Люди молчаливого подвига - Василевский Александр Михайлович (читаем книги бесплатно .txt) 📗
Мияги не страшили пытки, он поклялся себе быть мужественным до конца. Он знал, что борьба не признает половинчатых жертв — это дело жизни, всей жизни…
Ётоку Мияги не вращался в высших сферах, не имел доступа к тайнам германского посольства, не состоял советником при премьер-министре, не был связан с посольствами Англии, Франции, США. Он жил среди тех, кто вольно или невольно втягивались в водоворот преступных замыслов клики милитаристов. Мияги боролся за жизненные интересы трудового народа Японии, стремился оградить его от кровавых жертв, разоблачать планы агрессивной войны.
Официально Мияги не входил в реакционную «Организацию мастеров гравюры, участвующих в войне», но слыл здесь своим человеком, его причисляли к баталистам. Однажды знакомый художник сообщил, что срочно выезжает в Маньчжурию, на монгольскую границу: там намечаются дела! Встревоженный Мияги сделал безразличный вид, сказав, что все эти «дела» его утомили; он знает, чем все кончится. «И чего они добьются еще одной мелкой провокацией? — Мияги безнадежно махнул рукой. — Советую тебе сдать командировку, поедем лучше в Канагаву, я знаю там одно живописное место». Подобного художник не мог стерпеть. «Мелкая провокация, говоришь?! — вскричал он. — Ты, Мияги, человек не от мира сего. Целая армия корреспондентов от разных газет и журналов вылетает в Чанчунь, а оттуда в Халун-Аршанский укрепрайон… Если хочешь, могу составить протекцию…»
От протекции Мияги отказался: нет, нет, он болен, политикой не занимается. Маньчжурия его также не интересует. Вот в Канагаву… Он только полюбопытствовал, долго ли приятель рассчитывает быть там… в Халун-Аршане? Тот ничего определенного сказать не мог. Ведь все они, фоторепортеры и корреспонденты, по официальной версии, должны присутствовать на маневрах, командировки выданы только до Чанчуня. Но когда располагаешь связями, то можешь узнать больше положенного… Мияги позвонил на токийскую квартиру своему клиенту и приятелю секретарю командующего Квантунской армией. Тот собирался в мае приехать в отпуск, нужно закончить портрет. Мияги был очень любезен, пригласил секретаря и его жену в ресторан «Империал». Госпожа поблагодарила. К сожалению, муж не приедет, как обещал. Отпуск задерживается. Что случилось? Ничего особенного, служебные дела…
Маленький штрих. Это лишь один из эпизодов деятельности Мияги, а их было много.
Мияги связался с Одзаки. Тот пообещал уточнить сведения, они подтвердились.
Так стало известно о готовящейся операции у реки Халхин-Гол. После этого началась напряженная работа по уточнению полученных данных. Через Вукелича удалось установить: японцы стягивают войска к восточным границам МНР. Зорге посоветовал Вукеличу вылететь в Маньчжурию. В Центр пошли радиограммы.
Зорге высоко ценил Мияги не только как своего верного помощника, но и как глубоко эрудированного человека.
«Я изучал Японию не только по книгам и журнальным статьям. Многое дали мне беседы с Одзаки и Мияги… Благодаря этим двум моим друзьям и соратникам я получил ясное представление о своеобразной роли военной верхушки в управлении государством, равно как о природе «Гэнро» — тайного совета при императоре, существование которого невозможно объяснить юридически… Благодаря моим друзьям я мог обозреть проблему в целом и составить о ней широкое представление… Наконец, без Мияги я никогда не смог бы понять японского искусства. Наши встречи часто проходили на выставках и в музеях…»
Центру Зорге докладывал о Мияги:
«прекрасный парень, не задумается отдать жизнь, если потребуется; болен чахоткой; посланный мной на месяц лечиться, удрал с курорта, вернулся в Токио работать».
Да, Мияги таял на глазах у товарищей. Он задыхался в насыщенном влагой воздухе Японии. Никакие поддувания больше не помогали. Особенно подкосило его известие о смерти отца. Отец умер в 1938 году. Все последнее время Мияги рвался на Окинаву, но события заставляли работать, работать, работать день и ночь: Хасан, Халхин-Гол, германо-японские переговоры… Отъезд приходилось откладывать. Мияги регулярно посылал в Америку деньги своей жене Чио, обещал скоро приехать, приглашал ее в Токио. Чио отвечала, что не знает, на кого бросить дело, кроме того, ее гравюры пользуются большим спросом. Она готова ждать Мияги хоть всю жизнь, так как понимает обстоятельства. Однако он чувствовал, что жизнь подходит к концу. И все же он будет драться, пока хватит сил. Раньше Мияги принадлежал к тем нетерпеливым людям, которые, утром посадив дерево, к вечеру хотят напилить из него досок. Но сейчас он осознал, что все дается огромными усилиями, что истинный патриот — это тот, кто болеет сердцем за будущее всего человечества, и неважно, на каком участке фронта он сражается.
Есть легенда: в старину, когда Фудзияма извергал на поля крестьян потоки раскаленной лавы и сжигал селения, ему приносили в жертву самую красивую девушку. И вулкан якобы затихал на века. Не такова ли твоя судьба, художник? Мияги задумал символическое полотно в духе гравюры Хокусая «Снег на горе Цукуба». Маленькая фигурка человека, бросающего вызов богу огня. О да, это далеко не Хокусай! Здесь иная символика, иное величие… Багровые тона… Нечто непривычное для японского глаза. Он работал самозабвенно, торопился закончить картину к намечавшейся осенью 1941 года выставке в Уэно. Но он все время помнил, что 13 октября должен встретиться с Зорге. После нападения Германии на Советский Союз и в связи с временными военными успехами нацистов атмосфера в Японии накалялась все больше и больше. Крайне реакционные группировки свирепствовали. Несмотря на то что Мацуока подписал в Москве пакт о нейтралитете, горячие головы советовали использовать сложившуюся обстановку и двинуться «на север», другие считали, что международная обстановка благоприятствует наступлению на Тихом океане…
10 октября 1941 года, вернувшись вечером домой, Мияги заподозрил неладное: в его отсутствие кто-то рылся в бумагах, производил обыск. Художник бросился к тайнику: донесение, подготовленное для Зорге, исчезло! Все кончено. Западня… Предупредить бы Одзаки…
В дверь постучали. Мияги перешел в комнатку, служившую мастерской, взял кинжал и стал ждать. Дверь сотрясалась от ударов.
И когда в квартиру ворвались полицейские, Мияги попытался покончить с собой. Его увезли в больницу при полицейском управлении.
Мияги вылечили от раны только для того, чтобы предать пыткам. Во время допроса он выбросился из окна. Но и на этот раз остался жив. Разбился насмерть полицейский, который прыгнул за ним.
Старинная тюрьма Сугамо… Она знала несколько поколений революционеров. Здесь после забастовки трамвайщиков томился великий коммунист Сэн Катаяма. В представлении чиновников отдела безопасности Ётоку Мияги был очень, очень опасным. Его заковали в кандалы, повесили на шею табличку, бросили в одиночную камеру, кишевшую блохами. Гремели засовы, бряцали сабли. Иногда в камеру Мияги приходил буддийский священник, но художник не удостаивал его взглядом. В небеса он не верит, на земле сделал все, что хотел. Мияги замкнулся в себе, окружающее больше для него не существовало. Его били, калечили, из горла хлестала кровь, и только стоны выдавали его мучения. Если бы повесили сразу… Кому-то нужен этот садизм, изощренные пытки, кому-то доставляет наслаждение наблюдать, как из горла художника вылетают куски легких. Тюремщики пинают его ногами, исходя яростью над его распростертым телом. На его долю выпало чудовищно много страданий: два года беспрестанных пыток. Он сознавал, что из Сугамо живым все равно не выйдет. Иногда в мозгу вспыхивали когда-то вычитанные строчки:
А в мире происходили события, которые могли бы вдохнуть новые силы в больную грудь Мияги, если бы он знал о них. Журнал «Кэйдзё Ниппо», который читали тюремщики, писал, что военная мощь СССР значительнее военной мощи Германии. Основой этой мощи Советского Союза являются сила Красной Армии, имеющей прочную организацию и современное вооружение, политическая прочность и крепость советского строя, патриотизм советского народа, огромные природные ресурсы, развитая индустрия, а также обширная территория. И об этом писал отнюдь не прогрессивный журнал. Поражение германских войск под Москвой привело в смятение правительственные круги Японии. Они понимали, что провал планов немецко-фашистского командования на советско-германском фронте неминуемо скажется на Японии: война, которую ведет Япония в Тихоокеанском бассейне против США и Англии, грозит принять затяжной характер. Японский обозреватель из «Коадзихо» в статье «Впечатление от СССР» делал малоутешительный для милитаристских правителей вывод:
