рядом, на кухонном столе, виднелась спичечная коробка, на ней — спичка, дальше лежала конфета в разноцветной обертке.
— Чиркни спичкой, подожги смоляки, а потом возьми себе конфетку, — попросил Мормурек.
— Зачем? — не понял я.
— Чтобы нагреть еду, — объяснил он.
Только теперь я заметил на плите горшок с супом.
— Почему вам самому этого не сделать?..
— Мне нельзя, — замялся Мормурек.
Я выполнил, чудную, на мой взгляд, просьбу. Огонь загорелся, а я забрал себе сладкий подарок. Когда рассказал дома, то мне объяснили, что в «шабес» (субботу) евреям, согласно их религиозных канонов, запрещается какая-либо работа, в том числе и приготовление еды. Набожные львовские евреи ревностно придерживались этих предписаний. Каждый раз, в вечернее субботнее время мои еврейские сверстники исчезали со двора, где мы вместе игрались, а в еврейских квартирах закрывались двери. Иногда, заглядывая в окна, я наблюдал, как торжественно зажигался подсвечник, а глава семьи читал «шабесовую» (субботнюю) молитву. В «шабес» даже львовские улицы заметно пустели.
«Не должны христиане, — поучал меня отец, — в иудейские дела вмешиваться и не должны помогать евреям обходить их же собственные религиозные запреты. Это — еврейские проблемы, с которыми они сами должны справляться. Тот, кто им в этом помогает, есть «шабес-гой».
Находясь в еврейской среде, я знал, что слово «гой» («чужак») презрительное, аналогичное слову «нехристь».
Другая религия — другие обычаи. Я часто видел еврейских мужчин в ритуальной накидке — талесе, наблюдал как они с помощью кожаных ремешков прикрепляли на лбу и на левую руку чёрные коробочки (тефлины) и так предавались молитве. Эти и иные особенности еврейских религиозных практик воспринимались в нашей семье со спокойным пониманием. «Такой у них закон», — говорили по этому поводу. Так же воспринимали еврейские обряды и все наши родственники и знакомые: так требует еврейское вероисповедание. Вообще во Львове очень мирно сосуществовали различные религиозные обряды украинско-византийской, римо-католической, армянской и лютеранской церквей. Точно также сосуществовали вместе с ними и ритуалы иудаизма, хотя иудейская религия сильно отличается от христианской, и, соответственно, сильно отличаются и обряды. На уровне обрядовых взаимоотношений между религиозными конфессиями каких-либо антагонистических проявлений во Львове, в моё время, не наблюдалось. Например, традиционно на праздник Крещения Господнего (Иордан) украинские священники освящали воду в колодцах львовского Рынка, которую, как святую, брали для себя украинцы и поляки. Зато вопреки часто распространяемым теперь наивным утверждениям относительно общественно-политической жизни, романтической идиллии не наблюдалось, а была ожесточённая национальная борьба, которая переходила в лютую ненависть. В основном это касалось поляков и украинцев. В украинско-еврейских отношениях господствовали взаимное недоверие, настороженность, пересуды и, самое меньше, безразличие, особенно со стороны евреев, но ненависти не чувствовалось, хотя определённые еврейские авторы любят утверждать, что глубина и постоянность ненависти украинского народа к евреям достойны удивления.
Немецко-польская война все больше набирала обороты — силы были явно не равны.
Вскоре фронт подкатился к стенам Львова и он стал осажденным. Город начали обстреливать из полевой артиллерии, к счастью не часто. Один шрапнельный снаряд попал в верхний этаж нашего дома. В соседнем дворе шрапнелью ранило людей, которые неосторожно вышли в этот момент из укрытия. В нашем доме жертв не было, только повылетели стёкла из окон да весь двор покрыло толстым слоем битого кирпича и штукатурки. В один из дней затрещали частые выстрелы стрелкового оружия. Немцы приблизились почти за полсотни метров к нашему дому — впритык к костёлу св. Анны. Захватить внезапно город им не удалось. Польские войска пошли в решительное контрнаступление и немцев отогнали.
С течением времени подвал-бомбоубежище превратился на большую «коммуналку». То тут, то там гудели примусы, разносились запахи еды, слышалось хныканье детей, женские пересуды. Внутренне-родственная жизнь в значительной мере потеряла свою интимность. Ежедневные семейные взаимоотношения, отношение стариков к молодежи, родителей к детям, мужей к жёнам невольно стали доступными для посторонних ушей и глаз. Еврейские семьи демонстрировали твёрдые моральные устои и семейный лад. Еврейские мужчины не имели дурной привычки по любому поводу создавать весёлые компании, чтобы выпить. Алкоголь их вообще не интересовал, редко кто из них курил. Еврейские отцы нежно и умело относились к своим потомкам, прежде всего, беспокоясь об интеллектуальном развитии ребёнка. С малых лет детям вбивали в голову, что они особенные, мудрые, талантливые, потому что принадлежат к избранному Богом святому народу. «А вы будете называться священниками Господа, — служителями Бога нашего будут именовать вас; будете пользоваться достоянием народов, и славиться славой их» (Исая, 61, 6)
Как я уже говорил, люди быстро привыкли к военной жизни в подвале. Мужчины создали для себя как бы дискуссионный клуб: охотно часами обсуждали положение на фронтах, военную стратегию, политическую ситуацию, подробно рассматривали и другие мировые проблемы. Военный конфликт тогда не маскировался идеологическими причинами. Между двумя враждующими народами — немцами и поляками, шла открытая война за территорию, о чём говорилось в открытую. У женщин были свои темы для разговоров. В подвальных мужских беседах непререкаемым авторитетом признавался Мойсей Штарк или Мусе, как его обычно называли знакомые. Этот молодой, неженатый математик давно перенимался политикой. До войны Мойсея Штарка несколько раз на короткое время задерживала польская полиция за «вывротову» (подрывную — пол.) коммунистическую деятельность. Формально Мусе не принадлежал к действующей на нашей территории московской агентуре — малочисленной компартии Западной Украины. Но как идейный марксист, брал участие в пропагандистских акциях (распространение листовок, участие в запрещённых собраниях, манифестациях и т. п.) тех гореизвестных «капезеушников». Говорили, что за эту работу, которая должна была ослабить польское государство и одновременно расколоть украинское освободительное движение, из кассы московского Коминтерна платили неплохие деньги.
В один из дней жителей дома переполошила немецкая листовка. Авиация люфтваффе разбросала листовки с обращением к жителям Львова с требованием о капитуляции. Иначе угрожали безжалостным всеобщим штурмом города. Для спасения гражданского населения, предлагалось женщинам, детям, мужчинам, возраст которых был за 50 лет, покинуть город с 10 часов утра до 17 и двигаться в направлении Збойска — Ляшки Муровани. В подвале было проведено небольшое совещание. Блязер выступил против бегства из города. Его единодушно поддержали главы семейств. Однако нашлись львовяне, которые послушались немецкое командование. По Клепаровской улице в направлении Збойска шли пожилые мужчины и женщины с детьми. Одеты были как в туристический поход: рюкзаки, сапоги, в руках — посохи. Среди беглецов евреев не было видно. Они не поддались немецким обещаниям. И имели резон. Основную группу гражданских беглецов, собранных в лесу, немецкие самолёты уничтожили с воздуха, забросав бомбами. Осада города продолжалась.
Мусе первым откуда-то принес неожиданное известие, что Красная армия перешла польскую границу и направляется во Львов. В то время газеты до нас не доходили, а тогдашние примитивные детекторные приемники на кристаллах имели ограниченный диапазон, а дорогие ламповые радиоаппараты были ещё большой редкостью. Простой народ питался слухами и сплетнями. Львовяне неоднозначно восприняли неожиданный поход Красной армии. Так как между Речью Посполитой и Советским Союзом существовал торжественно подписанный пакт о ненападении, то некоторые поляки стали логично допускать, что большевики идут как союзники Польши на помощь. Они не знали, что принципы советской внешней политики лежали в глубоком неуважении к суверенитету соседних государств и к международным соглашениям. Протрезвление наступило быстро. До сих пор уверенные в себе чванливые офицеры, которые считали, что Польша есть «silna, zwarta i gotowa» (сильная, объединённая и готовая — пол.) и свято верящие, что могучая Франция выполнит свои обязательства: вот-вот перейдёт к офензиве (наступлению — пол.) и нанесёт Германии молниеносный сокрушительный удар, теперь растерянно засуетились. Всякая надежда потухла. Неизбежный военный крах Польши становился для всех очевидным.
