Реквием (СИ) - Единак Евгений Николаевич (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
— Заболела? — участливо спросил Митя. — возьми голубцы, очень вкусные получились. Поешь, а то у тебя в последнее время глаза ввалились и синяки вокруг.
Прикрыв рот ладонью, Люнька чересчур энергично покачала головой. Митя пожал плечами.
Когда Павел улегся на лежанке, Митя озабоченно спросил:
— Тебе легче? С чего бы это?
— С того… — Люнька застенчиво, будто с виноватой улыбкой посмотрела ему в глаза.
Несколько мгновений Митя смотрел, ещё ничего не понимая. Внезапно руки его расслабленно опустились вдоль туловища, он подался вперед. Еще не веря, спросил, почему-то, шепотом:
— Неужели?…
Люнька утвердительно кивнула…
Через несколько дней, войдя в хату, поймал на себе, вопросительный и торжествующий одновременно, взгляд Павла. Митя перевел взгляд на Люньку. Она утвердительно прикрыла глаза.
Через несколько дней за ужином Павло неожиданно спросил:
— Как будут звать моего брата?
— Погоди! — мягко возразил Митя. — Может это будет сестричка?
— Не-ет, братик! — убежденно заверил Павел. — Это будет Саша!
Не довелось Мите увидеть своего новорожденного сына. Через несколько дней после того, как, прорыв в стене проход, удрал на свободу ёж, на рассвете послышались удары прикладов в дверь. Дверь открыла Люнька и тут же без сил опустилась на лавку у стены. В хату ввалились жандармы. Поторапливая одеваться, вывели на улицу. В сенях на лавке продолжала сидеть побледневшая Люнька. Проститься не дали.
На одной из подвод уже сидели несколько сельчан. Приказав сесть, жандармы уселись в бричке, следующей за повозкой. На станции погрузили в вагоны. Сначала был лагерь, называемый «Кончентраре» под Сучавой. Потом лагерь для перемещенных в сорока километрах от Львова. Затем Бельзек и до конца войны каторжная работа в каменоломнях севернее Берлина.
Вестей от Мити не было. Почта в село стала приходить лишь после августа сорок четвертого. Тридцатого августа сорок третьего Люнька родила сына. Роды принимала, ночевавшая в ту ночь у Любы, моя баба Явдоха. Утром Люньку пришла поздравить ближайшая соседка, ровесница и давняя подруга, Раиса Михайловна Твердохлеб, беременная моим двоюродным братом Тавиком, моя тетка Раина. Положив на стол еще теплый, только что испеченный хлеб и чистые тряпки для пеленок, спросила:
— Как назовёшь, Люнька?
Люнька вытерла враз повлажневшие глаза, всхлипнула:
— Виктором. Если не вернется, будет память. Даст бог вернется, будут два Виктора.
Павел, в свою очередь, упорно называл брата Сашей…
…В сентябре сорок пятого ночью постучали в двери. В одной сорочке Люнька выскочила в холодные сени.
— Кто? — время было неспокойное.
— Свои! — за дверью ответил, так знакомый, голос.
Люнька откинула крючок и обессиленно опустилась на ту же лавку, что и в мае сорок второго, когда Митю забирали жандармы.
. В сорок восьмом родился Боря. Роды принимала, вернувшаяся из Зауралья с мужем-сибиряком Архипкой, Мария Фоминцова, урожденная Тхорик. Когда Боре было около двух лет, в воскресенье после выборов в дом Граммы в поисках Павла ввалился его пьяный приятель Каетан Мошняга. Полагая, что Павел на печи, сдернул одеяло, после чего завалился на топчан и захрапел. С одеялом на пол упал Боря. Правая половина тела оказалась не покрытой одеялом и сильно переохладилась. В результате у Бори оказались парализованными правые рука и нога.
Работавший и живший по соседству, недавно направленный в село фельдшер Петр Поликарпович Ковалев разводил руками. Направил в Тырново в районную больницу. Почти два месяца лечения оказались безрезультатными.
Помощь пришла нежданно. В больнице, увидевшая страдания ребенка старая женщина, больше похожая на нищенку, посоветовала собрать по селу старые кости, когда-то забитых, животных:
— Кости отмыть, и целый день вываривать в печи в двухвёдерном глиняном горшке. В теплом отваре ежедневно купать ребенка.
Отвар, по указанию женщины, не выливали. Снова следовало кипятить с костями и снова купать. После первых же купаний состояние ребенка улучшилось, стала восстанавливаться двигательная активность руки и ноги.
Митя, глядя на улучшение состояния младшего сына, пешком притащил с Мошан целый мешок костей. Так и лечили. Через два-три месяца купания в отваре костей прекратили за ненадобностью. Боря выздоровел и больше не болел. В младших классах, правда, его нашла, гулявшая по селу среди детей, свинка (эпидпаротит). Около двух недель Боря днем и ночью, дома и на уроках не снимал лохматую, из собачьего меха, шапку-ушанку.
Сейчас, с высоты моего возраста и опыта, полагаю, что в раннем детстве у Бори имела место фоновая врожденная, обусловленная голодовкой во время беременности матери и усугубленная травмой и переохлаждением, гипокальциемия (выраженный недостаток кальция в организме) с дефицитом витамина Д3.
Течение времени, как говорят в юриспруденции, к сожалению, обратной силы не имеет. В пятьдесят третьем не стало георгиевского кавалера Макара Олейника. Чуть позже после сильных ожогов, в результате пожара в собственном доме, ушел из жизни его сват Михась Твердохлеб. В пятьдесят пятом, на месте Макарова дома, разрушенного бомбовым ударом, построили новый, оставив женившемуся Павлу, по праву принадлежащий ему, отцовский дом.
Свой брак супруги Грамма зарегистрировали в семидесятом, в связи с переоформлением пенсии Елены Макаровны. В восемьдесят третьем Виктор Ильич и Елена Макаровна Грамма переехали в, выстроенный совхозом, новый дом на Малиновке — новой улице села.
Построенный в пятьдесят пятом году, дом снесли. Бульдозером выровняли все неровности двора, засыпали погреб, выкорчевали последние старые акации, семена которых были занесены ветром, незнамо откуда, более ста лет назад. На месте старой усадьбы всем миром построили первую, за сто с лишним лет существования села, православную церковь.
Когда вопросы обеспечения собственной жизнедеятельности не в состоянии решить сам человек и общество в целом, испокон веков в такие периоды люди обращаются за помощью к высшим силам.
В девяносто восьмом после тяжелой операции на семьдесят восьмом году медленно угасала жизнь Мити (Виктора) Грамма. В спутанном сознании он довольно внятно произнес:
— Руку…
Сидевшая рядом соседка Маричика положила свою руку на уже высохшую руку Виктора Ильича. Сжав руку соседки, умирающий тут же оттолкнул. Занервничал.
— Руку… — снова прошептали его губы.
Елена Макаровна подошла и взяла руку умирающего мужа. Слабеющей рукой он поднес руку его Люньки к своим губам. Холодеющими губами поцеловал. Последним в своей жизни целенаправленным движением погладил руку жены…
На поминках соседи поминали Виктора Ильича и вспоминали, как во время болезни Люньки выпекал хлеб, готовил на всю семью, доил корову и коз. Козьим молоком отпаивал свою больную Люньку.
Через пять лет в возрасте семидесяти трех лет ушел из жизни старший сын Павел Иванович Твердохлеб. Елена Макаровна (Люнька) прожила без самого малого сто лет.
Сыновья Виктор и Боря. Это уже мои современники. Последнее, как говорят, живое общение с Виктором имело место осенью шестьдесят третьего. В то воскресенье я ремонтировал радиоприемник у моего дальнего родственника Ивана Климова (Кабрекало). Виктор долго и внимательно следил за моей работой, задал несколько вопросов и дал совет. Я понял, что передо мной радиолюбитель, далекий от дилетантства. Виктор сейчас в Севастополе. Пенсионер. Виртуальное наше общение возобновилось около двух лет назад в процессе написания книги.
Боря, младше брата на пять лет, в части детских и подростковых увлечений и проказ был бледной копией старшего брата. Борю отличала высокая дисциплинированность и ответственность. Будучи подростком, увлекся кинематографом. Несколько лет подряд фильмы в сельском клубе «крутил» Боря. Наш учитель математики и истории, незабвенной памяти, наш всеобщий школьный кумир Иван Федорович Папуша, комментируя увлечение Бори, говорил:
